Долины

В утробе мрачного подвала шприцы ощерились на мир.
Свет, сквозь оконное забрало, глядит на Валтасаров пир униженных и оскорблённых, на людоедство обречённых свирепых крыс, клопов и блох...

Сюда - глаза не кажет Бог.
Надежда нищенством распята, сам чёрт из помыслов шьёт мех. Тут смерть красна, честна и свята, а жизнь - неискупимый грех.

В зловонной тьме дитя-индиго нашло приют душе своей.

(Бывает, что влачат вериги и ангелы с младых ногтей.)

Сидит малец не зная страха, путь звёзд...

Средь широких морей,
Меж глубоких озёр
Льются песни сердец изумрудом
Только слышим ли мы,
В одинокой ночи
Эти волны прибоем упругим.
Только видим ли мы
Сквозь дурман фонарей,
Обвивающей жизни округу,
Как поёт о любви
Для души соловей,
Затихая...и снова по кругу.

В этом пении жизнь,
В этом пении свет,
В этом голосе радость земная,
Шёпот старых былин,
Смех и слёзы долин,
И ветров переменная стая.
В светлых песнях любви
Будоражащих кровь,
Закипает биением сердце.
И застывшая...

Сонное царство. И смотрит избыточно сны.
Где в лугах затеряло развилки богатства....
В пенное облако нежится долька луны.
Долюшки...доли в долине уснувшего братства.

Тикают мерно часы на обычной стене.
Тихая ночь удивлённо уставилась в очи....
Что-то не спится...Рисую на чутком окне
Белую птицу...но нет не пытаюсь пророчить.

В белых снегах где-то бродит декабрь-мужичок.
Месяцы-братцы мангал подтянули к застолью--
Ждут Новый Год встретить песенно, жизни, игрою.
То ли и мне...

Над долиною Омо
синий вечер, густой и тяжелый.
Лишь у кромки небес
тлеет след отгоревшей грозы.
Всё предельно знакомо -
травы, кладбища, нищие сёла.
И космический лес
где небесные водятся псы.

Я ушел в Огаден,
сотню лет разменяв на мгновенья -
будто ветер летел
по воздушной тропе среди скал.
И, оставив свой плен,
я в оковах нашел избавление.
Замерзая, сгорел
и, сожженный, в огне замерзал.

Отстучали часы
над пустыней, где век коротаю.
Время льётся в песок...

Среди лугов альпийских, в солнечной долине,
Пятнадцать скакунов паслись в величии едины.
Могучий конь – вожак, в том стаде отличался,
Порядок он держал и каждый с ним считался.

И слава тех коней могуществом блистала,
Уверенность в себе им силы придавала.
Прекрасной грацией своей, породой чистокровной
Они затмили всех коней, и не было им ровни.

Но в этой жизни все хорошее навеки не дается,
Как не крути, паршивая овца всегда везде найдется.
И в стаде том прекрасным днем подобное...

Виє вовк
Дурний собака
Виє сірий в долинУ
Вовчий гонор розіп’ятий
Стирчить тінню на снігу

Виє вовк
Далеко чутно
Заспокойся заметіль
Виє вовк і вже не сумно
Світить місяць, зникла біль

Виє вовк
Дурний собака
Вже без болю, без жалю
Любий Вовчику, мій братчик
Волю чую я твою

Устал я жить и умереть хочу,
Достоинство в отрепье видя рваном,
Ничтожество - одетое в парчу,
И Веру, оскорбленную обманом,
И Девственность, поруганную зло,
И почестей неправых омерзенье,
И Силу, что Коварство оплело,
И Совершенство в горьком униженье,
И Прямоту, что глупой прослыла,
И Глупость, проверяющую Знанье,
И робкое Добро в оковах Зла,
Искусство, присуждённое к молчанью.
Устал я жить и смерть зову скорбя.
Но на кого оставлю я тебя?!


Сонет 114

Не то мой дух, гордясь...

Вот, познакомьтесь, Есенин Серега,
Ходит в цилиндре по сельской дороге,
По той, что в колхозные входит поля,
Где Сологуб ночью бесов гонял,
Которые бегают днем по долине,
Где Мережковский бухал с Муссолини,
Где Маяковский стреляет по птицам
За то, что советскую тырят пшеницу,
Которая в целом идет на муку,
Которую Брюсов давал мужику,
Который летал на шабаш к сатане,
Который бывал в Киммерийской стране,
В которой по пыльным скалистым отрогам
Максимильянище странствует строгий...

Я уйду тихонько... незаметно...
Я уйду туда... где... пустота.
Не зови... всё будет... тщетно...
И ответом... будет... тишина.

Лишь берёза под твоим окошком...
Листьями в ответ прошелестит.
Скажет... улетела она с ветром...
В мир иной где сладко-сладко спит.

Я уйду тихонько... незаметно...
С ветром... улечу... в долину грёз.
Растворюсь я в дымке предрассветной...
И останусь... в небе... среди звёзд.

Лариса М.

Хлопья снежные ложатся
На сугробы вдоль дорог.
Видит небо в поле зайца —
Бедный, маленький, продрог.

Показалось, словно краше
В белых ризах облака.
Белым пухом он, озябши,
Поприветствовал снега.

Он бежит в родную норку,
Там тепло, любовь, уют.
Скоро, скоро — там, за горкой,
Там зайчата папу ждут.

Мать-зайчиха загрустила
И с тоской глядит на вход,—
Норку снегом завалило.
Может, милый не найдет?

Но рассеялись тревоги —
Вот он, милый и живой!
От проселочной дороги...