О жизни и смерти

I

Не изжити, Господь, агнцам страхи Суда,
Поржавели в сребре херувимские трубы,
Ангелки умерли, так созвали сюда
Неживых царичей чернецы-страстолюбы.

Смерти ждали, равно ж неурочно пришла,
В очесах агнецов и Звезду угасила,
С елок сняли шары – кутией зазвала,
Пировать нам теперь, аще Божия сила.

Вижди, нет у жалких и цветочных рядниц,
И музыков они удушенных не спрячут,
При Ироде пили, ныне падают ниц,
Над колодами пусть векоприсно и плачут.

Лиры наши тяжки и были на миру...

Кажется мне иногда,
Что много раз в мире жил.
Что сослан был я сюда,
Но вот откуда?! - Забыл.

Что уже вечность иду,
Круг без конца и начала.
Что смерть придя на ходу,
Снова рождением стала.

Линия круга — путь жизни,
И мне с него не сойти.
Воли прошу, но не слышит,
Тот, кто решает в пути.

Тот, кто его мне назначил,
Дав жизнь, а смерть отобрав.
Не умерев, душа плачет,
От возрождений устав.

И всё опять повторится:
В жизнь я шагну, в смерть спеша,
И бьётся пойманной птицей...

А в жизни всё во благо -
Живи да не горюй!
Мариночка, Елабуга…
Верёвка-мыло-крю...

Какое облегчение
Подпрыгнуть до небес!
Жила-была… Молчание.
- Да погоди, не бейсь!

Всё решено заранее
(У «смерти» - «жизнь» внаём)
Есть внутреннее зрение.
Пока что не сгниём,

Ещё восстанут призраки -
Вся правда впереди…
Посмотрит укоризненно
- Души не береди!

Вбежали, залохматили
И сунули в петлю -
Всё шито-крыто.
- Хватит ли
Сил? Даже не воплю...

Фавны оперы нас охранят,
Веселяся, витийствуйте, хоры,
Сводность ангели тусклые мнят,
Режут цоколь мелки Терпсихоры.

Белый царь ли, мышиный король,
Всё б тиранить сиим винограды,
Темных свечек заждался Тироль,
Негой полны Моравии сады.

И куда ж вы несетесь, куда,
Италийские ангели требы,
Нас одела иная Звезда
Во гниющие мраморы Гебы.

Четыреста тридцать второй опус

Раскрошили юродские тьмы
Гребни желтые наших полотен,
А и золото сим для Чумы,
С кистью Брейгель,Ероним...

Пока есть ты – есть я.
Пока есть ты – есть Бог, Земля и Небо.
Но ты, как Космос, есть всегда.
Любовь к тебе есть сотворение иной Вселенной, вечной.
А я же верностью тебе жива,
И в постоянстве черпаю я вдохновение.
И помню воплощение, когда женой художника была…
Как дождь и зной, как день и ночь – так чередуются покровы
Неизменяемого Бытия.
Любовь и смерть, как тайна Вечной жизни
Внутри большого Сердца.

Молчать, молчать, молчать, замкнув уста,
Когда предельность состояния достигнута...

Вернувшимся из адских областей,
В позоре искупавшимся и чтящим
Свет ложных звезд; в безумие страстей
Не ввергнутым изгнаньем предстоящим;

Прогулки совершавшим в небесах,
Кресты собой украсившим и к рекам
Подземным выходившим, в очесах
Держащим купол славы; имярекам,

Отринутым Отчизной за мечты,
Замученным на поприще славянском,
Отрекшимся друзьям свои щиты
На поле брани давшим; в Гефсиманском

Саду навечно преданным, венец
Из терний не снимавшим и при крене
Светил, хранившим...

Два сюжета – рожденье и смерть,
Остальное – привязка, детали.
Изменить ничего не суметь
Ни в конце и ни в самом начале.
Умещается главное там,
Пропадает и вновь возникает.
Хватит места друзьям и врагам,
Но чего-то опять не хватает?
Мир замешан на пепле, крови,
Цвет и формы в столетьях меняет.
Не хватает, конечно, любви,
Да, конечно, любви не хватает.
Покидая, и землю, и кров,
Все заветное людям отдам я.
Жизнь и смерть, и, конечно, любовь -
Троеперстие Господом данное.
2001г.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста восемьдесят девятый опус

Молодое вино излием
На стольницы владык всеодесных,
Не дождался еще Вифлеем
Бледных агнцев и музык чудесных.

Полны кубки и внове столы
Дышат мрамром, тиснят им фиолы,
Иудицы ль одне веселы,
Ах, не плачьте по небу, Эолы.

Где морганы о злате горят
И темнятся букетники мая,
Наши мертвые тени парят,
Над юдолию желть вознимая.


Четыреста девяностый опус


Губы в мраморе темная злать
Выбьет...

Во десницах сквозь вечность несут
Всеблаженные стяги знамений,
Но и ангелы днесь не спасут,
Иоанн, зря мы ждем откровений.

Что еще и кому изречем,
Времена виноваты иные,
Богословов распяли зачем:
Силуэты их рдеют сквозные.

Сколь нельзя нас, возбранно спасать,
Буде ангели копия прячут,
Будем, Господи, мы угасать,
Детки мертвые мертвых оплачут.

Мировольных паси звонарей,
Колоколен верхи лицеванны
Черной кровию нищих царей,
Рая нет, а и сны ворованы.

Бросит ангел Господень...

Огнь тепличных цветов, сих карминовых залов уют
Полюбить ты смогла и не знала в безумные годы,
Что гранили валькирии нашей тоски изумруд,
Звезд оправы украсив им и смертоносные оды.

Освященные скорбью, туда полетели они,
Где умеют ценить безупречные эти размеры,
Где величье двоится и комкают лед простыни
Отраженья, а вечность изящные любит манеры.

Но изящество стоит бессмертия, красным в желти
Золотистой мелком ангелочки увеченных значат,
Красоты не прощают камены, а ты их прости...