Нее

Я - шут, но шут лишь твой,
Ты - моя королева.
Колпак над моей головой,
бубенчики справа и слева.

Я ими звоню - дин-дон.
Тебя веселю стихами.
Но твой охраняю сон,
Серьезность храня, как в храме.

Но шутки мои остры, -
нужна при застолье потеха.
Все без ума от моей игры,
даже челюсти сводит от смеха.

И чем я серьезней, тем смешней
стихи мои и экспромты,
и даже проза смешит людей
легко и просто.

Когда же я зол, не тронь меня,
как скорпион ужалю.
К счастью таких один, два...

Называй меня как хочешь,
Не люби меня - убей,
Но я знаю, ты ведь хочешь,
Чтобы я была твоей.

Извини, я поступила подло,
Но с тобою быть я не хочу.
Ты пойми, ведь мне нужна свобода,
Что без нее прожить я не смогу.

Я - эгоистка. Знаю, знаю...
Всему я оправданье нахожу.
А ты подумай и пойми, ведь ты же знаешь,
Что не свободу, а себя я так люблю!

Вина себе налью немного,
Присяду молча у окна,
Видна разбитая дорога,
И осень поздняя видна.

Ты, как всегда, у переулка,
К тебе подходит господин,
Вы вновь идете на прогулку,
И вновь я остаюсь один.

Я вспоминаю те минуты,
Когда со мною ты была.
И жизнь тогда была как чудо,
И мне лишь ты была мила.

Любовь прошла. Воспоминанья
Меня терзают день и ночь.
Ты не хотела расставанья,
Но я ни чем не смог помочь.

Мной снова чувства овладели,
И я другую полюбил.
Не знаю, кто на...

Я приду в квартиру твою,
дверь открою ключем твоим
И постель молча застелю,
этой ночью ты будешь моим

Будет совестно мне и стыдно,
ведь со мной изменил ты жене,
Но меня ты любил так нежно,
не противилась я судьбе.

Понимая, что это не долго,
ведь любовница я твоя
Было мне очень больно и горько
завтра сново проснусь я одна,

А за мною ты дверь закроешь,
денег дашь сново на такси
Буду плакать на заднем сиденье,
прокленая все ночи любви

Я любовница, что же мне делать...

Россия…, путь твой был кровавым!..
Сегодня мы должны признать:
«Кладбищенскою сверхдержавой»
Тебя пристало величать.
Привыкла жертвами гордиться,
Входить в экстаз от тяжких ран.
Твоя столица – как гробница
Для всех убитых Россиян.
На Красной Площади публично
Распят несчастный твой народ.
Слились здесь очень органично
Могилы, церковь, эшафот.
От страха церковь онемела.
На звоннице – лишь воронье.
Увидеть многое успела
За долгое житье-бытье.
Дворцовые перевороты,
Гора отрубленных...

Беспокойная тяжесть слез,
В твоих серых, усталых глазах,
Тянет мыслями к морю звезд,
Что плескается в небесах.

И на дальних просторах тьмы,
Где стихают ветра разлук,
Твое сердце тонет в любви
И в касании нежных рук.

Память медленно сводит с ума…
И Судьба за твоим столом
Раздала карты на «дурака»,
Отчеркнув твое имя пером.

На победу не жалко сил,
Но Удача сестра другой…
И опять завертится мир
От желанья успеть за мечтой.

А когда остановится вновь,
Эта вечная, грешная...

Живи, мой друг, на полную живи... -
В надежде, дружбе, вере и любви,
Плыви, ныряй, выныривай – плыви..!
Живи, мой друг и «брат», прошу, живи!

Ты выжил там, где головы поднять
Нельзя без риска без нее остаться.
Увы, немногим суждено понять,
Что смерть и жизнь... и боевое братство.

Живи, мой друг, хотя б за тех живи
Тобою кто, записаны уж в святцы.
Душой пред ними, (можно ль?), не криви.
Закончить суицидом – просто бл****во!

Хоть и тяжел груз жизненных оков,
Известно там, куда...

Как надо мною посмеялась
моя жестокая судьба,
какая жизнь же мне досталась,
не то царя, не то раба.

Я был среди мгновений власти,
я был средь тех,
кто от нее страдал.
Я был игрушкою нужды и страсти,
ведь это я же все создал.

Я верю, что настанет время,
и мне воздастся средь людей
и сброшу вековое бремя,
с судьбы таинственной своей.

Ты слышал джаз сороковых?
Тот, что, пульсируя, летит к луне,
Он для тебя и для нее - лишь для двоих.
Искрясь под барабана дробь, срывается к волне...

Ныряет, плещется,
Ф-но, переливаясь звуками.
Амур, бегущий по волне, мерещится,
Их дюжина, нахально-озорнО звенящих луками.

Выныривает вновь,
Тягучим саксофонным соло,
И слышишь ты - плывет сама Любовь.
И чувствуешь - дельфин твоей душой играет в поло.

Труба вступает...
Чистым детским смехом,
БасОвая струна в груди незримо тает...

Он кончил жизнь трагически,
Как истинный поэт,
Строкою, предвещая злую долю.
Годов сложил количество
Чуть-чуть за сорок лет.
И душу отпустил свою на волю.

Скорбели села, города
Тем олимпийским летом.
Москва прощалась навсегда
С мужчиной и поэтом.

Не слыл он клерикалом
И не безбожным был.
Как лампочка накала
Светил, светил…

У бога всуе не просил
Прощенья за грехи.
Душой терзался и любил.
И пел свои стихи.

На них тогда повесили
Политики ярлык,
Но просчитались критики...