Часть

Беспечность превосходных степеней
Уплыла в память журавлиным клином.
А надо бы рассудочным сединам
Запеть с восторгом юности о Ней!

Да, промолчу ... Пусть кто-нибудь иной
В садах любви гирляндами живыми
Сонетов нежных впишет это Имя,
Пусть взгляда испытает сладкий зной.

Но часть Ее останется во мне
Как солнца новорожденного блики,
Как на губах январский вкус клубники,
Костер гвоздик на снежном полотне.

Пусть жизни радуясь, своим мечтам верна
Цветет в любви и...

Наша верная полиция
днем и ночью все не спит,
и не ест, не пьет ни капельки,
охраняет тех, кто пропадом
заседает в кулуарах Кремля.

Наша верная полиция
покарает тех, кто по площадям
шляется, устраивает митинги
и сажает их в тюрьму,
чтобы другим не повадно было.

Наша верная полиция
лучше всех во всем мире
и нет никого, кто смог бы сменить
свой имидж, поменяв лишь назврание,
пусть вон пожарная часть попробует.

Наша верная полиция
честь блюдёт своих начальников,
а начальники...

Я раскрываю тетрадь,
Чернила в ней давно поблекли.
Один за одним вырывать.
Слова как протухшие реки.

Кто-то размножает слова,
Пишет километры стихов.
Я же отдала часть себя
Чтобы не слышать слов.

Оглушите себя, господа.
Смотреть за губами приятней
Чем блевать словами: "Как дела?"
Тишина - воплощение правды.

6:54
15.11.11

Нарцисс. Ромашка. Хризантема.
О, как бывает нелегко
решить простую теорему,
и сделать вывод - кто есть кто.

Нарцисс, в разгул весенней страсти,
мир, преломляя под себя,
ждет восхищения и власти
от стрекозы и муравья.

Ромашка милостью природы —
царевна дивная полей,
как часть сознания народа,
и от того душе милей.

У хризантемы все другое:
и красота и склад ума...
И ощущение такое —
из поздней осени она.

Моя дорога в свете фар -
Не знаю, что там впереди,
Но этот свет, как чей-то дар,
Мне не даёт свернуть с пути.
И темнота, что окружает,
Осталась только за спиной,
И душу больше не пугает,
И не потянет за собой.

Лишь пару метров видят очи,
Всё остальное съела тьма.
И мне не страшно ехать ночью,
Мне свет не даст сойти с ума.
Дорога с жизнью так похожи,
У всех она, как в свете фар,
Мы видим часть её... И всё же,
Нам этот свет, как чей-то дар.

Я сидел на берегу лунного океана,
Слушал шум волн,
Забыв обо всем.

Унеси меня, ветер,
Унеси мой разум,
Он как черный тяжелый камень,
Раствори его в солнечных зайчиках
Завтрашнего дня,
Или утопи во глубине морской.

* * *

Мои руки тянулись к рукам вещей,
Которые тянулись ко мне.
Вещи передавали меня друг другу,
Как куколку,
Вдоволь наигравшись.
Так я докатился до вечера,
Когда совсем стал не нужен.

* * *

А ночью перепутались сны.
Я очутился во сне другого человека...

Ожидание, смерти подобно,
Ожидание, часть безысходного.
Ожидая, мы верим, что всё же
Ожидание станет дороже.
Тем любимым твоим ожиданием
Когда ждешь ты в сердцах с замиранием,
Когда ты лишь на капельку строже
Ожидаешь того, кто дороже.
И когда ты его с запозданием
Нежно так к себе прижимаешь
Стал он тем твоим ожиданием
Дождалась ты когда. Понимаешь.

Не оставь моё сердце надежда,
Не оставь вера в силу добра.
Не вернуть нам назад жизни прежней,
Она прошлое наше — вчера.

В том вчера, были мы молодыми,
В том вчера, знали всё — впереди.
Виски сделало время седыми,
Жизни бОльшая часть позади.

Время опыт нам жизнью дарило,
Для кого-то тяжёлым он был.
И его им к земле придавило,
И он веру с надеждой забыл.

Буря ветром ломает деревья,
Если высох от старости ствол.
Устоять в бурю жизни сумел я,
А сейчас подо мной пляшет пол...

Не сказка даже и совсем не жизнь,
Рассказанное кем-то объяснение.
Чужое мнение, к соломинке держись,
А то исчезнешь на краю сомнения.
Не правда- ложь, ложь во спасение - бред.
У пустоты совета ведь не спросишь?
Хоть время вновь находит свой рассвет,
А ты душе ничем уж не поможешь.
Не лица- сны, а сны порой пусты.
В них миражи, бесплотные видения.
И в отражениях опять несут гробы,
И часть души, в осколках, на съедение.
Не сказка даже и совсем не жизнь,
Рассказанное кем-то объяснение...

Был ранен зверь. И зверь ревел.
Рычанье скорбное наружу
рвалось, в мою вонзаясь душу,
как тысячи холодных стрел.

И я душою леденел,
предощущая смерти стужу.
А кровь лилась толчками в лужу,
и снег вокруг неё чернел.

Был ранен зверь. Он издыхал.
И он смотрел в меня без злобы,
с тоской, разящей наповал,

как будто часть своей утробы,
звериной боли и хворобы
в меня навек переливал.