Гул

Возьми мой поцелуй над бровью.
Ведь расставание с любовью
Вполне нас убедило в том,
Что наша жизнь была лишь сном,
Что не ошиблись мы в одном:
Надежда улетела прочь, -
В безумный день иль в злую ночь;
За ней, как морок, как туман,
Уходит бытия обман.
Всё, что мы видим в этот час, -
Лишь сон, что окружает нас.
Вот ветер штормовой подул –
Меня объял прибоя гул.
Сжимаю пригоршню песка.
Как мало. Всё ж моя рука
Песок не в силах удержать –
Песчинки ветр уносит в море,
Пока я...

На листке тетрадном в клетку,
Словно след, неровная строка.
Подарило небо дождя сетку,
Согнал в тучу ветер облака.

Распахнуло ветром мне окошко,
Стала кляксой капелька дождя,
Потекла вниз и за ней дорожка,
Мажет лист, зигзаги проведя.

Ветер свежий воздух и дождинку.
Подарил мне, распахнув окно.
Летит смятый лист теперь в корзинку,
Белизной украсив её дно.

А напротив — прямиком в окошко,
Ветку клён кудрявый протянул.
За ним мокнет под дождём берёзка,
И машины слышен где-то...

А вокруг – земляничная поляна…
А душа – расцветающий июль…
А вдали – багровеют небеса…
А в руке – пульс дождя, да шум травы…
Эхом пьяным
разгорелся птичий гул.
Чудеса –
только в сказке, мальчик мой,
только в сказке.

(только в сказке, да любви,
только так)

Утро ранее, безветрие, роса...запах трав и щебет ранних птах...

Свежее журчание ручья, и прозрачность чувств простых ясна...

В отражении Твоём сейчас...



Шёпот ветерка, шальной...заставляющий краснеть...угли...

Внутреннего, скрытого костра...обжигающе-бодрящий пыл...

В отражении Твоём сейчас....





Гул дорог, вдоль так , что поперёк...мысли мчатся, пробками поток...

Нарастает яростной волной...смыть готовой всё перед собой...

В отражении Твоём сейчас...

1
На третий день ( Обычай, всё же! )
вершился похоронный сход,
а на столе, в свечах, как в ложе,
лежало тело... и народ
заполнил дом, где все спешились,
и к выносу, как торопились,
но сам, Владимир, меж трёх слуг,
гроб подняли, в цветах, но мук...
и за священником, вставая,
да за дьячком, псалмы кто пел,
процессия, со знанием дел,
из дома двинулась, святая,
хозяин где, прошёл порог,
в последний раз...- и то, как мог!
2
Пошли же рощей, церкви мимо,
что на излучине дорог,
а день...

Я между минутами дверь отыскал,
Из времени выйти сумею теперь.
Я плоским в нём был и ужасно устал,
Суметь бы открыть мне ещё эту дверь.

Застрял в Межминутье надолго — на миг,
Особенный миг — он как вечность длинной.
Ничтожно он мал и безмерно велик,
Стою в нём и дверь меня манит собой.

Решился — и дверь на себя потянул,
Она не поддалась — пытаюсь толкнуть.
Не смог, лишь раздался шагов чьих-то гул,
И кто-то сказал, что не мой это путь.

Сказал : - ,,Возвращайся, откуда явился...

На дыбу его! На дыбу!
Щипцами ловчей подлезь!…

Меняет земля орбиту.
Но всё неизменно
здесь.


Висят на крестах поэты.
И сходит толпа на гул -
туманностью Андромеды,
блевотиной на снегу…


Ату его! Он же – белый…
он весь нам испортил строй…

твердит о Любови целой -
разбитой в куски
губой.


А звать-то его как?!.. Моцарт?…
Потужи вяжи!… Рембрандт?…

Ну, что ж ему так неймется:
с щипцами - да без ребра!…



Да я не держу обиду…
Я слышу
который век:
на дыбу...

В городе люди друг друга не знают,
Мимо друг друга спешат по делам.
Лишь ненароком задев, замечают,
Чтобы забыв, разойтись по домам.

В доме иной раз годами соседей,
Могут не видеть и в лица не знать.
Глянут, в подьезде нечаянно встретив,
И позабудут их лица опять.

В городе люди чужие друг другу,
Рядом живущий здесь часто далёк.
Деньги здесь платят в ответ за услугу,
Здесь и в толпе человек одинок.

Гул городской словно птичий базар,
Здесь суета, и людской речи шум.
Люди...

Я – Мишель Нострадамус.
Я весь из металла.
Я весь тот,
о ком плачет в Тулузе тюрьма.

И центурии
на ухо мне нашептала
в полумертвом Марселе
святая
чума.


Юго-запад Европы. Бубонный. Кровавый.
Столько душ заболело. Смердит сквозь елей.

Вам придется поверить
и в Бога,
и в травы.
Так решил – пришлый лекарь
и выкрест-еврей.


Позывные из космоса…
Гул междустрочий…
И эпоха барокко
уже на весах…

А в катренах моих
лишь сто сорок пророчеств.

Мириад откровений...

Подошла. А волненья не выдал,
Равнодушно глядя в окно.
Села, словно фарфоровый идол,
В позе, выбранной ею давно.

Быть веселой — привычное дело,
Быть внимательной — это трудней...
Или томная лень одолела
После мартовских пряных ночей?

Утомительный гул разговоров,
Желтой люстры безжизненный зной,
И мельканье искусных проборов
Над приподнятой легкой рукой.

Улыбнулся опять собеседник
И с надеждой глядит на нее...
Мой счастливый, богатый наследник,
Ты прочти завещанье мое.