Мирный атом

Одинокий пастух
В старом выцветшем пончо
Тихо ищет судьбу
На плато Андских гор.
Он кочует за стадом
Триста лет или больше,
Повидав на пути
И триумф, и позор.

Одинокий пастух
В старом дряхлом сомбреро:
Мудрость предков скрывает
Прищуренный глаз.
Он прошёл сквозь века,
Как поэмы Гомера;
Он познал боль обид
И тепло нежных фраз.

Одинокий пастух.
Нежен звук его флейты …
Он всё время в пути
Непогоде назло.
Он поведать бы мог
Все мирские секреты,
Но пока ещё время
Его не...

Дідусь старенький – сива голова –
Пришкандибав до братської могили …
Постояв … щось згадав … прошепотів якісь
слова …
Дві квітки впали на гранітні брили,
А по щоці його котилася сльоза.

Життя важке, хоча проте цікаве,
Прожив цей сивочолий ветеран:
У сорок першому пішов на бій кривавий,
Хоча тоді ще й вісімнадцяти не мав,
А потім довгі-довгі роки працював
На благо Батьківщини – для Вітчизни слави!

Життя печать залишило свою –
І очі діда вже й забули, що є сльози,
Та тут...

В городе темно,
В городе огни света не дают.
Ветер в проводах
Главный музыкант о тоске поет.
По утрам туман,
В полдень смог и дым, мерзко целый день.
В городе тоска,
В городе народ прославляет лень.
Время вышло вон,
Белый караван небо пересек.
Время хоронить
Годы собрались. Старость да песок.
Колокол звонит.
Арлекин не спит, он готовит речь.
Ночи напролет при свечах строчит, чтоб под утро сжечь.
В городе темно.
Люди мирно спят в комнатах своих.
Ветер виртуоз
Бросил провода...

Как выяснилось, не был атакующим
Тот класс, который выпить не дурак.
Полёживает мирно на боку ещё,
Хотя сменили строй, и герб, и флаг.

Как оказалось, вывелась когорта
Корчагиных, фанатиков идей.
Дворцы милее хижин и каморок,
А «бакс» дороже чести и людей.

И, может, революций и восстаний
Уже не будет больше никогда.
Но вслед за встречей будет расставанье,
И за любовью следом – пустота…

2003 г.

...Жертву принести? - Изволь,
Добровольно иль в субботу,
Не забудь добавить соль.

Жертву хлебную с елеем
Богу принесёшь в тиши
И о прошлом не жалея
Пуще прежнего греши.

(Здесь мы наблюдаем с вами
Индульгенции исток,
Выкупать грехи поставят
Много позже на поток.)

С жертвою не путать с мирной
И тем более греха.
Чем серьёзнее провинность,
Тем весомей потроха,

Что сжигались с туком вместе
Очень крупного тельца.
Кровь текла в священном месте
Пред завесою Отца.

Но не все...

«Идти ли мне в какой из городов
Иудиных?» - спросил Давид у Бога.
«Престол свободен, без обиняков
Груз власти неподъёмный в сто пудов
Прими Давид, когда не лежебока,

Иди в Хеврон - последовал ответ
Всевышнего – там все готовы
Жить в подчиненье нашем много лет.
Да охранит тебя от многих бед
Моя рука, не будь Я Иегова».

Пошёл туда Давид, он верил снам
Или иному способу контакта
С субстратом знанья, недоступным нам,
Подобным в заблуждениях кротам,
Гордящимся своею катарактой...

Забудешь ты меня, как эту ночь забудешь,
как черный этот сад, и дальний плеск волны,
и в небе облачном зеркальный блеск луны...
Но - думается мне - ты счастлива не будешь.
Быть может, я не прав. Я только ведь поэт,
непостоянный друг печали мимолетной
и краткой радости, мечтатель беззаботный,
художник, любящий равно и мрак и свет.
Но ясновиденье подобно вдохновенью:
презреньем окрылен тревожный голос мой!
Вот почему твой путь и ясный и прямой
туманю наперед пророческою тенью...

Но едва Судья сняла
Мантию по смерти
И спокойно умерла -
Расшалились дети.

Стали в мерзкое играть
Вновь Израильтяне
И такое вытворять –
Лет на семь потянет.

Осерчал тогда Старик
На сынов в законе
И вкатил им семерик
Строгача на зоне.

Самым главным стал пахан
Из Мадианитов.
Предал Бог еврейский клан
В руки тех бандитов.

(По закону, господа,
Если не живётся,
По понятиям тогда
Париться придётся.)

Тяжела рука была
Новых оккупантов.
Вмиг исчезли со стола
Куры и купаты...

Всех людей отборных из Израиля,
Бишь, партийцев, царь собрал Давид.
Списки составлялись там заранее,
Кто в какой ячейке состоит.

Из того, кто в партактиве числился,
Тридцать тысяч лучших набралось
Активистов с помыслами чистыми,
Сердце чьё на клич отозвалось.

Жизнь полна событьями и вехами,
Не напрасно царь трубил аврал,
Ведь в Иерусалим всё переехало,
А ковчег в Ваале пребывал.

Господу на то смотреть обидно ведь...
На Давида взгляд мой непредвзят -
Лидеру всей нации...

Не умею я жить в этом мире для счастья открытом,
Где весь смысл бытия посвящён непрестанной борьбе,
Где наградой покой, и судьба свой обрюзгший, избитый
Лик довольства и сытости вдруг обращает к тебе.

Сколько радости детской прижаться лицом к этой роже,
Чьи румяна скрывают любовные ласки невежд
На обманом и жадностью стянутой старческой коже,
Погребённой в морщинах пустых и изжитых надежд.

Не хочу как своё принимать я чужое уродство,
Признавая единой семьи нерушимой родство...