Глинянный

В преддверьи весны мой коричнево-пепельный город,
Похожий на глиняный, пылью покрытый макет,
И только коты, что пытаются выступить хором,
Готовят зиме музыкально- прощальное НЕТ!

Познав межсезонье в коричнево-пепельных красках,
Выходят из спячки один за другим города,
И те же коты, раздавая букеты из ласки,
Готовят весне вдохновенно- волшебное ДА!!! =))

Смотришь на небо, умный мой звездочёт,
тусклые звёзды считаешь, а яркой нет…

Клара хотела бы Карлу вернуть кларнет
и зарыдать, уткнувшись в его плечо.
Клара кораллы свои собрала в мешок,
ей бы их бросить, да очень они к лицу!
Ей подарить бы их глупому гордецу,
чтоб испытал он внезапно культурный шок…
Карл обыскался, пропажа лишила сна.
Грустные нотки наносит на нотный стан.
Вот бы мундштук костяной поднести к устам.
Разве за глупую сцену кларнет - цена?...
Робость ли, ревность...

Потрясена, расколота как глиняная чаша,
узоры вышивки распущенной стихии.
Когда то стены охраняли от беды,
Из под руин шепча,
а где же (дэ)? жалея что не знают матюки.
Сейсмическая плодотворность каши,
в которой лет ( хунь и ) погребены.
Пань гу, разгневали и стольких обрекли.
проделать вывод об остатках стратосферы.
Бамбука кончик окунув в тела.
чтобы заполнить малые приделы,
в которых и моя семья видна .
Хотя кого - то это вовсе не задело.
пу, не обтесанное, "вечное дитя...

Когда лежит луна ломтем Чарджуйской дыни
Нa краешке окна, и духота кругом,
Когда закрыта дверь, и заколдован дом
Воздушной веткой голубых глициний,
И в чашке глиняной холодная вода,
И полотенца снег, и свечка восковая, -
Как для обряда все. И лишь, не уставая,
Грохочет тишина, моих не слыша слов,
Тогда из черноты Рембрандтовских углов
Склубится что-то вдруг и спрячется туда же,
Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже…
Здесь одиночество меня поймало в сети,
Хозяйкин черный кот глядит...

Как долго пленными наш быть в тюрьме мирской?
Кто сотню лет иль день велит нам жить с тоской?
Так лей вино в бокал, покуда сам не стал ты
Посудой глиняной в гончарной мастерской.

В кровавом рейдовом угаре
Душманским скошен я огнём.
Меня убили в Кандагаре,
При первом выходе моём.

В «зелёной зоне», на прочёске
Младая жизнь оборвалась,
И по коротенькой причёске
Обильно кровь моя лилась.

Жизнь, что на вид крепка и спела,
Хрупка, как глиняный сосуд.
Душа и охнуть не успела –
Как позвана на Божий суд.

Судить солдата – эка сложность!
Со мной решилось в полчаса.
Презрев грехов моих ничтожность,
Меня позвали в Небеса

За то, что звания солдата
Не презирал...

Там, где прячется солнце,
Перед тем как взойти,
Зарождается нонсенс –
Неоформленный стих.
Строчки ждут своё завтра,
Рифмы жмутся к вчера,
Рефлексирует автор,
Заплутавший в горах;
Берестой чистит зубы,
А пергамент коптит…
Иероглифом рубит
Клинья глиняных птиц.

От девчонки неглупой
Стих наследует шарм,
От оратора – рупор,
От художника – дар.
Нет для текста закона –
Уведёт и табун,
И талант, горький бонус,
Рвётся стеблем сквозь грунт –
Для ларца ключ похитит,
Вскроет...

И встанут рабы с коленей,
И будут свободные люди,
И счастьем наполнится небо,
Над землей, где нависли тучи,

Где родина мытарем стала,
В карманы залезла вором,
где ложь почивает на лаврах,
а правда в цепях, взята измором.

Законы тут плети, бичуют больно,
К земле прижимая народ подневольный,
но ярость и гнев вспыхнут как спички,
навек выжигая рабства привычки.

И Фениксом взмоет свобода в небо,
Тяжелые цепи вмиг обрывая,
правдой она заблистает на солнце,
народу глаза широко...

Ветер зари, прорывая кобальтовые занавески раннего неба,
повеял холодным каменистым берегом северной Атлантики.
Мне следить за тобой, печальная чайка над чешуей чугунной волны.
Спящие в пустынном тумане холмы отзовутся суровым эхом любви.
Мантия засохшей травы спадет с плечистых просторов нордических глаз.
Битым стеклом брызг ранит сердце, вороном старым сгнездится заря
в его запутанных кронах, дождь нервной львицей подсядет
к разбросанным камням, его револьвер перезаряжен
свинцом...

Полынь рта, снег волос, ветер пальцев,
заплаканные солнцем глаза младенца, пустыня глаз мудреца.
В скупой, дребезжащей серостью осенней системе координат,
наскребаю сведенную сталь струны в окне уходящего поезда света.
Кричащие кошки, где-то рядом, их металлического скрипа когтей
ищет глиняная дощечка души.
Стреляю метафизической скукой волхва в каменное сердце ноября,
в вырванные волосы светила, в слепоту небесного ока,
в охрипшие связки ворон на проводах ветра.
В невзрачном небе...