Песенка бродяги

Мне время никак не даёт оглянуться
И бросить назад вопрошающий взгляд.
Я рос, несмотря ни на что, вольнодумцем,
И, споря, смотрел оппонентам в глаза.

Взрослея, я стал понимать взрослых лучше,
Хотя соглашаться отнюдь не спешил.
Пожалуй, наш мир оказался не худшим,
Но всё же жестоким для чуткой души.

С годами в словах стал чуть-чуть осторожен,
Но чувство толпы не прижилось никак.
Свобода всех денег на свете дороже,
Я только ввиду не имею бродяг.

И вот захотелось увидеть себя же...

Гномик в домик быстро шмыг,
Зацепил за половик,
Через голову кувырк,
И в кроватку сразу нырк.

До утра там прохрапел,
Встал и песенку запел:

"Как прекрасно жить на свете,
Когда есть на свете дети.
Мелкие проказники
Создают нам праздники".

Идут последние снега –
зима расщедрилась, прощаясь…
Синичья песенка простая.
На вербе первая серьга.
Уже в прорехи тонких туч
по капле льётся лава с неба,
но спит под тёплым пледом снега
травинки робкой острый луч.
Зима иссякнет, опадёт,
подтает, впитываясь в корни…

А напоследок, спину сгорбив,
синичек белой булкой кормит.
Крошит.
Последний снег идёт

2012-02-16

Не горек хмель, не сладок сон
и лунной дольки привкус терпок
(недавно было колесо,
теперь остался тонкий серпик).
По мутным мартовским ручьям
плывут февральские печали.
Пустая лодочка ничья
к бессонной пристани причалит.
Моя высокая хандра
ослабнет и отпустит горло.
И станет холодно и голо.
Но за мгновенье до утра
услышу я сквозь тонкий лёд
движенье соков и созвездий,
утиных стай ночной пролёт
над сирым рубищем предместий,
как просыпается трава,
пушится верба золотая...

Я уже не боюсь опоздать,
Я уже не ищу мне полёта.
Променял я Небес Благодать,
На мещанского быта болото.

Жизнь моя, песней быть перестала,
В ней, не грежу уже наяву.
В ней, как все быть стараюсь и вяло,
Скуки серостью время живу.

Не спешу, а всё взвесить стараясь,
Обхожу всякий шум стороной.
Я бродяги разгульную радость,
Променял на уюта покой.

Моё сердце уже не тревожит,
Тайн загадкой, дорог новых зов.
И дней будних рутина похожа,
На бессмыслицу путаных снов.

И уже, не...

Такая ночью тишина,
что слышен шорох снегопада…
Погасла лунная лампада
в провале тёмного окна.
На мир спускается зима,
смягчая улиц угловатость,
и укрывает сладкой ватой
скамьи, деревья и дома.
Слепая вьюга вяжет шарф,
в пушистой пряже звуки вязнут.
Фонарь, бродяга долговязый,
склонил плафона тусклый шар,
седой кивает головой,
судьбу покорно принимая.
Позёмкой чертится прямая
черта по чёрной мостовой.
Как будто делит белый свет
или итог ему подводит…
Моя бессонница...

Ускользает опять и ум мучает,
Эхом тени за мыслью фонит.
Что-то то, что под странности кучею,
В тайне зовом загадки кричит.

Это то чего нет ещё в яви,
Что возможно, но лишь вариант.
То что может ум знать, но не вправе,
О чём истины мира молчат.

Тайна может быть всем и пустышкой,
Одарить может и обокрасть.
Ослепить озарения вспышкой,
Безразличие прятать и страсть.

Жутковатая сладость страшилки,
И в свет знания нового дверь.
Выбор верных путей на развилке,
И предчувствие новых...

Сила ветра бесконечна,
Нам известно всем давно.
В жизни он бродяга вечный,
Нету дома у него.
Странник он, притом свободный,
Не привязан ни к чему.
То он нежный, то он грозный,
То он там, а то он тут.
Он порой считает звёзды,
Ловит вновь их на лету.
Он романтик, он серьёзный,
И его не обмануть.
Он по жизни словно парус,
Помогает морякам.
У него особый статус,
Он шутник для милых дам.
Норовит залезть под юбку,
Чем прохожих всех смешит.
И уже через минутку
По делам своим спешит...

Я себе придумал идеалы,
И в них верил вопреки всему.
Во мне гордость духа запрещала,
Сомневаться сердцу и уму.

Ну а мир дурман самообмана,
Данности ветрами разгонял.
И в свой срок — не поздно и не рано,
Ставшее ненужным, в нём стирал.

И кричит, в комок судьбою смятый,
Потеряв во сне самоконтроль.
Не раз битый, многократно клятый,
Он приучен, прятать в себе боль.

Всех судьба, их помечает знаком,
Он и даром, и проклятьем нам.
И дорог, не избежать бродягам,
И тревог, отзывчивым...

Не дорости, не дотянутся,
Не передать, не донести.
И сожаления лишь чувство,
В груди о пройденном пути.

Ни взлётов нет и ни падений,
Там позади в прошедших днях.
Лишь суета дел и движений,
Да недосказанность в словах.

Всё было иль наполовину,
Иль за края перетекло.
Ни в чём златую середину,
Сломавшись, сердце не нашло.

И из огня, да в полымя,
Я попадал, бросаясь в крайность.
Напополам рвала двумя,
Противоречиями данность.

И мне бродяге небо знамя,
А цель — далёкий...