Глухой

Я служу тебе
верой и правдой…
дорогая моя планета!…

Я – рожденный на Альфа Центавре…
И пришедший сюда
до Рассвета…


И пусть Мрак мне изгваздал спецовку,
я вспорол ему брюхо
под корень!…

И хана! И сменили герцовку -
все, кто тусклым ходил и спокойным…


Разрыдались оттаявшим сердцем…
Взбаламутились сотнями улиц…

Я - в дороге был больше парсека…
чтоб вы, черти такие,
проснулись!!!…


Чтоб сияли вы!… а не зияли…
Кто бы слышал. Сквозь дым и рулетку.

Вот глухие...

Ничего не скрою, что ведаю.
До рождения света белого
Тьмой кромешною был окутан мир.
Был во тьме лишь Род - прародитель наш.
1.11
Род - родник вселенной, да отец богов.
Был вначале Род заключен в яйце,
Был он семенем непророщенным,
Был он почкою нераскрывшейся.
1.12
Но конец пришел заточению,
Род родил Любовь - Ладу -матушку.
Род разбил темницу силою Любви,
И тогда Любовью мир наполнился.
……………………….
Песни птицы Гамаюн
Клубок первый.


Пролог

Рожденная Огнем из семени...

О, сколько миру явлено пророчеств,
Но видеть их и слышать не с руки -
Глухим, слепым, без лиц, Имён и Отчеств,
Плывущим по течению реки.

Перешагнувши Рубекон
я оступилась,
И нет дверей,и нет окОн -
я вся избилась.
Я не ищу пути назад
не вижу смысла,
Мне надоел тот маскарад,
из игры вышла.
Еще не знаю я пути,
иду наощупь.
Мне в ухо шепчут сквоздняки,
чтоб было проще,
А я не стану потокать,
я им не верю,
Мне раны надо врачевать,
но к сожаленью,
Не лекарь вылечит меня,
да и не время,
Поддавшись временной тоске
и увереньям,
Сама стою я перд выбором
в сомненьи:
Зачем стучать в глухую дверь
в надежде,
Что мне в...

Несбыточная мечта о море
в растрескавшемся граните
городских окраин
порхает бабочкой-невидимкой;
на её ультрамариновых крыльях –
золотисто-пурпурный прибой
вечернего солнца,
волнообразный рисунок
июньского сна
и точки глухих созвездий,
переливающиеся
прибрежным песком.
И это большее море –
море, ждущее
ночной слепоты,
селеновой женственности –
и это глубочайшая любовь –
любовь, потерявшая
всякую надежду…

Было холодно и сыро,
Пасмурно,сгущались тучи.
Там,под ложечкой,заныло -
Хватит,хватит себя мучать!
Соберу я письма в пепел
И кусочки фотографий,
И отдам тебе всё,ветер -
В пустоту твоих объятий...
Ночь бессоною волчицей
Будет выть на желтый шар,
Буду-буду тебе сниться,
Сон-романтика? Кошмар?
А потом...всё смоет дождь
Глухо по окну стуча,
Я его родная дочь
Не смогу же промолчать....
Бесконечность ночи канет,
Может даже я взремну,
Солнышко в окно заглянет
Я забуду, я смогу...

Жизнь бежит, вертится земля.
Бегу и я по волгоградским нескончаемым степям.
Весна уже здесь на исходе.
Бегу по пыльной я дороге,
Ковыль в степи уж зацветает,
Знать лето точно наступает.
Куда ни глянь - степь широка...
Какая здесь в степи краса!
А воздух, воздух здесь какой?!
Аромат стоит кругом горой...
Здесь только жизнью наслаждаться.
Здесь после города,
Степным ароматом невозможно¬ надышаться¬,
Аж закружилась голова!
До чего здесь степь-то красива.
Обидно то, что за степь...

Вышли в свет из материнской утробы
Свободные места занять.
Дать обещание на будущие годы
Жертвами стать.

Когда в дверях твое время
Cтекает вниз на пол,
Среди шума ты узнаешь
Прикосновение.
И больше не твое,
Все что ты сеял.

Небольшая операция,
Окончательное принуждение.
Финальный ультиматум.
Тысячи слов, произнесенные громко.
Чтобы было слышно глухому
В обманутой толпе.

Потом ты идешь
Вниз по своей улице.
С неприятными звуками.
Может быть куда-то уехать?
Где-то...

Иногда я безумно ревную тебя, горе мне, горе....
Где-то там, без меня, на арбатской стреле, ты купаешься в море.
Где-то там далеко, бирюзовый рассвет, твои губы целует.
Я, конечно, умом, понимаю тебя, ну а сердцем ревную

Иногда я безумно сержусь на тебя, горе, мне горе
Впечатленье такое, что ты на плоту, унесенная в море.
Я звоню, я пишу, я пытаюсь пробить эту стену глухую
Я готов целовать, весь арбатский песок, потому что тоскую!

Иногда я безумно хочу улететь, горе мне горе...

Интеллигентный пьяница июнь лизал сапфиры луж озёрных,
а город чахнул в солнечной пыли. Сплетались липы сетью малахитов;
плелись обугленные гребни облаков, на черепицу тяжестью дыханья
смотря с небесной мостовой. Шумели трав надорванные крылья,
и, жаром ветра приземленные, ложились под серп глухих подошв.
Сквозь ржаво-пепельный загар стреляли током грусть, и сухость, и усталость
полуоткрытых окон и дверей. Молчаньем рыбьим холодело
трамвайное кольцо зрачка; и, лишь пыльца дрожащая...