Машины

Пушистый снег вовсю валит. Декабрь в своих правах.
Мы с Люсей вышли на прогулку и Люся, наклонившись, говорит:
«Ты знаешь, видела в бутике такую норковую шубу…»
Я отключаюсь. Видела – отлично. Чем та, что на тебе, плоха?
Всем хороша. Блестящая, коричневая.
Когда - то – два, а может, года три назад,
Была эта шуба живыми зверьками.
А теперь – покровом безжизненнным украшает плечи глупой бабы.
«Люся, Люся, ты счастлива?»
«Что за вопрос! Ведь к этой шубе шапка нужна тоже норковая!
И срочно...

Япония, тебе не спится.
Встречаешь первой ты рассвет.
И солнце по утрам садится
на золотой велосипед
в твоих горах.

В твоих садах вишневых души
сгоревших в ядерном огне
бесцельно бродят. Вот послушай!..
Звучат, как песня в тишине
их голоса.

Твой самурайский кодекс чести
превыше всяческих обид.
Да что обиды!.. Чувство мести –
оно и то тебе претит.
Простила ты.

Простила ты и кровь и слезы.
Простила просто, без затей
неизлечимые лейкозы
потом родившихся детей,
не знавших...

Лагуна смерти – приют печальный
Куда придти нам суждено.
Последний вздох и взгляд последний
Хранит остывшее лицо.

Младое тело ранним утром,
Законы вечности познав,
Лежало тихо на ступенях,
Не вызывая чей-то страх.

Сновали люди и машины,
Качал деревья ветерок...
А он лежал забытый всеми,
Недвижим, нем и одинок.

Мой стих тебе, безвестный мальчик.
Покинув мир тебе чужой,
Войдешь ты в Царствие на Небе
И обретешь навек покой!

Вновь пробужденье.Что в клеть заключенье,
Снова б заснуть и забыть этот мир,
Снова б уйти в сновидений забвенье...
Эх..., не даёт безисходность-вампир.

Боже! Когда же наступит то время,
Чтобы с улыбкою солнце встречать
И непосильно-проблемное бремя
Каждое утро не надевать?

Лица понурые, кофе не вкусный,
Брюки не глажены, всё кувырком,
Мэрс не завёлся, начальник бездушный,
Всё на пределе и только бегом...

Вечная серого дня суматоха,
Чашу проблем заставляет испить,
Всем...

По узкому и скользкому перилу,
Как по канату, девушка ходила.
Вокруг неслись воды потоки,
И брызги целовали ее ноги.

Тихонько песню незнакомка напевала,
Рукой держала с легкой ткани платье.
Оно, как лист кленовый, улетало
От ветра,
Так хотелось стать ей
Такой же легкой и парить над морем,
Лететь за горизонт,
Свобода ее ждала.
Как крылья расправляла руки
И до воды, закрыв глаза, летала.

Следы из мелких лужиц оставляла,
Их иссушало солнце через время.
И если кто-то говорил...

На дорогах - осколки льда
И машины застыли в пробках.
Где киосков стоит гряда
Сладко спали собаки в коробках.
Долговязые, злые, сильные –
Растерзать способны любого!
А во сне - морды сладко-умильные,
Видно, были собаки, как дома!
Спали, лапы на землю свесив,
Сны, как в детстве, увидев яркие.
И собак было ровно десять,
Упакованных, как подарки!

Пространство дома. Бежевый уют
заполнен утром птичьим раговором,
рояль насмешливый в углу и Васька-плут
чириканье считают сущим вздором!
Все как всегда, две чашки, сыр и хлеб,
ленивый завтрак, запах кофе, по карнизам
расселись голуби и королева Мэб
Шекспира будит. Море свежим бризом
вдувает в легкие страны поток известий,
машины фыркают, кричит лихой сосед:
"Красавица!"- с изрядной долей лести.
Дороги, пробки, солнца яркий свет...
-Ты где? -А ты? И север с югом спорят
о глупостях, о...

Наши стулья,столы, и дома, и машины-
воплощенье заоблачной мысли.
Панцирь жесткий - броня мягкотелых на спинах
черепах и улиток. Повисли
мысли Деда Мороза - сосулек ознобы
оязаемы, зримы, весомы...
дворник мыслью-лопатой ровняет сугробы-
мысли нежные снежные...Дома,
вижу в каждом углу я, и денно и нощно,
мысли коврики, чашки и блюдца.
Мысль трехногая -черный рояль, звучной мощью
убивает соседей...Сотрутся
мысли странные, горькие, наглые, грозные.
Мысли новые детям Земли будут...

Огни ночного города и темнота вершин,
Отражение улиц в зеркалах витрин,
Машины – одиночки и люди – муравьи,
Бегут куда-то ночью, у них дела свои.

Сквозь каменные джунгли ведет нас зов сердец
На ритмы новой музыки из сотен килогерц.
Что не захочешь утром, о чем не вспомнишь днем
Но с закатом солнца мы думаем о нем.

Мы непростые люди, простые ночью спят,
А молодые клаберы в этот момент клубят
Желанье танцевать поймало в сети нас,
Сотни тонн энергии расходуем за час.

Работа, пары...

Заря вползала в город. Окна-веки
Чуть дрогнули,темнели улиц реки,
Руками жадными тянулись тени
К, застывшим декорацией на сцене,
Унылым площадям, дорогам скверным.
Вороны мрачно сторожили скверы.
По небу, выцветшему, как стеклярус,
Тащилась туча — грязно-серый парус.
Со скрипом, будто старый, ржавый ворот,
Натужно-тяжко просыпался город.
Помятый, как затасканная книга,
Нелепо-суетный, как поп-расстрига.
Холодный ветер морщил лужи зябко,
Срывал с прохожих, первых, кепки, шляпки...