Лежу на сеновале

Вдыхая леса пряный запах,
Лежу я в царстве малахита
На срезанных еловых лапах,
Любовно листьями укрыта.
Я кожей впитываю зелень,
Что разлилась повсюду рядом,
И мне играют на свирели
В траве лукавые дриады,
А день оливкового цвета
Уж скоро в вечность тихо канет.
Лежу я, как Хранитель Лета,
В лесной салатовой нирване...*

Лежать двоє у калюжі
(Зранку віяв ожеледь)
Й трохи, начебто, байдужі
До буття, де є творець:
Людство бавиться віками
Містом, що росте селом,
Ось, як в’яжеться роками
Глузд здоровий за вікном:
Каже (лежачи) бродяга:
- Некультурний є народ!
Як іду з пивного бара,
Руки топче і фейсборт…
…часто ставлять запитання –
Ти людина, чи звірок,
Майже, чемне піклування –
Дивовижний наш народ?!
- Якось, різко сів на зад я,
Каже другий (бульк пускав),
Враз, зазнав оціпеніння,
Пляшку в...

Поговорить бы по душам, но только не с кем,
На этот минус одиночества есть плюс.
Отгородив себя от мира занавеской,
Лежу и слушаю в квартире летний блюз.
В нём нет осенней светлой грусти листопада,
А дождевые капли тёплые, как свет.
Для настоящих знатоков он слишком сладок,
Я постоянно усмехался им в ответ.

Мой музыкальный вкус немногие воспримут,
Я никому его навязывать не стал.
Не оказать не мог влияние и климат,
В стране снегов жизнь откровенно не проста.
Весна короче вдвое, чем...

Там в лесу на траве, под зелёной сосной,
Лежит камень, замшелый как древность.
Он с планеты другой, волей был колдовской,
К нам заброшен, сквозь тьмы бесконечность.

Подо мхом не видны, странных букв письмена,
Но их сила отводит все взгляды.
Не даёт камень видеть, землянам она,
Не доступны им, древности правды.

Своего часа ждёт, гость с планеты другой,
Ждёт взросления мира Земного.
Когда в нём перестанут, жить люди войной,
И когда его сутью, Творца станет Слово.

И тогда письмена...

Вот так и лежала она перед ним обнаженной
Прекрасная Лада в гармонии света и тьмы,
И косо смотрели усталые старые жены,
На лик совершенный, тревожила снова умы

И страсти бурлили, и были прекрасные вина
В бокалах старинных испиты за прелести плен,
И вечно порочна, казалась богиня невинной,
Художник царил над бессилием тех перемен.

Да кто она, боже, так дивно и странно прекрасна,
И снова тревожа уходит от нас в этот снег,
Вот так и лежала, как вызов уродству, безгласна,
И так...

А крокодилы ходят лежа…
А это кто с противной рожей?
Двух слов в одно связать не может,
И вещи не кладет, а ложит?

В ботинках ходит по квартире,
И нагрубил подруге Ире.
Кто к нам привел такого Хмыря?
Вы проследите, вдруг че стырит!

Давайте хряпнем по стакашке,
Расскажем страшное Наташке,
Пусть побегут по ней мурашки,
От шеи и до самой ляжки…

Мы пили, а потом лежали,
Потом на что-то там нажали,
Так в караоке поорали,
Что все соседи прибежали!

Начался тут междусобойчик...

Я на солнышке лежу,
Почему-то вся дрожу.
Посмотрела взад-вперед,
А по мне змея ползет.

Я на солнышке лежу,
Небо синее смолю.
Алкоголь весь день пропью
И к миленочку пойду.

Стих посвящен моему отцу Чиянову Фёдору Степановичу, который освобождал Белоруссию и дошел до Кёнигсберга (Калининград), где был тяжело контужен и День Победы встретил в госпитале. За боевые заслуги был награжден: Орденом Красной Звезды, орденом Красного знамени,
медалью "За отвагу", "За боевые заслуги","За взятие Кёнигсберга". На войне был полковым разведчиком ( ходил в окопы врага за "языком").

Медаль отца в руке моей лежала,
Тяжелой ношей жгла мою ладонь,
Каким трудом она ему досталась...

Вы на ложе измятом лежали -
Две судьбы, как две книги прочтённых -
Отдалившись... Отбрасывал тени
Позабытый включённый ночник.
Вы когда-то друг друга желали,
Задыхались в желаниях томных
В аромате персидской сирени,
Что в окно незаметно проник.

Сколько же повидали те стены,
Что от глаза дурного скрывали
Танго вашей бессовестной страсти,
Но смиренно молчали. А вы,
Как актеры немой мизансцены
Каждой клеточкой в тело врастали
Вы друг в друга от острого счастья,
Жили в ритме седой...

Бумажный лист опять лежит, не тронут,
В который раз мне не найти слова.
Из сжатых губ, ни ропота, ни стона
И снова разболелась голова.

Провел немало, в поисках ответа
Бессмысленно скончавшихся ночей.
И в царстве тьмы я черпал капли света
У пламени сгорающих свечей.

Я бунтовал, но все-таки сдавался,
Шел напролом и тут же падал ниц.
Согласен был, опять сопротивлялся,
За ночь менял десятки тысяч лиц.

Познал успех, бессилие и муки,
Горел в аду, затем звездою стал.
И лицемерил...