Мелом на крыше

Вася:
-Оно и так хорошо, а оно всё делается и делается,
денег куры не клюют, не порочат и не пророчат,
всё само собой, без обид и последствий, цвета и
тени, интегралов и алгоритмов, искать нечего, вс
ё давно уже найдено, а вы, что потеряли? не зад-
авай глупых вопросов, рыдали или плакали или г
оготали, смеялись, сами с собой? заливались, с с
ебя? без аргументов и проходов, ударов и твоих
паров, без обрезания углов, получали улов, с пи-
рса, как улитки на солнце, без пожитков и ужимо...

Жизнь на флоте не легка,
Жизнь на море полна приключений
И не всегда бывает спокойной и сладкой, а
Порою соленой и бьющей,
Как не спокойная морская волна.
Но заманчива и интересна.
И те, кто вечно в бескозырке белой,
Тельняшке бело-голубой.
Те, кто чаще видит море,
Кто на суше редкий гость.
Люди, что болеют морем и
С широкою морской душой.
Отчизны верные сыны,
Что неизменно служат Родине
И честь у них всегда в цене.
Матросы, юнги, мичманы и капитаны,
А во главе их...

Украсть Эйфелеву башню имеет глубокий смысл
или колодец – кому как больше нравится.
Ближайший парк сам собою острит
в ближайшее небо цивилизации.

И долго лелеять холодною струйкою мысль:
- Я это сделал! (назло иль на радость, всё-таки?!)
Украсть можно не просто вещь, а самый смысл -
из подобных событий вся история соткана.

На неё заглядывались такие остроумы и столпы,
что пропасть под их взглядами, как провалиться – любо!
От чавканья губами лифтов или толпы
можно стать слишком...

Как-то двое людей хоронили любовь,
Украшая событие это словами.
-Всё пройдёт; один говорил вновь и вновь,
Другой говорил;-Счастье с Вами.

Один говорил;-Время лечит,
Другой говорил; - Ну о чём здесь жалеть.
А любовь -малая речка,
При жаре она начинает мелеть.

Только мило удачи желая,
Отдалялись не зримо они.
Сами того и не понимая,
Как же теперь они далеки.

.............2014...............

Четыреста семьдесят седьмой опус

Мел и мрамор с фаянсовых лиц
Докрошит златописная вечность,
Лей, август, хоть бы роскошь столиц
На лилейных старлеток увечность.

Не блюла Финикия венцов,
Одеона во слоте зерцала,
Шелк совьется - виждите певцов,
Коих эта юдоль не взерцала.

Чела наши доселе темны,
Звезды пьем и свечей благовонных
Яд лиется в цариц ложесны,
Опочивших меж шелков червонных.


Четыреста семьдесят восьмой опус


Яду сахарным вишням, под эль
И арак стелят черные...

Прошлых дней не забыть никогда,
Но назад их уже не вернуть.
Время словно сквозь пальцы вода,
Убежит, оставляя нам грусть.

Нет в той грусти ни капли тоски,
Ведь в ней память есть радостных дней.
Нам бедой жизнь белила виски,
Но и счастье, мы ведали в ней.

И взгрустнув на мгновенье о том,
Что дней юнности нам не вернуть.
Мы вперёд в жизни дальше идём,
Ведь её не окончен наш путь.

Нам ещё очень много в ней дел,
Сделать нужно дружище с тобой.
На висках седина пусть как мел,
Но...

Осенью что – то на лирику тянет,
Если заняться особенно нечем.
Да и к тому же так пусто в кармане,
Что никого и не снимешь на вечер.

Завтра на утро пустое похмелье,
Завтрака нет, а обед будет в ужин.
Видимо крепко попался на мель я,
Если тебе стал совсем я не нужен.

Это так просто – переметнуться,
Я бы сказал – подороже продаться.
Как бы тут, милая, не обмануться,
Чтобы совсем уж одной не остаться.

Знаю, тебе не грозит одиночество,
Ты не проснёшься одна на рассвете.
Так уж...

Антикварною мглою Мадрид
Фей унижет иль каморной сметью,
Цветит Асия мел для Ирид,
Писем тушь и равна междометью.

Где еще тьмы искать ледяных
Желтых розочек, вишнелавровых,
Па-де-баск танцовщиц площадных
Менестрелей пугает суровых.

Тень Мигеля в одесный Колон
Век летит и биется о мрамор,
И горят во незвездности лон
Мертвых дев свечи тягостных камор.


Четыреста восьмидесятый опус

Бледный воск мишурою златой
Увием, паки свечки тлеенны,
Се и розы полны темнотой,
И ваяния...

Пришел ноябрь, и первые морозы,
Сковали грязь и лужи тонким льдом,
Припорошили инеем березы,
И бомбою разбитый старый дом...

Разбитых пушек ржавые лафеты,
Сгоревшие останки от машин,
И черные деревьев силуэты,
Да стылый ветер иней ворошит...

Такая невеселая картина,
На много километров впереди,
Вороны даже каркают уныло,
Лишь снег на солнце яростно блестит...

Из двадцати осталось только десять,
Усталых и оборванных солдат,
Остановились у костра погреться,
Да...

Счастье и несчастье, радость и тоска,
Всё смешалось вместе и одно в другом.
Боль в плече — бессильна, правая рука,
Могут враз болезни, сделать стариком.

За рассветом серым, день дождливый ждал,
Небо потемневшее, словно жизнь скота.
Скот — он весь униженный, он душою мал,
В той его душонке — мрак и пустота.

Дождь и с гор высоких, вниз бегут ручьи,
Вдоль дороги сосны, выстроились в ряд.
Птицею ты раненой, сердце не кричи,
Не лей в дней бокалы, случай обид яд.

Разной живут жизнью...