Ковре-самолёте

Считаете меня лентяем?
А всё совсем наоборот!
Уж кто-бы-кто, а мы-то знаем –
у кошек дел невпроворот:

Сначала надо выгнуть спинку
и поваляться по ковру…
Ну вот – закончили разминку –
и чем займёмся поутру?

Сперва – точить свои царапки.
Потом – по спальне погулять,
разбить горшок, нагадить в тапки
(а нефиг было оставлять).

Найти клубок и раздербанить,
на занавесках повисеть,
потом на кухню – партизанить –
надыбать кой-какую снедь…

И даже если неохота
вот так...

Желтые цыплята стройными рядами,
К небу тянет верба рученьки с дарами.
Все расчетом строгим, чудеса земные,
Удивляют многих ветви расписные.

Воскресением вербным, вербным украшением,
Восхваляем Бога цвета-приношением.
И ковром зеленым с разноцветьем красок,
Землю разукрасит быль весенних сказок.

Почки набухают, скоро их мгновение,
И пасхальным взрывом встретим откровение.
Все расчетом строгим, чудная Россия,
Апогеем славим, вечная Мессия.

Вера, сила духа, скромные затеи,
И...

Грозный Борей, прилети из далеких Фракийских ущелий.
Свежим дыханием выдуй с Парнаса завесу тумана,
Муз обиталище серым и влажным ковром застелившим.
Солнце, прекрасных Богинь об искусствах несущих заботу,
Теплым и нежным лучом осветит и обитель согреет,
Их лучезарные взгляды на данников верных направя.
С просьбой смиренной я к дочери Зевса хочу обратиться:
– Муза, мудрейший учитель поэтов подлунного мира!
Славная дочь Мнемосины и Зевса, вершителя судеб!
Мне, недостойному сыну семьи...

Никто уж не помнит, когда это было,
Немало времен утекло с той поры.
В пространстве небесном красавицы жили,
Три дружных Богини-сестры.
Летали они от планеты к планете,
Скользили меж звезд в небесах,
Резвясь, предавались занятиям этим,
Мелькали эфирные их телеса.
Понравилась им голубая планета,
Которую звали Землей.
Решили побольше узнать, и при этом
Скользнули в туман голубой.
Попали они в ледяную пещеру,
Изодраны в клочья тела,
А старшая вовсе в одну из расщелин
Рассеянной тенью...

После зимних постылых снегов
Так хотелось немного тепла,
И под пение южных ветров
Я себе путь-дорожку сплела…

Солнце, пальмы, песок и волна –
То, что жаждала долго душа,
Все она получила сполна,
И казалось мне – жизнь хороша.

Но недолго… Проснулась тоска
От пустынных пейзажей скупых.
Где ж весна? Ведь была так близка…
Нет, не здесь… в измереньях иных,

Там, где ветер ласкает листву,
Где ковры мягко стелет трава,
Там, где я родилась и живу…
Так прими же обратно, Москва...

Старинный замок...Галереи...
Ступени крытые ковром...
Седой швейцар в яркой ливрее
дверь распахнул передо мной...
Я в длинном платье,с кружевами,
в открытом,нежно-голубом.
Жемчужины дрожат огнями,
как россыпь звезд,на платье том.
Грудь-декольте.Плечи покаты,
смущают нежной наготой.
И в темных локонах закатом
мерцает обруч золотой.
Большая залла...Гобеленом
украшена ее стена...
Меня ,по прежнему,Еленой
зовут,но здесь я не одна.
Огромный стол.Веселы речи.
Пылает яростно камин...

Я вновь изнемогаю от любви,
Стремлюсь к тебе и мыслями, и кожей,
И на слуху звенящее «Се-ре-жа…!»,
Как зов твоих страстей, как отзвуки моих;
Вновь дико пляшут демоны в крови,
Грохочут бубнами над жаркими кострами,
И небо куполом смыкается над нами,
И я кричу тебе - не режь, не рви…!
Но осень слезы льет на бересту,
На желто-красные кленовые ковры...
Я - вне тебя. И, значит, вне игры...
Ты – вне меня: мои долги растут…

Под утро, молоком прольётся марь.
Зовет в далекое, далеко
Полей зеленых шелковая шаль,
Озер прозрачность синеоких.

О, как прекрасна утром Мать-земля:
Свежа, расчесана ветрами!
Пушинок теплых стелют тополя
Ковры под босыми ногами.

Июнь и лету радуется жизнь
Частичкой каждой, паучками.
Идет навстречу радостная Инь,
Ян скрыта краткими ночами.

И вот уже деньки - заря с зарей,
Подружки в алом хороводе,
Соединяются рука с рукой
С закатной зорьки на восходе.

В ленивой грации уверенных движений,
Сокрыта мускул сильных злая мощь.
Он хищник, без предупреждений,
Понятно — зря его не трожь.

Он взгляд в глаза воспримет как угрозу,
И нападёт, став молнии быстрей.
Не знает жалости он, бесполезны слёзы,
Ведь хищник он — он родом из зверей.

Когда идёт он чинно к водопою,
Уходят в страхе все с его пути.
Но человек курок ружья рукою,
Нажал и зверь, не смог себя спасти.

Он хищник — и он о пощаде,
Не попросил, а грозно зарычал.
Убит — не пищи...

Прошёл Покров, и опалила осень
Своим огнём деревья и кусты.
Как будто все сомнения отбросив,
Решила за собою сжечь мосты.

Дорога окантована пожаром –
Горят деревья с каждым днём сильней
И, осыпая обочину жаром,
Словно ковёр расстилают на ней.

А на ковре, совсем не обжигаясь,
Как будто головешки из печи,
В листве носами длинными копаясь,
Расхаживают важные грачи.