Каша

Глава Всемирной продовольственной программы,
Дэвид Бисли без какой-либо всемирной драмы…
Считает, что риск голода вследствие пандемии,
Может достигнуть библейских масштабов и России.

Дэвида Бисли, можно понять сейчас здесь!
Хотя это не прибавляет ему здесь честь…
Пополнить фонд лёгкими чужими деньгами!
Чтоб в фонде, - приличные зарплаты получали.

А вот чтобы никто в мире сейчас не голодал!
Здесь никому не стоит устраивать аврал…
Всем на своей Родине трудиться в полях,
А не сидеть...

эмоции в кашу. и чья-то пустая игра..
призывные крики и трепетный шёпот прощаний.
всё тщетно - и скользкие мысли ночами,
и вязкие планы с утра.
эмоции - в урну. мой день, как всегда, круговерть:
записки и бойни.
застолья..
и что-то болит, но не больно,
и не на что, в общем, смотреть.

и хочется это стереть,
но придётся терпеть.

У кастрюли крышка, словно хвастунишка,
Застучит неслышно и покажет фишку,
Как её братишка и сестра малышка,
Жили не тужили и не зная бед,
В кипятке, варили кашу на обед.
У хозяйки Юли, было две кастрюли,
Полные всплеснули, закипев вздохнули,
Стали спорить, хвастать, в паре полыхнули,
Раньше мол им было лучше у бабули.
Борщ варили, мясо, овощи все сразу,
А теперь и вовсе, нет для них припасу.
Пользуется Юлька, лишь одной кастрюлькой,
Закипит и вспыхнет, булькай тут не булькай.
Их...

Там у речки выхухоль,
Здесь на сердце моём боль.
Там шумит сухой камыш,
Здесь шуршит под полом мышь.

Не в себе сегодня я,
Голова болит моя.
В горле жажда, во рту сушь,
В мыслях глупости и чушь.

Полон я воспоминаний,
И беспочвенных мечтаний.
Но из них не сваришь каши,
Ох, прости Бог грехи наши.

Нам ничто за просто так.
Хоть ты гений, хоть дурак.
Не даётся от судьбы,
И нет жизни без борьбы.

Зверёк вольный выхухоль,
А у нас над всем контроль.
Люди мы — средь нас свобода...

Уже тепло, и тянет мягким дымом,
Сквозь морось, разбрызганую небом
Из каши низких белых облаков,
И втянутую низким пряным ветром
В игру безбрежного пространства,
Отображая запахи и краски мира,
Дугою висших от края и до края,
Над домом где живу, и в мыслях чаю,
О днях блаженных средь веков.

На заляпанной клеёнке в грязной кухоньке
Корки хлеба с папиросным пеплом.
Пустота, облепленная мухами,
Нагло лезет в окна, вместо света.
Воздух загустел волною грязною,
Смесью мата с кислым перегаром,
Смех и крики пьяные, бессвязные…
Там, за дверью, снова что-то празднуют
В ненормальном бесовском угаре.
…На дворе туман уже сгущается,
Вечер стынет, холоден и тёмен…
И девчонка под крыльцом, отчаянно
Ждёт, чтоб поскорей заснули в доме,
Чтоб, когда затихнут брань и выкрики,
В кухню...

Не кричи, не хвались, не кайся,
Отпусти, не прощай, не брани.
Не надейся — второго нет шанса,
И не вспыхнут опять огни.

Подарив, не жди плат за это,
И добра от добра не желай.
Встретив подлость, себе завета,
Не любить больше, не давай.

Не простит за успех отставший,
Обогнавший уйдёт в верха.
Все свои, сами солят каши,
Так должно быть, в том нет греха.

Не всегда, есть у вещи имя,
Не всегда, имя вещи суть.
Не всегда, могут стать своими,
Те с кем рядом, шёл жизни путь.

И...

(Напевалось во время утренней зарядки со шваброй. Я так смеялась, орудуя этим мощным струментом, что страх получить тапком куда – то сбежал):

Для моей попишки,
Надобны штанишки,
Чтоб иметь штанишки,
Получу деньжишки.

Чтобы всё в достатке, можно чуть с излишком.
Для чего с излишком? Да чтоб моим детишкам,
На четырех лапках, на крылышках, к носишку
Ставить кашу, да сметанку, да пшено – пшенишку!

Ить, в семье, семьишке семеро не лишком!
Для того и потому надобны деньжишки!
Ну а...

Головная боль с ума свела,
В кашу во мне мысли превратила.
Сквозь глаза как острая стрела,
Уколов, покоя жизнь лишила.

Словно наказание Господне,
Боли беспощадные тиски.
Ничего, не хочется сегодня,
Полон я уныния тоски.

Раздражает всё, нет настроения,
Даже свету солнца я не рад.
Боль усилив бликов мельтешение,
Превращает время жизни в ад.

В дни такие кажется всё хуже,
В дни такие белый свет не мил.
И ничто не радует в нём души,
Ни на что, желаний нет и сил.

Голова болит...

Я тоже когда - нибудь стану старпёром,
И с горки спускаться дурацким манёром,
Без баб обходиться я буду...
Я? Буду?!
Сдавая швырнутую шмарой посуду.

Вдоль сук семенить
Но без О -
Семененья,
И длиться, и тлеть, пряча долготерпенье.
Глотать не Небесную -
Манную кашу,
И нюхать во сне
Жемчугову Парашу.

Зато я смогу в Октябре в неглиже
Будённовцем слыть на втором этаже.
И шпорить гнедого, губу прикусив,
И видеть, что город,
Как Пушкин, красив!