Детей

У бабы Кати – золотые дети, таких в деревне больше не сыскать,
Вся горница их снимками завешена, – детьми гордится старенькая мать.
Растила их, пожертвовав судьбою, и всю любовь свою вложила в них.
И вырос сын красавцем-капитаном, – солидный и достойнейший жених.
А дочка в министерстве подвизалась, и выучила много языков.
Уехали в столицу… и осталась баб Катя – средь последних стариков…
На фото смотрит – сердце болью тянет… И одиноко и печально ей…
Но всем, кто к бабе Кате в дом заглянет...

И вновь война, испуг детей,
Надрывен плач у матерей.
На брата брат идёт войной.
Кому он нужен этот бой?

Война. Проклятая война.
Сплошной огонь. А чья вина?
Когда-то дружною семьёй
Беречь старались дом родной,

А вспомним фильм «Отец солдата»,
Там брат не шёл супротив брата.
Грузин России друг и брат.
Кто в этой ссоре виноват?

Мы «Тбилисо» все вместе пели,
Запев давала Гварцетели.
А песня, что про Сулико,
Нас уносила далеко.

Убиты русский, осетин...
Убит абхазец и грузин...

Н
«Я» - кричит один парнишка.
Мама в панику: «Сынишка!
Не ходи. Он съест тебя!»
Лев рычит: «Ты это – зря!
Я давно питаюсь тыквой.
Быть чтоб жёлтым. Слышишь рык мой?
Стал он нежным. Рллллыыы!.» И дыбом
Все причёски у мамаш.
Нет. Не нужен им кураж.
Не пускают к льву детишек.
Загрустил он: «Буду тише
Я рычать теперь, друзья.
Ну, не бойтесь! Добрый я!».

А
Плачет тигр и плачет Лёва.
Мишка их обидел снова.
Хвастунишка невозможный.
Убедить его так сложно,
В том, что друг тебе лишь...

Вот, послушайте люди пророчество,
Я, как есть, это вам говорю -
Видел я Петербурга прошлое,
Видел будущее на яву.

Ах, родные мои и любимые,
Ах, пригожие вы мои,
Видно время грядет хорошее,
Раз такое увидим мы.

Приезжают сюда люди разные,
И по разному говорят.
Но по-прежнему небо ясное,
И у прохожего тёплый взгляд.

Нет предвыборной агитации
Ни на улицах, ни во дворе,
И детей, еду вопрошающих,
Не сподобилось видеть мне.

Если б видели вы, каким светом
Заливается город наш...

Если бы имел я злато,
Я бы накормил детей.
Ведь они не виноваты,
Что живут в стране моей.

Ведь они не выбирали,
Кого мамкой называть.
И не мама она вовсе,
А скорее всего – мать.

Почему не понимаем,
Что из этих – вот детей,
Своё войско набирает
Православный царь – царей?

Почему стыда не знаем
И забыли, что есть честь?
Если матери нет рядом
То Россия - то ведь есть!

Почему глаза не видят
Тех, кто родине своей
Службу верную сослужат,
В благодарность детских дней?

Я в лазурном небе рассмотрю:
Солнца лучики, блестящие повсюду,
Мармеладную, огромную судьбу
В виде радуги волшебной я открою.

Временами дождик моросит,
Может быть, за тучами не видно
Неба ласковой бледнеющей зари,
Что играет колыбель над ивой.

Но ведь все же, это не беда!
После тучек сново выйдет солнце.
И златыми лучиками дня, разукрасит
Всех детей и взрослых.

Звуки свадебного марша,
собирают в зал людей.
Сын серьёзней стал и старше,
- самый младший из детей.

Он с невестой молодою,
сочетается в любви.
Новым мужем и женою,
пополнением семьи.

Гости шумно веселятся,
- там застолье, добрый пир.
Да ещё суббота, святцы,
и калядки на весь мир!

...А у матери слезами,
наполняются глаза.
Их союз - под Небесами,
- вот и катится слеза...

Ведь, никто о том не знает,
что их брак благословен.
Если мать благословляет,
от рожденья, от пелен...

Я хочу сказать вам прямо:
Мне всегда поможет мама.
И любви на этом свете
Нет сильней чем мамы к детям.

Нет добрей, нежнее, краше,
И отзывчивее даже,
Для живущих всех детей
Милой мамочки своей.

Пожелаю каждый день я
Ей здоровья, настроенья.
И открою свой секрет:
Мне роднее мамы нет!
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017

Жили-были -
не тужили:
хлеб пекли,
детей растили...
Так и жили:
смех и слезы,
вдохновение
и грозы...
Было все:
надежды, страхи,
неуверенности
взмахи...
Превращались
в сталь иль в пепел...
День за днём
уходят в небыль....
Все прошло...
Летели годы -
дней беспечных
хороводы...
Закружились
разметались...
посмотрели,
что осталось...
Оглянулись -
осознали,
что пол-жизни
потеряли...
А ведь может,
очень скоро
позовут к
родному дому...
Что ответим?
- Что мы жили...

Жил да был в селе «Налейка»
парень, звать его Андрейка.
Ни печаль, ни радость в нём
разбудить вам нипочем,
потому как на селе
он считался не в уме.
Было два у него чина -
увалень и дурачина.
Все его жалели часто,
а вот это уж напрасно!
От природы он был рыжим.
И к тому же чуть бесстыжим.
Голым мог купаться в речке
и прикинуться овечкой.
Баб вокруг не замечать,
и нырять себе, нырять.
Те бельём в него швыряли.
И топили, и шпыняли,
а Андрейке нипочем.
Хоть грозите кирпичом...