Крыльями

Тень лета
накрывает крыльями
кричащую пыль мостовой.
На обнажённом теле проспекта
солнце выводит
строгие линии
супрематического полотна.
На раскалённые камни июня
падает ветер полдня
с неизбежностью мотылька
летящего на огонь.
Твоя ладонь
находит мою ладонь
с неизбежностью ночи...
Словно горный снег
под холодным цветком луны
тихо мерцает светильник,
пока твои губы
ищут тепла,
а сердце -
нежной горечи слёз...

Однажды Ангел притворился человеком,
Настолько точно, что никто не отличил.
Всё время Ангел приближал меня к успехам,
Когда мне нужно было, добавлял мне сил.

Все время рядом, зримо и незримо,
Как будто крыльями он обнимал меня.
С любовью, нежностью, когда необходимо,
Поддерживала, мама, ты меня.

Мы Ангелов порой не замечаем,
Всё чаще забываем обо всём.
Лишь позже мы их больше понимаем,
Когда по жизни вдаль чуть-чуть пройдём.

Я слышу голос в каждом сновиденье,
Такой далекий: "Где же ты, малыш?"
Бегу на зов, и в сумраке виденье
Опять гласит: "Любимый мой, услышь!"
- Я слышу, да, но не могу добраться,
Дай знать куда мне надобно лететь,
Хоть в ад пойду, чтоб крыльями обняться,
И прошептать: "Любимая, привет".
- Иди ко мне, послушай стук биенья,
Биенья сердца, сжатого тоской...
- В моей душе печальней песнопенье,
В моей груди пронзительнее вой...
Ищу пути, боюсь остановиться,
И вдруг, поодаль, вижу силуэт...

Одиночество.
Глупо
И странно…
Только как же
Его
Превозмочь,
Если память
Зияющей
Раной
Кровоточит
В кромешную
Ночь?!

Чтоб не видеть
В лицо
Роковое,
Погружаясь
В заветную
Даль,
Целый месяц
Кромешным
Запоем
Я пытался
Развеять
Печаль.

Только вскоре
И это
Отринул,
Ибо в горечи
Пьяной
Борьбы
Вновь и вновь
За спиною
Марины
Видел злую
Усмешку
Судьбы.

Хоть ступал
За порог
И едва ли –
Сделав в сторону
Шаг
От стола,
Зрил я бельма
В ужасном
Оскале,
Словно...

Опавшие листья мечтали взлететь,
Из сил выбивались, скользя по асфальту.
Хлестала их ветра стохвостая плеть,
Топя в грязных лужах бесценную смальту.

Разбита мозаика парков и рощ,
И крону с деревьев, как шкуру, спустили.
Один лишь скелет, весь обглодан и тощ,
Чернеет крестом на своей же могиле.

Куются морозом оковы земли.
Весь мир наш смирительным цветом окрашен.
Как жаль, не берут облака-корабли
С собою всех тех, кто не сыт снежной кашей.

Но крыльями бабочек, спящих в земле...

Пусть будет снова коньяк недопитым,
Небо за крыльями скроется в облаке.
Мы повстречались отнюдь не транзитом,
Как бы была недовольна ты обликом.

Осень тепло своровала у лета,
Вот и дожди всё идут неустанно.
Только пришла ты ко мне до рассвета,
Что же тебе всё так кажется странным?

Стая за стаей на подступах к югу,
В очередь станут, где лучше садиться.
Мы ещё вот не привыкли к друг другу,
Но одному тяжело обходиться.

По расписанию время позднее,
Мне дописать надо...

Опять полет на фоне небосвода.
Опять это птица, куда она стремится?
Так рано летит прямо на восход,
«Ultima thule» по пути не боится разбиться.

Не стихает жажда умчаться в далекие края,
Плыть по небу, обволакивая облака.
Париж, Сен-Тропе - разве все фантазия?
Под крыльями протекает Нейва река.

Пусть она снится, там родилась птица,
Так выросла и стала властная царица.
Вновь полетит к новому миру,
К своему кардиналу, королю Лиру.

Помни свою цену, ты достойна, быть достойных...

Ах, бабушки, вы- бабочки,
Пусть даже, если тучные-
(Вы пузырьками магии
Наполнены слегка)
Слагаете вы сказочки,
Поёте песни лучшие,
Ведь внуки ваши- ангелы,
Не выросли пока.
Бывает огорчаетесь-
Их шлёпаете "крыльями",
Когда у ваших "ангелов"
"Растут" рога и хвост.
В душе вы улыбаетесь-
Ведь все такими были мы.
Без вредностей и шалостей
Ещё никто не рос.
Пусть постоят в стороночке
Макаренки и прочие,
Ведь их рекомендации
Не могут здесь помочь,
Чтоб вытащить ребёночка
Из игр...

Капелька дождя к нам прилетела с неба
Рейс «Туда – Сюда» в который раз чужой
Распорядок будней возит до рассвета
В томных ожиданьях кажется седьмой
Бегло-птичий призрак самолёта лайнер
Машет крыльями в прострации большой
Прослезился мальчик стреловидный планер
Тихо жил в солёной капельке со мной…

14. 06. 17

За спиной остаётся
горечь полночных огней.
Что уже не вернётся,
станет в сто крат родней.
Помнишь
мозаику пыльных улиц,
где дорога вьётся
осенней розой,
где ветер
в лицо смеётся,
царапая крыльями
пьяный воздух,
где любое движение
сердца –
наивно, бесстрашно, бессмертно,
где в мутной реке
отражение
бессонницы
и похмелья рассвета.
На краю вселенной
домашним светом
мерцает искра.
То, что уходит в тень,
окажется самым близким.