Два метра

А мне захотелось о тебе написать
без ритма, без рифмы, без слов,
А мне захотелось о тебе написать так,
как не писал не один сумасшедший,
А мне захотелось, чтоб кто-то сказал –
не видит краев,
А мне захотелось нервом тянуть
твою скоротечность.
А мне пружину под сердце загнать,
я б выстрелил сладко,
А мне бы еще одно небо на грудь
взвалить твоей далью,
А мне бы…а впрочем…чего говорить,
слова, как заплатки,
Скрывают стыдливо горячую масть
бумажной вуалью.
А мне захотелось в клочья...

Вечерние косы солнца
опадают рубинами
в ночь.

Какая грация,
какие плавные линии
возбужденной агонии,
и фиксации
последних лучей
закатного ока.

Сколько свечей
изгорают пред ложем,
вмещающим звездную прыть.

Как дрожит и как множит
свою сексуальность
вечерний глоток душистого ветра,
метр за метром
лаская хлесткие ветви
и будоража водную тишь.

Услышь,
как опадает рубинами
в тело любви
эхо закатного пепла.

Крылья апокалипсиса
Шуршат в обреченных речах философов.
Человек теряет
Листья свободы
В истлевающей осени
Безответных вопросов
К счастью.
Поклонники денег
Обесценили сами своих идолов.
Милая
Девочка
Превратилась в тощий насос
Глянцевой лужи.
Сердце тужится
Да возбуждается только вопрос –
Сволочь
Безответная.
И это убогое –
Это прекрасно,
Ведь это наше все,
Родная чума,
Метр за метром
Время, данное богом.

На белой, белой простыне,
С залитой красной кровью раной,
Лежит как будто бы во сне
Товарищ верный мой и старый.

И стонет, сухо на губах,
Совсем глаза не открывает,
И я стою, в глазах мольба,
И знаю, друг мой умирает.

Прошел чеченскую войну,
И не одну, а две за другом,
А тут... в осколках и дыму...
Столпились тесно люди кругом.

И полумрачный светит свет,
Надолго электричка встала,
Вокруг, как огненный паштет,
Людей различных разбросало.

И резь в глазах, как на войне,
И...

Моя Родина, перманентно беременная революциями,
Не понаслышке помнящая кислый запах пороха, водки и щей,
Изрыгает в историю вождей, транспарантов поллюциями,
Сегодня - милости просим на трон, ну а завтра, извольте – взашей.

Вековой мостовой, куражащейся над односезонным асфальтом,
Пившей дожди, бензин военных парадов и кровь убиенных стрельцов,
Чью спину массировали сапогами, шинами, школьными вальсами,
Еще прочувствовать миллионы пар обуви будущих мертвецов.

У расстрельных команд не...

Рассвет снова тронул ресницы:
«Вставай, время мчится, как птица.
Сюжет неоконченной пьесы
С названием: «Жизнь интересна» -

Ждёт новых шагов и решений».
И вновь слышу мыслей броженье.
Закваска вчерашнего теста
Вновь ищет в истории места.

Икона святыми глазами
Льёт слёзы, молчит голосами,
Звенящими в утренней дымке:
«Вчера, перед сном, клятву ты мне…».

Давала? Возможно. Исполню.
От прошлого всё ещё больно.
Так хочется радости светлой.
И снова иду метр за метром.

Свечу...

Когда пришли нерадостные ветры, и принесли вкус пепла на губах,
Я поднял меч, чтоб от меча погибнуть, и ощутить вкус крови на губах...
Когда пора настала громкой битвы, а вороньё затмило небо мглой,
Я на земле катался в лужах крови и целовался с этою землёй.
Я выл как волк, и дрался как нечистый , за мной поля, луга и всё моё!
А в высоте спускалось по спирали, пир ожидая, стаей вороньё..
Кто ты такой, о враг мой неуёмный? Зачем тебе простор моих полей?
Зачем тебе моря, луга и пашни...

Ветра порывы метров под двадцать,
Город заснежен, заветрен, завьюжен…
Нам не под силу с зимою тягаться,
Не победить нам полярную стужу…

Что остаётся? С мечтою о лете
В тёплую шубу плотней завернуться,
Чай ароматный вприкуску с конфетой,
Крепко заснуть и… в апреле проснуться,

Шумно отметить дни ваших рождений,
Несколько раз вновь сходить на работу…
Это в апреле... И в мае, конечно…
Ну, а сейчас ничего неохота…

Полная тьма… И мороз… И сугробы…
Носа за дверь без нужды мы не кажем...

Ночь, Тверская и фонарь,
Я засиделся, в жопу пьян
Иду куда-то, а ночной дурман,
Опять сбежал автобус - вот шайтан!

Закрыт Макдак - такая вот ***ня,
Через дорогу перешел - ищу где сесть,
(Сегодня пил. Ты наплевала на меня),
Нашел вот Гин-на-Таки. Ночь. Бог есть!

Себе я кофейку, пожалуй, закажу,
В инет залезу, стихи блин попишу,
Зайду я в асю и вам все расскажу,
Как этой ночью в одиночестве сижу.

В метро пойду, когда утра дождусь,
Себе скажу: "ну как так может быть?"
А из метро...

Затаилось чудо жизни в перламутровых Скрижалях.
А скрижали затонули в час далёкого потопа.
А потопом наказали тех, кто злобою всех жалил.
Жалил, мучил, насмехался или просто был недобрым.

Горько плакало живое от насилия злодеев.
А злодеи ликовали, собирали дань большую.
Дань большую за обманы, и чернели, богатея.
Богатея, но чернея, превращая кровь в дурную.

И темнело постепенно небо синее в печали.
И в печали, напрягаясь, собирало тучи с громом.
Громом глухо рокотало, молний искры...