Ходить по иглам

Вот и вечер, вот и вечер,
Зажигают фонари.
Горизонт одел на плечи,
Дымку алую зари.

Постепенно угасая,
Потемнеют небеса.
Вспыхнет, в небо зазывая,
Тропы Млечной полоса.

Ночь опустится на город,
И разгладит дремотой.
Ум, что заА день был исколот,
Мысли острою иглой.

И дневных сует забота,
На план задний отойдёт.
И уснув, вдруг взрослый кто-то,
Вспомнит детских снов полёт.

Сон не всякий вещим будет,
Чтобы явью в жизни стать.
Но знать счастье будут люди,
Пока могут в снах...

Где-то в глуши Кощеевой проживала мастерица волшебница.
Была и внешне красавицей, и очень мудрой та девица.
Кащей осерчал на красавицу, обернул лягушкой болотною,
Дал срок ей, чтобы исправиться, прикрыв суть шкурой животною.
Но как не хотел Кощеюшка, а силы у зла не всесильные,
Все планы иначит Долюшка, по-своему жизнью ведая.
Повстречался Царевич с лягушкою, пустив стрелу залётную.
Она прилетела пташкою, найдя Василису Премудрую.
По велению царя-батюшки, Царевич венчался с лягушкою...

В каких портретах угадать черты
Предвосхищенья иль утраты?!
Играет дождь на переправе клавиш
И отпускает ноты на холсты...
Стремится сон смотреть в глаза ночей...
Свечей мерцанье поджигает время...
В каких рассветах произносит бремя
Нас, выпавших в жест, в преферанс судьбы…
«Но там внутри за тайной полотна»
Есть тонкий звук, пронзающий октавы,
Он помнит вечное, а дни слагают драмы
И вписывают в имя тесноты.
Какой же век тебя приобретет
Иглой мечты, привычкой свято верить
И призовет...

Мой друг – мужик, заросший сивой шерстью.
В его наколках тела не видать.
Тоннели, штанги, бридж, стальные перстни…
Брутальный байкер! В боги кандидат!
Когда он на Харлее рассекает,
Вонзаясь в воздух мощною иглой,
Пустынные проспекты отступают,
Тушуясь перед птицею стальной.
А он и впрямь как птица гордо реет,
И шлейфом искры красные летят…
Но, рассекая на своём Харлее,
Крутом, брутальном, пафосном Харлее,
Мужик спасает брошенных котят!
Он подбирает кошек, лечит, кормит,
В процессе...

С ветром ссорилась листва,
Дождик мелкий с неба лил.
Разболелась голова,
Думать не было в ней сил.

Громыхало вдалеке,
Гроза молнией сверкала.
Время как вода в песке,
Без следа пропало.

В уме мысли голосок,
Неразборчив, слаб и тих.
Колет боль иглой в висок,
Тьма в глазах моих.

Прицепилась боль-напасть,
Жизни горькая беда.
Но она её дней часть,
И не деться никуда.

С ветром ссорилась листва,
Дождик мелкий лил.
Ум искал всему слова,
То ругал в них, то хвалил...
Марковцев...

Ёжик съёжился, иглы насторожил,
Нет никого этого ежа строже,
Все предъявы к себе ёж не стерпел,
Уколол меня больно, скорчив рожу,
Но ведь я же погладить его хотел.

Яков Есепкин

• «Есепкину удалось достичь такой степени и такого уровня совершенства текстов, их огранки, что написанное до него практически полностью нивелировалось. Таким образом, к примеру, сравнялись между собой четверка Серебряного века (Ахматова, Цветаева, Пастернак, Мандельштам) и одиозные сочинители прекрасной советской эпохи, как, впрочем, и постсоветские авторы, наиболее активно тиражируемые издательским сегментом.»
В. Розинский

Портреты юдиц в диаментной цвети

Семнадцатый...

Не раздавлен, не изломан,
Выжат досуха.
Выжжен мыслями и словом,
Огнём всполоха.

Грусть-тревога, дрожь-трясучка,
Руки слабые.
В сердце боль, игла-колючка,
Вырвать надо бы.

Лицом мятым, хмуро смотрит,
Утром зеркало.
В грустном взгляде жизни опыт,
Тела мелкого.

Дышит в форточку ознобом,
Осень серым днём.
На разрыв я выжил пробу,
Выжжен был огнём.

Выжжен мыслями и словом,
Выжат досуха.
В горле вдох, шершавым комом,
И нет воздуха...
Марковцев Ю.

День короткий…

День короткий, Век короткий.
Бесконечна Вечность мглы.
Солнца диск, какой-то блеклый.
Жизнь на кончике иглы.

Что-то странное творится
И в сознанье и в душе.
Что-то снится, что-то мнится,
Что-то вертится во мне.

Что-то ищем, что-то строим.
Ненавидим и клянём.
Всё чего-то просим, молим,
Не поймём, - зачем живём?

Всё неправильно сложилось,
Мы нарушили закон.
Ничего не возвращаем,
А, берём, берём, берём…

Но ресурсы истощимы.
Истощается душа.
Только ночи в...

К утру измученный бессонницей
вздохнёшь - не тех, наверно, ждал,
трепещет бабочкой-лимонницей
листочек на игле дождя.

Осины красятся румянами,
а тучи набирают вес,
притих укутанный туманами
простуженный осенний лес.

От свиста ветра лужа морщится,
а ты всё предаёшь суду,
и желтизной больная рощица
неделю мечется в бреду.

Кленовый лист ладонью скрюченной
взъерошил волосы куста...
и кем-то осени поручено
всё ставить на свои места.


Валерий Мазманян