Мышцы

Кавалок теплой глины
Не торопясь примну
И жмакать его долго
И тискать так люблю

В ней столько древней силы
Красивых чистых лиц
Неуловимых линий
Неутомимых мышц

Триполье, Солнце, Глина
Живая журчит Вода
Время кувшин омыла
А глина как была

Иногда, закономерно, примерно, в лесу, в поле
в болоте, на воде, быть беде, или её эху, отголо-
ску успеха, во сне или в фантазиях или в твоей
голове, явно не для констатации, или дотации,
существования, а может, навь останется навью,
или проникнет в реальность, алчность в доброту,
правь в пустоту, пусть, управляет, туман, мираж
разгоняет, смешивает, наводит тень на плетень,
свет на солнце, где, я спрашиваю, где донце, как
найти окончание, начало, не прозевать, кричали,
проклинали...

Я слышу,
Как шуршит трава,
Под тихим лёгким
Ветром…

Мне шепчет в ухо,
Любви слова.
Летящим тополиным
Пухом…

Я вновь свободна
От себя.
От мыслей пошлых,
Глупых…

Я слышу мир
Внутри себя
И мир, в котором
Туплю…

Я распояшусь,
Донельзя!
В своих мечтах
Утехой…

И буду зреть
В саму себя,
До боли мышц
В глазах, от смеха…

Вот то о чём
Мечтаю я.
О той свободе
В целом…

В себя уйти
И вновь найти,
Силу –
Мысли воли!

© Copyright: Людмила Возжаева, 2011...

Нервный тик, проявлялся подёргиванием мышц,
в области правого века, а тошнота, выражала
пристрастие этого человека, к жирной и обиль-
ной пище, ничего, что его днище пропорото, за-
цепился в прошлом веке, за шпиль колокольни,
или башни, гудели, тишину нарушить хотели,
но устояли, а музыканты, выкатив на площадь
перед ратушей два рояля, играли, то, что прихо-
дило в голову, в четыре руки и голоду не было
места, потому что невеста ждала гостей и нак-
рыла столы, за счёт жениха, ха...

Ты как всегда прав, бутик, мал, да дорог,
восстанови звон колокольца, смирение,
подходящее слово, забвение, я ельник, кри-
чал куст и его брат, добавил, мы, хотя и по-
ходили больше на можжевельник, затемни-
ли пространство и что того, и до этого ничего
не было видно, простота и ярость койот и ла-
йка, гитара и балалайка, пришествие и его от-
дача, ты был сегодня на даче, дышал свежим
воздухом, нэла была с тобой, молчи не говори
ой, держи язык за зубами, а кто ещё был там с
вами...

«Загаданное желание опять не сбылось, стоящего
против света, грустящего на ложах своих, листаю-
щего несбывшиеся писания……………их, кости
и паутина, на поверхности земли, тина, водоросли,
рельсы, уложенные на шпалы, провода, натянутые
на столбах, мачты сознания, знаний маяки, обра-
зов, указатели грёз, терриконы, шурфы, катаком-
бы, короны, бомбы, всплески сознания, фейерве-
рки», - кричал он, это Верке. «Веки, ресницы и бро-
ви, слёзные железы, мешки, склеры, зрачки, ра-
дужки...

Не был повесой? брезговал? оборзел? или проз-
рел? вырезал, вызрел, разложился, сгнил, изор-
вался на клоны? которые все бегут по склону, по
наклонной плоскости, теребят кости, мышц ка-
шу, выполняя на ходу, маваши, бой с тенью, пр-
ивет тебе и твоему бденью, с самим собой и не
говори ой, летящий в трубу, подзорную, не мо-
гу дальше, куда ещё больше фальши, враков ну
ты и собака, оборотень, держал оборону, бил-
ся с вампиром в тире, рассказывал сказки ире,
как было или могло быть...

сердце помнит
глупая мышца
опять как школьник..

Ветер падает на кровать,
на одеяла
из осенней листвы.
“Тибетская пустошь надёжней
красок Монмартра”, –
шепчет листва,
по горло сытая
влагой
с грязных подошв неба.
Невпопад попадая взглядом
в прокуренный ритм ветвей,
делаю своё дело –
пью на последние,
и наслаждаюсь безденежьем
с полным правом;
ведь сердце должно стучать,
суконкой мышц
под мокрой одеждой
души,
нежно и безвозвратно,
как первый снег
на ладонях вандала.

Не станет гибкости в суставах,
А в мышцах силы, что была.
И мы поймём, что к нам подкралась,
Что тела старость нас нашла.

Всё молодимся, но в движеньи,
Уж нет той, юнной быстроты.
И слава Богу коль в мышленьи,
Не потеряем остроты.

Уж лучше смерть, чем знать надменность,
Маразма старческих мозгов.
Когда безумия в нём смелость,
Найдя, не выбирают слов.

Ведь опыт сделав осторожней,
Не всех нас делает мудрей.
Всего знать в мире невозможно,
И юнный, может быть умней.

Дожить до...