Колосья пшеницы

Луна и звёзды загорелись...
Птицы уж в лесу запели.
Среди степей, среди лугов...
Слышен их весенний перезвон!
Солнце раньше уже всходит...
По небу выше оно бродит...
Прогреть старается землицу
И укрепить озимую пшеницу.
Весна пришла в права вступила...
У земледельца сердце тут заныло.
Ещё немного и степь просохнет,
А трактор старый в борозде глохнет.
Надо сеять и пахать...
На зяби влагу закрывать.
Техника в глубинках старовата...
Запчасть стала дороговата...
Денег нету как всегда...

Град разбивая,выстрелила пушка,
А у окна заплакала старушка,
В аптечке руки шарят наугад,
Как-будто в сердце выстрелил снаряд.

Во время боя прятались в пшенице,
А после фрицы въехали в станицу,
Искали в хатах,чем бы поживиться.
На все лады визжали молодицы.

А мать в подвале дорезала поросенка,
Покрепче зажимая пятачек,
И в люльке громко плакала сестренка,
А что война,ей было невдомек.

С войны не дождались они отца,
Не получили даже письмеца.
В немую вечность выпала дорога...

Светилу небесному больше не спится,
Рисует веснушки на девичьих лицах.
Тают улики сбежавшей зимы,
Морозы и вьюги простили ей мы.

Очнулись от снежного плена поля,
Тепло черной пастью хватает земля,
Небритой щетиной пшеница и рожь
Скрывают от глаза озимую дрожь.

И в прошлогодней траве у оврага
Вербы пригрелись веселой ватагой
В пушистых мохнатых рубашках.
К солнцу раскрыта душа нараспашку.

Черное-черное поле,
Стелется пар,словно дым.
Пахарь с кобылой гнедою
Потом исходят над ним.
Застит глаза пеленою,
И вот предстает перед ним
Не черное-черное поле,
А нива с зерном золотым.

Выйдут с серпами казачки,
За пояс заткнут подолы,
И замелькают прожженые руки,
А ноги,как мрамор белы.
Знатно родила пшеница,
Встали снопы вереницей.
Лица утерли платками,
Жадно припали губами
К чистой,прохладной водице.
И жарко,и душно вокруг,
И чудится им хлебный дух,
Как в кадке вздыхает...

Небо, порванное на тряпки,
падающее в ливневый ворс пшеницы,
где крик жаворонка
раздирает
грудную клетку холста –
этот кусок земли, это всё, что есть у меня,
и ещё, пожалуй,
ветка цветущего миндаля
на горчичном, от солнца, столе.
Но мне видятся,
в тумане пустых полустанков –
рубиновые виноградники,
я чувствую
запах оливковых рощ после дождя,
и террасы ночных кафе
под левиафаном полночной звёзды.
Где моя поношенная голубая куртка
с серой фетровой шляпой,
где это кресло...

А дождь всё шёл, и шёл,
шепча песчаной эфой
по лабиринтам клёнов, лип и хвой;
и воздух пах арбузом, льном, клубникой,
немного хлебом, розами, вином.
Сквозь проблески листвы
я отпускал твой взгляд,
оставив,
лишь немного
росы свинцовой на ресницах,
и шёлк пшеницы
в ледяной ладони.
А дождь всё шёл, и шёл,
играя медью кровель,
и остывая недопитым чаем,
словно глухой водой заката
на тонкой рисовой бумаге,
а, может – каплей крови;
а дождь всё шёл, и шёл,
ваяя и сутулясь,
волхвуя...

А ты ходил тучный, по тучным полям пшеницы,
пресуществления, doctrina de fide, полного сущ-
ностного, а не акцидентного, случайно появляю-
щегося, (аритмия), алгоритм действа, ритуала,
а не возможность выбора, упала на твою голову,
из ничего (ex nihil)? а ты хил? воду лил (время),
на лопасти (стремя) или оно текло само сквозь
пальцы, не задержать мгновения, пяльцы, прос-
транства, сито материи, на обруч, вышивал кре-
стом луч или он сам ложился, пил вино-кровь
или упился, ел хлеб...

Плачет роза под запотевшим стеклом –
этот холод, больше чем смерть и надёжней разлуки.
В темноте кто-то, тихим движеньем, раскроет ладонь перед сном,
и в ладонь упадёт лепесток, как осенняя вьюга.

Кто-то спросит у стен, пропитавшихся смуглым дождём,
о грядущем, о прошлом, о тёплой печали во взгляде,
а в ответ, лишь пшеницу волос обожжёт сквозняком –
словно учит бессоннице вязь фонарей привокзальных.

Плачет нежность, напившись прохлады из матовых рек –
эта кома глубже самой глубокой...

Разбуди меня рано Бабуля, чтоб увидеть каемку зари,
Ведь она, необычно красива, по утрам в нашу лета пору.
Разбуди меня милая, встану и с просони, я к ней побегу...

Вот томится сонное небо, синевою холодной зовет,
Просыпаясь лучами рассвета, чуть вдали согревает огонь.
Я бегу по дорожкам садовым, и щёкотит росы перезвон.
Замирает сердечко приветом, утра доброго небосклон.
Я стою, на обрыве высоком, из-за сопок горит горизонт.
И в халат наспех одета, от ночнушки торчит подол...

В преддверии грозы поникли травы.
Беспутный ветер в поле закружил,
И нет на безрассудного управы,
Пшеницу смяв, кругами уложил,
Запутав с васильками вперемешку;
К берёзе одинокой приставал;
В порывах рьяных и, кривя усмешку,
Проник сквозь щель в сарай на сеновал,
А там, на непогоду невзирая,
Парнишка недотрогу целовал,
Стараясь отворить ворота рая,
Подругу ближе к сердцу прижимал.
От зависти затих пришелец смелый,
Узнав любовь, повеса обомлел,
Вздохнув, помчался...