Двадцать пять

Идём в прошлое, недалеко, на двадцать лет,
влажность окна, лунный свет, капли дождя,
утро, туман, «роса» на траве, паутину уже растя-
нул паук, цветёт пижма, жёлтое на голубом и
зелённом, цикорий, синие «васильки», раски-
дист «куст», будет день жарок, пуст, разморит,
ну что ещё делать, мечтать о будущем, о том,
что чрез двадцать лет, залпом, или нет, пройдёт
время, выживет кто, темя болит, от переживаний,
ничего, посмотрим, маятника вибрации, продви-
жжения вперёд, махинация.

Не смейте обвинять мужчин. Ни в чем.
Они едины. Как святое семя.
Они во тьме
пронзают нас лучом.
Они умрут за нас. Дай только время.


Хранители — и дома, и души.
Воители во благо государства.
НА ДВАДЦАТЬ ВЕЧНОСТЕЙ ПРИШЛИ СЛУЖИТЬ.
Не ошибайтесь. Не минут на двадцать.


А мы их топчем. И ведем к костру.
А мы им изменяем. Скуки ради.

И рвет меня — за маму и сестру —
отца и брата сдавших
Торквемаде.


Кто я такая?! Мне пятнадцать лет.
И мой возлюбленный — меня голубит...

Пока я ела и читала,
Ворчала ты, в теченье дня.
Ты исправлять меня устала
И часто злиться на меня.

Как будто хуже нет на свете,
Глупее нет, упрямей нет,
Как будто я за всех в ответе,
Кто был со мной за двадцать лет.

За их и ненависть и злобу,
За мой беспомощный отпор.
Но к моему дорога гробу
Пускай им будет не в укор.

И отвечаешь ты: "Девчонка,
Мала, проста, не знаешь бед.
Пускай живет твоя душонка
До ста простых и пресных лет.

Все как дитя, и не...

это как потеряться в большом городе.
не знать, куда свернуть, не помнить ни одной дороги.
вот ты уже стоишь на чужом пороге,
а вот - уже в кругу своих.

это как болеть топографическим кретинизмом,
вроде бы и смешно, но невероятно страшно.
когда теряешь нить и забываешь слово "безопасно",
мутно, черно, темно, не ясно.

это как когда тебе двадцать три,
а внутри - как у младенца - перегорит
все что зыблет и дремлет - изнутри.
беззащитно смотрит на мир.

это как проснуться...

В церкви спросила, кто Иринарх
Ростовский, не знаю, сестра ответит?!
Затворник, и великий русский монах!
Иринарх ляхов не испугался, носил
вериги, их сам ковал!

Себя он в цепи заковал, босым ходил
В мороз, терпел наветы, хранил
Христовы заповеди, постился и бил
Себя железной палицей, и бесов изгонял!

Себе сам цепь сковал в двадцать сажен,
Крестов сто сорок два на себе носил,
Кто смог бы подвиг Силы Духа повторить?!
Борисоглебский монастырь, он там почил,

Врагов...

Homo-Любовь, ко «Дню влюблённых»,
В «любви», сливается, бокал,
Вместе с «влюблённостью» тварь-пар,
Нам не подобных - не способных
Младенцев Sapiens рожать,
Определеньем лесбо-геев -
Homo Erectus, сексо-тенью
Смеет Природе угрожать…

Кто - «виночерпий» - разбавляет
Любовь - «влюблённостью» тварь-пар?
А, кто процесс благословляет,
Сивухой секса отравляет
Расу Белейшую Мирян?

Кто Эрос Русов Первородный
На секс лесб-геев – однополых
Стремиться, Явью, заменить?
И, без войны...

Ответы как всегда не появлялись, как он их не
искал, вне и внутри себя, прошло двадцать лет, а
кто-то говорил и больше, в ответ, (двадцать лет
спустя), картина мироздания поэтому и распада-
лась на пазлы, (на мои пазлы), не поглощение
одних другими и есть главный принцип, нет, не
любви, а его существования, метания из огня да
в полымя, из пустого в порожнее, а страх и стра-
дание и составляли его сущность, укрепляли его
любовь, опять ни в глаз а в бровь, снайпер, гав-
гав-гав...

Сказал Творец, создав корову:
«Живи все шесть десяток лет!
Не бойся в поле молний, грома,
Тебе пастись на нём – чуть свет.
Тому, кто пригоняет с поля,
Всё пощедрее отдавай.
Так будут содержать с любовью.
И про телят не забывай!»

«Не лёгкая моя, знать, доля!
За ропот ты меня прости,
Коли на всё твоя лишь воля,
Но лет мне хватит -- двадцати!»

Дано добро на то прошенье.
Собака создана Творцом.
Своя для псины, в завершенье,
Звучала речь – «Перед крыльцом
Сидеть...

Цыганка им наворожила..,
и жизнь сулила долгую...
Открыть всю правду не спешила..,
ждалА монету звонкую...

Через три дня должна быть "рОспись",
в центральном ЗАГСе города...
Приглашены уже все гости..,
досталось счастье дорого...


Он по привычке ждал с работы,
её, свою любимую.
Но вот, такого оборота..,
и боль невыразимую...

Не ожидал такого точно -
исчезновенья девушки...
Она чиста и непорочна..,
пропала.., нигде нетушки...

Сначала боль.., потом обида,
пронзили сердце...

Последний день зимы, тепло..
Февраль, число - двадцать восьмое.
Смотрю в открытое окно,
А там кино идёт немое...

Зима уходит не спеша,
Неторопливо, величаво.
Уходит молча Госпожа,
И вся природа замолчала.

Летят снежинки и кружат,
Прощальный танец исполняя,
Оделся лес, как на парад,
Зиму-царицу провожая...

Капель и снег, и тишина...
И кружева кусты одели.
Весна сама потрясена,
И даже птицы не галдели...

Уходит Зимушка-зима,
Прощаясь тихо и спокойно.
Не злится, не шумит...