Черная роза

Эфирный вечер.
Березовые струны ветра
настроены на запада огонь.
Наречие
рябинового света
сливается в бутон

закатной розы,
и пленники огня
летят с откоса взгляда
в эфирный воздух.
Ночной костер, слепя
размякший разум,

подбрасывает
хвороста созвездий
и лунной кислоты
помазанникам
бездны,
посланникам любви,
холодной и последней,

и жемчугов песок
и серебра ладью
разносит черной гривой,
на посошок,
на вечную звезду,
на вещее бессилье
пред глазами сердца.

Тонкий шарм –
чуткий шрам
на земле от дождя,
от тумана осенних рассветов,
от вина золотого, лиан
проводов,
что хранят осенние тайны.
На границе
света и тени
ютится
листва в тонах прелого солнца.
Поздно,
поздно грустить о покинутом,
скинута
в воздух
роза осеннего пламени,
раненный
август
уже не жилец,
уже не наперсник
любви,
а, лишь память дорог.
Сердце ведет под венец
песня
северной мглы,
черно-хрустальный ветер,
льда золотого рог,
что звенит в облаках на рассвете,
и...

Ветер качает верхушки берез,
облако смотрит игриво
на изобилие вспыхнувших роз
в мае с неистовой силой.
Может, причина тому юбилей
местной газеты... а может,
сдержанность строгих степных
тополей
в памяти время тревожит.
Век на исходе. В распаде союз.
Каждый живет как умеет...
И повсеместно живущая грусть
к сердцу идет, но не греет.
Травы дрожат от нахлынувших бед.
Круг раскачал треугольник,
будто вспорол чуть мерцающий свет
злой на весь мир уголовник.
Кто посмелее стремится...

В воздухе, переизбытком кислорода, весенняя истерия;
россыпью пешеходов ленная мина города –
пейзаж, застревающий в пробках, проулках и перекрёстках;
мираж, проплывающих, скомканных, лютней звенящих
облачных стай; точечный лай по дворам
с утра; отдышкой вздыблено-рыжее солнце над гроздьями
остановок, парковок, витрин, картин сиюминутности;
вперемешку с грубостью нежные вежды невежды дворняги.
Три капли души во фляге – до дна – жажда.
Лишь один бродяга никуда не спешит –
ему, и дня не...

Разбившейся на кусочки мутного света май,
на кусочки светопыли, преломившей красоту пустоты.
Осколочные ранения дождя, прошедшего накануне,
словно тонкая плоть клубящегося сладкого воздуха,
оттачивающая рассеянное внимание.
Утро, приправленное черно-белыми кадрами рассвета,
дрожащего на лепестке засыпающей розы ночи.
Раскрывшийся цветок неба, облетающий редкими облаками.
Пробившаяся зелёная мгла поглощает сквозняк влажных аллей.
Лезвие полуденной бритвы, вскрывающее остроконечные шпили...

Она прошла далеко,
Она прошла укромной
Походочкой высокой
Для неги сладкой, дремной.

При рельсах осиянных
Полуночной луной
В сапожках долгожданных
Она пошла со мной.

И в доме среднерусском
Скрипучем и пустом
Нездешней павой в узком
Жакете входит в дом.

Березовым монисто
Сверкало в сентябре
Как лик луны сребристый
На бархатном бедре.

И кружевные дали
Вдруг ослепляли близь -
И зайчики мелькали
В глазах как кошке «Брысь!»

И длился, длился, длился...

Вселенная – поехала и… встала
Меж этажами.
И молчит стреножено.
И я смеюсь, а сам смотрю тревожно
Как всё меж нами
намертво устало…

Как ты устала в толчее вокзала
С невыносимым бешеным ревнивцем.
И спрашиваться подвести ресницы
Как ты устала, боже, как устала…

Рвануться, крикнуть… получить пощечин…
и руки сжать холодные, как льдинки…
Но мост меж нами тонок и непрочен
И я не добегу до середины.

И два тяжелых неподвижных сердца
Утянут вниз – и мне не отвертеться.
И ты меня...

Мел стекает со шелковых лиц,
Милых отроков чествуют взглядом,
Век паяцев и падших столиц:
Славен пир алавастровым ядом.

Звезды мертвые имут иль срам,
Кто юниде ответствует пленной,
Ирод ждет нас к себе по утрам –
Вишни есть в сукровице тлеенной.

Всех оплакала твердь Сеннаар,
Шелк ужасен о персях Аделей,
Се и мы без высоких тиар
Меж порфирных лежим асфоделей.

Четыреста пятьдесят девятый опус
.
Хоть с Гекатой в фамильный подвал
Опустимся: июльские вина
Блещут златью, где...

Спеши дыханьем увлечённым
на проблесковый маячок
любви, где холод, голод, страх,
слезой весны душистой затянулись,
омывшей пресный, чёрный лоск
созвездий февраля.
В межрёберном пространстве марта –
сверкнёт, поблекнув, снег,
убитый тихой лаской,
в которой, нежные ладони, ночи ждут.
Заснеженного сердца панихиду
толкнёт, приливной скукой, под обрыв –
к свободному полёту, к кривизне
холодной сферы горизонта,
к беспризорной
бессоннице горячих глаз,
и прочим покаяньям...

Ты сердцем ко мне прислонилась
В черно-белом сне,
Любовью в розе растворилась
Испив потерю на дне.

Ты от чувств отстранилась
Забыв душу в душе,
С верою которая там хранилась,
Покончив жертвою на алтаре.

Так все сложилось
Увидел ангела в мираже
Которая в звезде родилась
И вспышкой исчезла в огне