Черви

Тропики черви, пики...
Червонные тропки
От пляжа к бунгало.
Пальмы. Опалы.
«Милый, намажь мне спину!»
Крем для загара.
Ящерки. Ара.
Контрастный синий,
Чудесное дополнение к бронзе
Роскошной кожи,
Как рифма к прозе.
Боже,
Помилуй мя,
Помоги дожить до этого пляжа.
Лажа...
«Конечно, смени обстановку...»
Телефонную трубку
На сигару.
Море обновка
В синих оттенках.
Захлопнулась мышеловка.
Голубка.
Ящерки. Ара.
И я согбенна.

Кавказ, Кавказ! Ты с самого рожденья
Кормился первобытным грабежом,
Бесчинствовал без совести зазренья
Как у себя, так и за рубежом.
И обнаглев в конец, в века былые
Ты на Россию вздумал было лезть,
Но пули, ядра и штыки стальные
С тебя заметно посбивали спесь.

И ты затих, назвавшись "младшим братом",
Но кем и чем на самом деле был?
Беспомощной страной дегенератов,
Или гнездом коварных, вражьих сил?
Ты проиграл, а принят был как равный!
Но разве смог ты это оценить...

Солнышко наезженной дорожкой
держит путь над городом смелей.
Деревца примерили одежку,
выползли букашки из щелей.

Муравьи хозяйничают всюду,
важничают латники жуки.
Мухи над объедками колдуют,
замерли в засадах пауки.

Беззаботно бабочки порхают.
шмелика блистателен полет
Подкрадется туча боевая,
и бедовый ливень полоснет

на брожение взрыхленной черни,
по верхам взъерошенной травы
На асфальте растянулись черви,
пахнет клейким мускусом листвы.

Болезни, болезни, болезни,
как черви с навоза полезли,
ребристые спинки и шильца.
- Семья потеряет кормильца.

На грани, на грани, на грани
в Ливане, России, Иране.
Но каждый за дело в ответе,
об этом читаю в газете.

За дело, за дело, за дело,
гляжу на Судьбу обалдело.
А тело разделят на части,
червяк в этом примет участье.

Довольны, довольны, довольны
правители наши, и вольно
они назначают нам даты,
а датами люди богаты.

Не больно, не больно, не больно,
брожу по траве...

Люблю я добрые слова,
Вливанье в словосочетанья,
Приветствую законные права
На собственное слов благоуханье!

Своим теплом, предельно полным,
Своим умноженным добром
В энергетические волны
Вкраплюсь звучащим серебром.

И помогу им расцветать,
Заполнив радугою звуков,
Ведь с предрассветьем рассветать
Должны и чувства, и наука!

Стать повнимательней к устам,
Чтобы слова, где гниль и черви,
К сердечку-яблочку пристав,
Не разъедали плоть и нервы!

Ведь наши...

Я тренируюсь:
Трудно быть Богом.
Жизни — на карту,
Смерть — на сукно.
Вечности повесть —
Вздохом и слогом,
Сном и инфарктом —
Время в окно.

Люди как пешки,
Люди как черви,
Люди как блохи:
Пламенный шок.
С тенью усмешки —
Первый из первых, —
Выбросив Плохо
И Хорошо.

Нити от пальцев
Тянутся к глоткам,
Тянутся к горлу,
Тянут на дно.
Челюсти танцы,
Голоса жёсткость,
Глаз моих свёрла,
Плаха — ладонь.

Мерзкое стадо:
Глупые толпы.
Им бы — от века, —
Им бы — всю жизнь...

Грустный робот, расколол, голову,
грустью, хрусть, сбор груздей не спасёт,
охота и рыбная ловля, мысль лечит и
убивает, летает, машет крыльями,
порхает, падает, взлетает, у каждого,
свои тараканы, раны, пули, гнули,
гнули, поломали, разобрали на кирпичи,
ресницы вырвали, тебе, мол, ни к чему,
смотри в оба, сбитень "ешь", дави кнопки,
носом, рук нет, перекатывайся, жизни,
радуйся, удивляйся, новому, забытому,
старому, гостю ярому, волнам, заводям,
мёду, сотам, рому...

Когда уйдёт последний человек,
То не заплачут ни цветы, ни птицы,
И больше ничего не повторится,
Лишь усмехнутся змеи на траве,
Лишь черви глянут в умершие лица...
Не возвратится горестный завет,
Не отзовётся эхом в голове, —
И рухнут все оковы и темницы,
И не вернутся тюрьмы и костры,
А на ковре из горестной полыни
Проснётся ветер, плачущий навзрыд,
И пламя в поднебесье не остынет,
И не затихнет в небе шёпот рыб,
И память лет планету не покинет...

Кровоточащий свет желания смерти в желании жизни.
Облако ядовитого газа, распыленное поцелуем природы.
Скользкие черви звуков, осевшие в кальку слуха.
Воздух, отравленный потенциалом дыханья.
Грозовое небо в перьях болезненной тени души.
Позолоченная сера неутолимого голода.
Паучья смола безвременья на перекрестках зари.
Пепельный дождь плоти
в северном
сиянии
чахоточной истины…
Могильный экстаз последнего вдохновения,
последнего шага на острие безволия
в растительном тлении...

В тазике мокнет задверная алая роза.
Черви трамваев вгрызаются в мокрый асфальт.
Город застыл в ожиданье зимы и мороза.
Толпы базарные... Это почти что Версаль!

Шесть этажей впереди. За спиною — четыре.
И на пути — паутина трамвайных путей.
Встречи под вечер увечат чугунною гирей,
Сердце сжимая капканом стальных челюстей.

Сотканы танковым током тупые доктрины,
Провод трамвайный свисает с замёрзших октав.
В окна напротив взирают слепые витрины,
Правой рукой первородное право поправ...