Коробки

С неба – невод сочно-синий
ловит летней лаской, лиц
хмурый хор, лениво-львиный
городской галдёж и свист.

Собирает брег бродяжий
стаи, своры пьяных псов;
ветер льется сальной сажей
злачных заводских хлевов.

Узость улиц, плен пролётов,
шип шоссе, коробки крыш;
твоя тьма, твоё болото –
сердца склеп под маской мышц.

Я люблю лиловый вечер,
высекающий простор
для прохлады, кой просвечен
нерв нагой – болезный мор

пьяных псов, чей дрейф распутал
смерти сумрачный аванс.
Я люблю...

Мне тридцать зим –
четыреста семьдесят пять миллионов вдохов,
столько же выдохов – отсрочек судьбы
до встречи с Тобою, Господи; моё дыхание –
тридцать витков вокруг солнца; моё сердце –
ядовитая чаша вина, выдержанного в подвале осени;
моё счастье – откровения жребия сиюминутности,
познающие роскошь и нищету.

Ты чувствуешь плоть, выкованную в сердце Солнца,
доведённую до инстинкта, и возведенную в ранг поэзии,
боль, вырванную из утробы матери;
ты чувствуешь душу, брошенную...

Сергей Александрович, здравствуйте…
Не верю, что вам 117…

Гроза молодая… зевластая
по площади хлещет Сенатской!


Но вы — не забрызганы брызгами…
Но вы — не обветрены ветром…
Шагами легкими питерскими
уходите в вечность. Поэтом.


Сергей Александрович, здравствуйте!
Вам в городе этом
нет места.
Душой одинокой славянскою
вы больше коробки имперской.


И вот уж тугая расщелина
за вами бежит
через небо.

И конь под Петром Первым щерится
усмешкой недоброй
и медной...

Из коробок картонных и пыльных,
со щемящим сердцем,с тоской
я достану детство ванильное
где в луга сбегала босой...

Вот часы,старый заяц и мишка,
куклы в платьях и тряпочный кот,
вот до дыр зачитаны книжки
и заигранный сборник нот...

Даже первые в жизни рисунки
обрели тут вечный приют!
С моря ракушек полная сумка,
из петард первомайский салют...

Вот я в школе с бантом на портретах,
здесь в обнимку с роялем сижу,
тут я с дедушкой дачным летом
из песка дворец возвожу...

Все...

Какая славная зима!
Морозец двадцать, солнце ярко.
Искрятся чистые снега,
И на душе просторно, мягко...

Подарками на Новый год
Не распакованы коробки...
Струится времени исход...
А мне не холодно, не робко....

И надо бы войти в ту грань
Не разлинованную мысли.
Наступит новым ходом рань
В не патентованные жизни....

Ну, а пока вокруг следы
Узоров жизненных явлений.
Кружатся вихрем их часы,
Кружатся в танце самомнений.

И хорошо, что есть вокруг
Любви восторженные лица...

Морозный воздух гулок,
Трамвайный слышен звон.
В сугробах переулок
Сползает под уклон.

Домов коробки новых
Цветут среди машин.
Среди деревьев черных
Мазут, следы от шин.

Под крышами сосульки,
Весь в льдинках тротуар,
Ползут, скользят бабульки,
Их ждет Тверской бульвар.

Летят, блестят снежинки,
Над городом кружат.
Белым-белы пушинки
На всем земном лежат.

Возле площади, у церкви,
Где пожарки каланча,
С красной крышей островерхой
Дом уездного врача.

День задался как обычно,
Никуда врач не спешил,
Саквояж собрал привычно,
Совершить обход решил.

Он степенно отобедал,
Обойти хотел больных,
Свежие купил газеты,
Навестил своих родных...

На дворе уже стемнело,
И расправлена кровать,
Быстро время пролетело,
Врач собрался почивать...

Но тревожно затрезвонил,
Колокольчик у дверей,
Есть ли кто-то в этом доме...

Комментариев аллегории, к темам и ситуаци-
ям, обоюдно острая дилемма (её тупость) (ре-
жущая грубость), (и так не так и так не этак)
(или наоборот), (что к чему никто не разберёт?)
Узость сменяла широту, ограниченность, расп-
ространённость, где и в чём, твоя убеждённо-
сть, колебания неуёмность, спокойствие и без-
различие к происходящему, на дисплее врем-
ени, творящему, всепоглощающая воронка,
бренность, рождение из ничего, верность, со-
знания, твоего (себе? или кому-то...

На листья лился свет из глаз
И слезы рыб, и песни духов.
Впитали листья сонных нас,
И, превратив в веселый газ,
В обман ума, в объятья слуха, —
Отправили летать в палитры
Небесных нот, в сапфир аккордов.
Сердца цветочками раскрыты,
И поцелуем души свиты;
Смеется гадким счастьем морда :)

Гулял свободно в облаках
Итог пятнадцати столетий
И сон заветный нес в руках.
Ключи вращались в тех замках,
Где в нас томились дети.
Из нежной флейты нот поток
Любовь без адреса пролила,
И...

К возвышенной глубокой синеве,
Беспомощной, беспамятной, остывшей,
Низиной ставшей, но когда-то жившей
Оградой стен и древних площадей.
Взлетает ласточка – полет её столь близок
К тому беспамятству, беспомощности – в ней
Все далеко, чем дальше – холодней,
Полет ее тем низок.


* * *

И ничего на свете больше нет,
Или сказать по правде не нашлось.
В открытое окно разносит ветер
Листки исписанные
призрачно и монотонно.
И старые названья улиц,
И чуть блестит поодаль площадь,
И...