Его яду дней

Баба Тома познала в шесят материнство:
На помойке нашла дорогого сыночка,
И судьба, на которую б лишь материться,
Прощена была сразу досрочно, и точка.

Впрочем, был не такой, как заказан, сыночек:
Его череп был длинен, почти нефертитин,
И, тревожно пищащий как Гейгеля счетчик,
Не хотел, в общем, пищи: ни соски, ни тити.

Баба Тома пихала свой старческий палец
Ему в ротик открытый, - зачем, фантазёрка?
Потому что малЕц превращал его в смалец,
Истирая зубами, как мелкая тёрка...

Расскажи, как живешь ты, радость моя,
Ни вестей от тебя, ничего;
Тридевятое царство – твои края,
А твой край - в тридевятой степени дальности от моего.

Там, наверное, ад, а мне кажется, рай, -
Для меня рай везде, где есть ты,
Бронебойный снаряд попадёт в сарай,
Но увижу я здесь, как твои умирают цветы.

Обостряет обстрел обоюдно у нас, у обоих, обоймами зренье и слух,
Я в окне наблюдаю без сил:
Бьются листья кленовые красной конвульсией рук
В мои стекла.
Меня расцарапала пуля за...

А что сегодня происходит?
Тревога и Смятение изводят
Да почему? И где найти ответ?
Душа болит, искры в ней нет...

Ветром снежным вдруг подуло,
Любовь, и веру вихрем сдуло.
В айсберг сердце превратилось.
Надежда в дымке растворилась.

Да что ж такое? Что случилось?
Предчувствие змеёю затаилось.
И душу рвет на части злость:
А может это ржавый гвоздь?

Нет...Я так жестоко обманулась?
Гримасой боли криво улыбнулась...
Поверила во что? Мираж? Обман?
Недоверчиво в клубке шипит...

Я смотрю на свежий снег в поле,
Вспоминаю о тебе с грустью.
Переполнена душа болью,
И на сердце тишина, пусто.

Месяц март, а на дворе холод,
Но ведь было же тепло в доме.
Понимаю - был тогда молод,
И в желаниях своих скромен.

Повернуть бы время вспять разом,
Чтоб была бы со мной рядом.
Но бессилен в этом мой разум,
Он отравлен, как назло, ядом.

День уйдёт в небытие, что же,
Вслед за ним растает снег скоро.
Боль в душе меня давно гложет,
Начиналось всё с пустой ссоры...

28...

Она опять не разбавляет крепкий джин,
В её душе звучит не блюз, а старый джаз.
Всегда не нравилась размеренная жизнь,
Ей постоянно не хватало куража.
Она за столиком сидит в ночи одна,
И напевает про себя слова о том,
Как холодна сегодня пьяная луна,
Но к сожалению, не слышит их никто.

Она опять не разбавляет крепкий джин,
Читает исповеди тех, кто проклял всё.
Ей интересно, как наш мир пока что жив,
Могучим ветром далеко не унесён.
Она за столиком не чувствует обид,
Ни на друзей...

Как увидит Герасим кирпич,
Так застынет, как каменный, рядом,
Словно напрочь разбил паралич,
Или кто-то попотчевал ядом.

Не спеши утешать меня взглядом,
Не терзайся бессильем помочь.
Если буря, то значит, так надо,
Дневной сумрак сметёт тенью ночь…

Не бывает ненужных эмоций,
Проживая их, дышит Душа,
Кто отмерил достаточно порций
Смеха, грусти, дворца, шалаша?

Не спеши утешать меня взглядом,
Не терзайся бессильем помочь,
Ведь врачуют недуг сильным ядом,
Когда боль терпеть просто невмочь…

***
В свой черёд у судьбы чашу полную горькую в руки приняв,
И к устам поднеся, выпей залпом до дна её, не расплескав. –
Пусть немало ещё в жизни есть нерешённых проблемных вопросов, –
Кубок с ядом испивший тот уличный, дерзкий, античный философ
Уж в одном, согласимся же с ним, несомненно, был полностью прав!


***
Друг, осторожности простой отнюдь не отвергай науку:
Даже травинкою иной можно легко поранить руку,
А миг упущенный в итоге может перевесить вечность,
Подчас способна на...

По И.А.Крылову

Клеветники дадут всем фору
И, осторожненько скользя,
Навалят тихо яда гору.
Они похуже, чем змея.

Не поминайте меня лихом,
А добрых слов не заслужил.
Во мне, как в омуте рек тихом,
Средь мыслей, чёрт противный жил.

Плясал он в мыслях хитрым бесом,
Локтём, в ребро меня толкал.
И шкурным, мелким интересом,
Среди людей жить заставлял.

А я, уж строго не судите,
Всё ж не святой и меня чёрт.
Застав уставшим от событий,
В душе устраивал разброд.

И я в такой момент брюзжа,
Жил негативных мыслей ядом.
И потеряв покой душа,
Несла печали тем кто рядом.

И вы меня уж, ради Бога...