Пропитанный

Вот тебе три строки,
Первая – нега теплых углей,
Вторая – ветреный дым,
Третья – зола и сажа,
Вот тебе три пути,
Первый - домашний елей,
Второй – пешая пыль,
Третий – уже не важно.
Вот тебе моя соль,
Сердце, накрытое небом,
Стопы, излитые полем,
Взгляд, пропитанный ночью,
Вот тебе мой покой,
Прими его, мне он не ведом,
Оставь его, мне он не волен,
Забудься в нем, как он порочен.
Вот тебе мое “Я”,
С самого темного дна,
Самым призрачным светом,
Первое – солнечный ветер,
Второе...

Зыбок, прозрачен и светел
теплый сентябрьский вечер.
Звездам несется навстречу
влагой пропитанный ветер.

Шепчет мне на ухо нежно
ветер о море безбрежном.
Сердце мое, как и прежде,
переполняет надежда.
Видится даль мне морская,
рябь на воде золотая,
чайки, которые стаей
с лунной дорожки взлетают.

Теплый сентябрьский вечер,
как я мечтаю о встрече
с морем, которое лечит,
душу усталую лечит!

Город стекает черной смолой
Под ноги призрачных душ
Снующих в проемах проспектов.
Ночь собирает в стаи дворняг.
Ночь расползается кляксами луж –
Дождь очищает от света
Дешевого лоска.
В каждом движении слышится страх,
Страх нарезает лунную дрожь
В выжженный воздух,
Пропитанный потом денег.
Ночью уже не солжешь
В холодной степи одиночества.
На сцене,
Лишь ты и твое отражение
В мертвых витринах,
А у виска
Волчий оскал фонарей.
Город спадает свинцовой периной
В следы у закрытых...

Переспевшая осень укутает бархатом дни,
И листва, разлетаясь, подарит мне яркие краски.
Я, по тихим аллеям, в обход дождевой западни,
Побреду, обжигаясь осенней пылающей сказкой.

А листы, опадая без чувств, нарисуют круги,
Рассекая, пропитанный осенью, воздух аллеи.
Я, не в силах сдержаться, прижму эти листья к груди,
Эти чудо-сердца отдадут свою нежность, алея.

Согревающим светом опутает осень нить,
Не жалея, разбрызгает всюду палящие краски.
Эти краски не смоются даже в дождливые...

В глазах волка
черпая нежный огонь
хищного пламени,
Приручив эту рыжую бестию
лаской кнута
сердечной грозы,
Я пою без умолку
в распятую жизнь,
как в открытую рану,
И на воду пресную
солью крошу
чистой слезы
рассветных приправ.

Мне из веры
нервы
вязать
обучаться у храмов звенящих,
Мне из тени
пленной
лепить
святых ветров отметки.
Помолись за меня,
моя люба,
пока я живу настоящим,
Проводи мое эхо
к лазурной любви этих ветров.

И с звездою твоей,
обручаясь незримой...

Водой пропитанный снег,
Слежавшийся, ноздреватый,
Лежит - уродливо пег -
Комком окровавленной ваты.

Застывшим облаком чад -
Над вырубленными лесами.
Волчица кормит волчат
Искусанными сосцами.

Вдруг счастья даст детям жизнь,
Ее принимая жертвы.
Поскуливая дрожит...
Надеется, верит, терпит.

Простишься с родными до завтра и выключишь свет.
Ночь звёздная тихо заглянет в окно златоглазкой.
Натянешь по горло духами пропитанный плед,
Прижав чебурашку, как в детстве, с доверчивой лаской.

В открытую форточку резво впорхнёт мотылёк,
На улице скрипнет от ветра фонарь – твой ровесник.
Наушники, громкость, рассеянный взгляд в потолок,
И снова напомнят о детстве индийские песни.

Уйдёт sms, но в ответ промолчит адресат,
Не лечит упрямое время от прежних ушибов –
Часы не умеют...

Абсент. Абсолют.
И твой голос, пропитанный солью, пахнущий синей волною.
На мобильнике ноль входящих.
Сигарета. Последняя. Утром. Мне – некурящей.
Дым в небеса. За ним мои мысли строкою.


Туман обнимает за плечи. И небо теплеет.
Так страшно проснуться.
Мои волосы ветер растреплет, прохладной рукою касаясь.
Не будет теперь ничего, кроме этого ветра. Я знаю.
Рассыпаюсь лучами восхода. Стынет соль на щеках.
Невозможно вернуться.

Мелькают нити проводов.
Свистит состав, туманы сея.
А на распятиях столбов
кровит закатная Рассея.

Лес отбежал и почернел,
и поезд жёсткими губами
целует бронзовый удел,
пропитанный насквозь хлебами.

Спешат косматые стога
укрыться за хвостом железным,
змеёю скользкою река
ползёт от взглядов бесполезных.

И то ли контуры машин
пылятся, съехав на развилку...
а, может быть, Рубцов, Шукшин
уходят от путей в обнимку.

Трепещет шторка всякий раз...
Колёса ритм чеканят мерно...

Прокуренный ядом,пропитанный зельем,
На тоненьких ножках,с повадками гада.
С румянцем бесценным,сметающим взглядом,
С животиком спелым,с кормушкою рядом.

И давит улыбу,раздувшись губами,
Кровавые пятна от лязга зубами.
И бегают глазки и ручками машет,
И требует ласки и кровушки нашей.

И гладит загривки охранников бравых,
Глотающих сливки,таких же зубатых.
Их взгляды двуличия во лжи закаленных,
Пищат от наличных,бедой погребенных.

И держатся важно,а ножки трясутся,
Подумать...