Приснится

Ах, как время меня измотало,
Перетерло почти в порошок.
И крупицы крутого металла
Задевают все чаще висок.
Золотое сыпучее время
Раздирает обугленный рот.
То швырнет пред собою колени,
То пошлет безрассудно вперед.
Кто за мной?
Да всего единицы,
Остальные – молва и навет.
Но услышится, а не приснится,
Кто-то горько смеется вослед.
И пускай.
Нас всегда было мало.
Каркнет ворон, изменит жена.
На краю окоема устало
Надо мной наклонится луна.
Вот она моя вольная воля,
Вот удача в...

С чем прощаться – понять не могу.
И всего-то, что строчки в запасе.
Я ведь тоже гулял на лугу,
Был своим на незримом Парнасе.
Но ведь дочка смеётся ещё,
И пускай ей однажды приснится:
На моё опираясь плечо,
Ввысь взлетает красивая птица.
Я любил и прощал на веку,
Жил по совести – не за награды.
Если кто-то припомнит строку,
То других поминаний не надо.
2005г.

Закончен век…
Перевернём страницу.
Ужели впереди огонь и дым?
И вспомнится пускай, а не приснится,
Что в том, минувшем, был я молодым.
Весёлым слыл,
Умел смеяться звонко,
Писал стихи,
А прозы не писал,
И шла со мною лучшая девчонка,
Которой эти строчки посвящал.
Жестокий век, его не взять нахрапом,
Хотя нахрап и был не понутру.
Я никогда пред временем не плакал,
И кожа задубела на ветру.
А что под ней – одна душа и воля,
Декабрь в ночи и полог голубой.
За дальним лесом кладбище...

...И кончилась луна, и соловей отщёлкал,
Вселенский мрак накрыл и землю, и дома.
А ветер остудил ей ангельские щёки,
И можно зарыдать или сойти с ума.

Теперь мне никогда, наверно, не приснится,
То окончанье дня в преддверии грозы.
Её горячий рот и тонкие ресницы
Мне сузили судьбу до крохотной слезы.

Наступит новый день, где резче очертанья,
Дарован будет мне почти что задарма.
И можно бы шептать «очей очарованье»,
А можно зарыдать или сойти с ума.

И отблистала заграница
В глухой полночной тишине.
Спрошу:
- А что тебе приснится,
Когда ты вспомнишь обо мне?
Ты улыбаешься случайно,
Тихи ответы и просты:
- Твои глаза всплывут как тайна.
А после?
После?
То же ты.-
…Смешной щенок уснул у ног,
Дым над узорчатой трубою.
Какой прекрасный диалог
Веду сегодня сам с собою.

Ищу, как в речке брода,
А лодка на приколе:
- Искусство – для народа,
Заучивали в школе.

Девизы неизменны,
Нет брода у реки.
И упирались в стену
Ее ученики.

Не чистотой вокала
Себя в себе лепили,
Стареющая Алла
И недалекий Филя.

Как наркоман от ломки,
Сплетясь в клубке страстей,
И били в перепонки
Металлы всех мастей.

Прошел Христос без брода,
Была тверда стопа.
- Искусство – для народа,
Когда народ – толпа.

Пусть лучше не приснится,
Как во поле колосья,
Одни...

Может быть от мыслей невесёлых,
Слёзы нависают из-под век.
Умирает крошечный посёлок,
Как больной и старый человек.
В страшном сне такое не приснится,
Господи, хоть ты бы увидал…
А Москва?
Ну, что – она столица,
Город профурсеток и кидал.
У зеркал накручивая локон,
В тяжких думах, чтоб ещё надеть.
Из намытых, из кремлёвских окон
Родины моей не разглядеть.
Сгинет он – России не убудет,
Оправданья знаю наперёд.
Эти, за стеной кремлёвской – люди,
Остальные, попросту – народ.

Созвал, как-то, лев всех зверей на собранье.
Открыл длинный список, что в лапах держал.
Зачем, для чего вдруг собрал утром ранним,
Никто не догадывался и не знал.

Зачитывать начал свой список «Так, значит,
Волк, завтра на завтрак ко мне ты придёшь!
Вопросы?» Звучало в ответ, чуть не плача --
«Нет! Коль от судьбы всё равно не уйдёшь!»

Читать продолжая, взглянул на лисицу –
«В обед…» -- так не смог до конца дочитать.
От взгляда того -- в страшном сне не приснится...

Сказал Творец, создав корову:
«Живи все шесть десяток лет!
Не бойся в поле молний, грома,
Тебе пастись на нём – чуть свет.
Тому, кто пригоняет с поля,
Всё пощедрее отдавай.
Так будут содержать с любовью.
И про телят не забывай!»

«Не лёгкая моя, знать, доля!
За ропот ты меня прости,
Коли на всё твоя лишь воля,
Но лет мне хватит -- двадцати!»

Дано добро на то прошенье.
Собака создана Творцом.
Своя для псины, в завершенье,
Звучала речь – «Перед крыльцом
Сидеть...

В синем мраке за окном
заметались тени.
Мир заснул тревожным сном,
полным сновидений.

Снится миру суета
городских кварталов
и пустая маята
горожан усталых.
и мерцающая муть
тусклых мониторов,
навевающая жуть
ледяных просторов
той изнанки бытия,
что, презрев реальность,
обозначила себя
словом «виртуальность».
Снятся миру рёв машин,
греющих моторы,
и неоновых витрин
яркие узоры…

Обезумев от людей,
мир готов смириться
с тем, что шум грибных дождей
больше не приснится.