Гниль

В доме, пропитанном гарью орудий,
Полдень – черней, чем кавказская ночка…
Доченька, спи, пусть тебя не разбудит
Воем нечаянно волк-одиночка.

И с переулка промасленных радуг,
Вдавленных в землю колоннами танков,
Не потревожит ослиная радость
Глупой виктории криком гортанным.

В глотку слезу – поминальным стаканом
И, безо всяких гнилых словоблудий,
Высажу небо из рамы жаканом,
В доме, пропитанном гарью орудий…

Лежу я в палате в больнице больной.
Дырявые стулья и пол весь гнилой.
В место ножей у них топоры.
В место ложек у них тут ковши.
Суп с камарами так есть не удобно,
Второе с животными тоже довольно.
Компот с пауками не очень прикольно,
Вот и приходится кушать не вольно.
Спасёт только то что тебе принесут,
Пропустят не всё пол к себе приберут.
Бывает соседи тебя достают,
Подымают с кровати и в глаз тебе бьют.
Потом предлагают умыться от крови,
У же второй глаз есть на готове.
Вот...

Да. Я пишу на русском языке.
Но в каждой, мной написанной строке
Есть УКРАИНЫ МАМЫ прожитая боль,
Да и не Вам судить кому какая роль
Отцом небесным определена,
От языка, увы, не расцветёт страна.
Мне указал Господь в миру свою дорогу -
Какая разница в том, как молиться Богу?
Как не молись увы, но если веры нет,
Не загорится в сердце яркий Божий свет.
Коли здається Вам, що так важлива мова,
Тоді послухайте таку мою промову:
Як не навчай свиню, як не дивись за нею,
Свиня, однак...

Как долго это будет продолжаться,
Я не могу ответить точно.
Нам с вами суждено было расстаться,
Душа моя просила расставанья срочно.
И, может быть, через года,
Жизнь к лучшему моя изменится когда,
Вы встретите меня с объятиями,
Хоть и считая меня предателем,
Но закрыв глаза на это,
Из-за любви большой.
И я не буду чувствовать себя чужой.
Или же, забыв про мое существование,
смирившись с горем, проглотивши боль,
словно насыпав мне на рану соль,
Оставите меня в глуши души.
Не...

Снимите меня с пьедестала!
Мне голуби гадят на плечи,
Мне ноги заляпали салом,
Мне пальцы камнями калечат.

Снимите меня с пьедестала!
Мне холодно ночью безлунной.
Чего мне внизу не хватало,
Что влез я на камень бездумно?

Снимите меня с пьедестала!
Мне больно от льда постамента.
Я слышал, что мне не пристало
Хвататься за ветви момента.

Снимите меня с пьедестала!
Снимите гнилые останки!
Хочу я вернуться к началу —
И в медной остаться болванке!

Кто-то сказал: «Двери Рая открыты!..»
КТО-ТО, ты врёшь, подлец!
Только взгляни: на планете забытой —
Сотни гнилых сердец.

Где-то над нами сейчас почему-то
КТО-ТО совсем не рад.
Нет, чтобы крикнуть: «Сию же минуту!
Живо! Давайте! В АД!» —

КТО-ТО молчит, заливаясь слезами,
КТО-ТО совсем увял,
КТО-ТО, укрывшись от нас образами,
Что-то опять проспал.

Что же, пойти, разбудить мне КОГО-ТО,
Или — пускай храпит?..
Как-то и где-то какое-то Что-то
Снова сюда летит.

Как-нибудь с Чем...

О Зависти не хочется писать,
Но что поделать, если актуальна,
Хоть, несомненно, знаем как банальна,
Способность эта, - гнилью забросать!
Чтобы узнать, насколько кто велик,
Послушать надо, как его "поносят"
И гонят c глаз без нужного вопроса,
Терновый норовя одеть парик!
И как ни странно, мнения "друзей",
Как в зеркале кривом - в их интересах,
В волненьях, в осужденьях, часто в стрессах,
К трудам Счастливцев, к формам их идей, -
Как тест на достижения другим!..
Число завистников...

Стены вкось и крыша в щелях.
Дверь на петлях еле-еле.
На столике стоит стакан,
На его кромке - таракан.
Много лет он в этой хате…
А ее надолго ль хватит?
Был тут последним дед Иван.
Вот стол гнилой… Пустой стакан…
Не осталось даже крошки…
Стекла выбиты в окошке,
По углам полезла плесень,
В щелях гулом ветра песень.
Скажет кто, какие ветры
Унесли за километры
Вдруг всех людей из этих мест?
И избы рушились в окрест…
Лишь трава на месте быта
И кустами поле скрыто.
А все развалины...

В тазике мокнет задверная алая роза.
Черви трамваев вгрызаются в мокрый асфальт.
Город застыл в ожиданье зимы и мороза.
Толпы базарные... Это почти что Версаль!

Шесть этажей впереди. За спиною — четыре.
И на пути — паутина трамвайных путей.
Встречи под вечер увечат чугунною гирей,
Сердце сжимая капканом стальных челюстей.

Сотканы танковым током тупые доктрины,
Провод трамвайный свисает с замёрзших октав.
В окна напротив взирают слепые витрины,
Правой рукой первородное право поправ...

Тонко-кислотная струйка ночи
кровоточит в зрачках фонарей.
В бумажную стружку ветра капает лимфа луны.
Клок отрешенный мертвых созвездий провис до костей
неба, цвета заброшенных шахт преисподней. А у стены,

расстрелянной гнилью дождя, маячит ржавая дама-смоль,
с арфой бескровной через плечо, с судорогой
на землистых губах, с нежным настоем
из эпилептических трав.

Влагой аспидной ноздри по воздуху.
Бродит себе и думает:
“Кто бы подкинул на чай?”
(вскрытой тряпичной веной...