Память смерти

Ты не можешь считать это правильным,
Если память летит как стрела,
Если ветры восходами сплавлены
В раскалённых волшебных котлах.

Ты не можешь считать это искренним,
Если сыплется стружка с небес,
Если осень багровыми искрами
Затуманила утренний лес.

Ты не можешь считать себя брошенной,
Если стонет сердец тетива,
Если совести дети дотошные
Поспешают игру затевать.

Ты не можешь считать меня демоном,
Если я не пугаюсь креста,
Если снятся мне норы подземные
На снегу золотого...

Кончалась полная Луна,
Ты – умерла, иль Первой на утёс взойдя,
Волну из Космоса в себя Ты приняла.

Поэт и власть во все века несовместимы.
Особенно когда во власти
один спецназ, незримый.
Наутро мельком передали в «Новостях»,
Что Ты ушла,
Но футболистом Ты ведь не была,
Чтоб память о Тебе почтили
Молниеносной телеграммой из Кремля.
Сказали, после продолжительной болезни Ты ушла.

Да, имя той болезни – «смертельный век»,
Что перемалывает в жерновах отсутствия лица –
Священный...

Ожидание послевкусия кофе,
притаившееся на глянце сетчатки
утро цвета ночи с декабрьским ливнем.
Атлантический фронт – говорит Гидрометцентр;
чертова слякоть, жди изобилия
гололеда –
кривится душа в поднывающих позвонках.
Жму на блестящие язвочки кнопок мобильника,
передаю привет
случайному абоненту,
авторизирую память и интерфейс
понедельничного синдрома невидимости,
и все – свысока
своего падения.
Здравствуй душа, я соскучился, как ты…
Прикормленная, смотрит в лес...

Мое любимое времяпрепровождение –
заходящее, умирающее солнце.
Я всю жизнь учился умирать,
но так и не поверил в смерть.
Настоящая вера – полное одиночество,
для нее, даже одного желания – много.
Знаете, пока будет красота, боль
и надежда – будет и поэзия.
Мое любимое произведение – ночь.
Я всю жизнь всматривался в металлическую дымку созвездий,
но так и не поверил в неодушевленность материи.
Настоящая жизнь, точь-в-точь,
списана с воды, струящейся с камня потерь
и возвращений к...

Провала, нет и память по крупицам,
восстановленью подлежала словно птица,
что снова из огня, лишь опалив траву
и землю, где день как десять и веселье
и радости, где детства колыбели, все живы,
иль, не рождены, и проза, и поэтика в разы,
где сказка жизни, и допросы, о том откуда
и куда, не знали мы, что ждёт тогда,
предательства, болезни, скорби, смерти, и рван-
ный темп и время на куски и жизнь как день,
печали и тоски, сменить нельзя на радость
на веселье, без компенсации...

Есть формула Vita,
есть формула Morte,
их разность равна не нулю,
а нечто -
второе дыхание в спорте
и больше, чем мат королю.
Есть формула Love you
и формула к Chortu,
а между… (бывало всего!)
Есть в памяти всё,
что, казалось бы, стёрто
и, видимо, больше того…
Есть формулы разных
явлений - как мантры,
где ноль означает равно,
есть Шрёдингер*, Максвелл**,
есть волны и кванты,
но есть что-то больше, чем ноль.
Как мало мы знаем
и думаем мало,
но чувствуем выше себя -
как...

Не верьте, прошу вас, не верьте…
Уста замыкает печать.
Не надо,
Не надо о смерти,
Давайте о жизни писать.
Давайте о солнечном свете,
О том, что живётся легко,
Что встретим ещё на рассвете
Туманных лугов молоко.
Пишите про сына,
Про дочку
Возвышенно и горячо,
Последнюю смертную точку
Успеем поставить ещё.
Пишите о небе и звёздах,
Которых не сосчитать.
Пишите
Сегодня – не поздно,
Мой друг не успел дописать.
Пишите, как прежде, страдайте,
И днём,
И в полночной тиши,
Не смерти...

Как-то спешно уходят друзья…
Что тут слёзы и крики протеста!
Если скоро и сам уже я
Примотрю отведённое место.
Что ж ты , Господи, ныне жесток!
Провожать мне друзей не впервые.
Этой жизни так короток срок,
И уходят совсем молодые.
Тонет день в причитаньях вчерашних,
Боль в груди, как от ран ножевых…
Он ушёл неожиданно – страшно,
Так прости, что остались в живых.
Но пока есть дела на земле,
Что ты, смерть, словно плёткою хлещешь.
В преисподне холодной, во мгле,
Там уже никого не...

Ждёт ночь с кошачьими когтями,
Когда сознанье сон обрушит.
Реальность сложит в оригами
И заползает тенью в души.

Шлёт память в прошлое броском,
Взрываясь обнажённой сутью,
Окатит дымом и песком.
Душа запросит правосудья.

Уходит в безвозвратность друг,
Врагу вручив кольцо гранаты.
Бедой усилив сердца стук,
Вздувает вены боль утраты.

Гипертрофируется гнев
В событиях давно минувших.
И прохожу я по войне,
Захлёбываясь снов удушьем.

Курок втопив в плоть автомата,
Шлю смерть...

Говорил я во сне, с моим умершим братом,
А проснувшись не верил, что это лишь сон.
Что со мной никогда уж, не будет он рядом,
Что на вечные веки – совсем ушёл он.

Будет ночь, будет день, будут зори рассвета,
А брат в мире где нет, ни ночей и ни дней.
Где болезней тел нет и нет песне запрета,
Где нет рамок условий и правил людей.

Жизни тел лишь пути, лишь пути во тьму смерти,
И всё в прах обратит, время в мире вещей.
Путь назначив судьба, рукой случая чертит,
Посылая на нём, нам...