Кашмарик-1998

Старый век свое отвоевал,
Уступая место молодому.
Заняла жизнь новый пьедестал,
Люди в мире любят по-другому.

Век оставил след кровавых войн,
Только солнце не испепелилось
И зовет всех нас на новый бой,
Но зачем? Скажите мне на милость!

Солнце светит ярким фонарем,
Дарит людям радость созиданья,
Но подметил я, что мы живем
Только нами созданным страданьем.

Октябрь 1998

Яви, Господь, свой лик прекрасный!
Яви гармонию свою!
Я пребываю в вере страстной,
Я рад, я счастлив, я пою!
Прости, Господь, меня за слабость
И не оставь меня в беде.
Лишь после скорби будет радость
На погибающей Звезде.
Прости, что часто сомневаюсь,
Прости за грусть в душе моей.
За эту грусть всё чаще каюсь
И вновь молюсь за всех людей.

2

О, солнце нужд моих,
Открой завесу тайны
И стань как нежный стих,
И чувство счастья дай мне!
Пребудь во мне навек,
Свети во мне...

Россыпь белоснежная, синеватый дым,
Дол заледенелый кажется седым.
Серой поволокой в небе облака
И бурлит угрюмо темная река.

Загрустила стройная голубая ель,
Где-то завывает белая метель.
Промелькнет внезапно желтая луна,
В инее воздушном тонкая сосна.

Украшенья снежные на моем окне,
Зимние забавы и кружится снег,
И стоит в обнимку толпище берез,
И повис трескучий в воздухе мороз.

Пляшут в хороводе, да вокруг огня
Все деревья наши, как одна семья.
Россыпь белоснежная...

Теченье жизни мчится вспять,
Упрямо движется к нулю.
Тот был рожден, чтоб убивать,
А тот, чтоб говорить: «люблю...»

И ветер звонкой тетивой
Гласит: «За вас всё решено!»
Знать правду жизни не впервой,
Но я — сейчас, а Бог — давно.

Май 1998

Я под обстрелом гнусных реплик
Скрываю стойко боль и грусть.
Я не безбожник и не скептик,
И ваших слов я не боюсь.

Я не подвержен суеверьям,
Ещё мне рано на погост.
Стою пред жизненною дверью,
Стою без страха, в полный рост.

Намеки мне понять не сложно,
Я смел пред грозным войском их.
Душа границ не знает ложных,
А сердце пишет страстный стих.

Май 1998

Моя любовь, как трудно в этой жизни
Найти того, кто б сердцу милым был.
Как тяжко мне от шалостей капризных,
Как сложно мне умерить буйный пыл.

Змеиный яд во мне, а жизнь — отрава!
Я таю, словно солнце в декабре,
И надо мной судьба чинит расправу,
Но я вернусь на утренней заре.

Ведь я в душе мечту лелею нежно,
Что вы, мой свет, спокойствие храня,
Когда-нибудь полюбите, конечно,
Такого неспокойного меня.

Май 1998

Моя фамилия Ежов,
В моей душе безумный рёв,
В моих глазах печали тьма.
Похоже, я схожу с ума...
Веду я спор с собой в тиши
Про боль страдающей души.
О чем я думал, чем я жил?
Я утонул в позорной лжи!
Мне восемнадцать лет всего,
А я не видел ничего!
Что ждет меня, чего достиг?
Мир был абсурден мне и дик!..
Я вспоминаю часто дом —
Семью, отца и маму в нем.
Когда мне было девять лет,
Когда ещё не знал я бед,
Когда Андрей был лучший друг,
Тогда не знали мы разлук.
О тех мы грезили...

Хлопья снежные ложатся
На сугробы вдоль дорог.
Видит небо в поле зайца —
Бедный, маленький, продрог.

Показалось, словно краше
В белых ризах облака.
Белым пухом он, озябши,
Поприветствовал снега.

Он бежит в родную норку,
Там тепло, любовь, уют.
Скоро, скоро — там, за горкой,
Там зайчата папу ждут.

Мать-зайчиха загрустила
И с тоской глядит на вход,—
Норку снегом завалило.
Может, милый не найдет?

Но рассеялись тревоги —
Вот он, милый и живой!
От проселочной дороги...

Вечерний колокол пробил двенадцать,
Воспоминанью я решил предаться.
Закрыв глаза, созрев ко сну,
Я вспомнил девушку одну.

Она, наверное, меня забыла,
Но все ж её я звал когда-то милой...
Я в мыслях шлю тебе привет,
Пусть ветер шепчет мне ответ.

Зачем же ты теперь мне снишься часто,
Ведь ты тогда глядела безучастно.
Лети по жизни на коне,
Не вспоминая обо мне.

1998

Мальчишки лет восьми, не больше,
Спешили, видимо, домой,
И средь ветвей в сосновой роще
Один из них сказал: «Постой!

Гляди наверх — ты видишь птицу?
А видишь птичье гнездо?
Сейчас мы сможем насладиться
Желтком яичным на все сто!»

А птица, чувствуя угрозу,
Вспорхнула ввысь, как от ужа,
И закружилась над березой,
Одно яйцо в когтях держа.

Мальчишка смелый крикнул гордо:
«Давай, на дерево залазь!»
Второй полез, поправив шорты,
Но неумело и боясь.

И крик отчаянья ужасно...