Брошенная деревня

От Дома счастливых стен к развалинам Дома Волка –
Тропой ложных солнц, пешком – двенадцать минут ходьбы.
В картинках начала нет, и нет в эпилогах толку,
Кусок жизни брошен лайкам, обглодан и позабыт.

На ноль я, как Смок, поставил, рулетка скрипит знакомо,
Но Время-не-ждёт сильнее, и в драке сбивает с ног.
И что же – в долине Лунной, мне том выпускать за томом? –
Не проще ли просто спиться в салуне «Олений рог»?..

Ах, Мартин, теперь открыты и мной Суинбёрна строки,
О том, что...

Я нашёл на пустыре брошенное, позабытое богом стихотворение,
изъеденное белой пылью и молью безмолвного февральского одиночества,
еле дышащее тонкой слезой не прочтения;
я взял дымящуюся крупицу его ветхих, пожелтевших слов,
пропустил через, заточенное об ночь, внимание сердца,
и оно распустилось, выдохнуло кувшинкой зимнего солнцестояния
на ладонях хрустального льда, словно свеча в храме –
живое пламя, облачающееся в сосуд человеческой плоти.
Вот оно – я услышал аромат полночных...

Есть музыка стиха: она неповторима...
По голосу я Анну узнаю,
А как трагически гласит Марина,
Себе готовя смертную петлю.

Вот Тютчев рассуждает философски
И гасит страсть волной своих стихов.
А Пушкин учит сказкой, по-отцовски,
И брошен в море невод рыбаков...

Прядет старуха пряжу неустанно,
Нашел Есенин в Питере Босфор...
А громогласный Маяковский тайно
Уже рукой ощупывал затвор...

Та музыка стиха неповторима,
Поэтов мне не спутать голоса,
Они, Творца послание для мира...

Окурок понемногу гас
В застывшем океане лужи,
И жар был трепетно недужен
В короткий свой предсмертный час.

Огонь в мученьях умирал,
Пыланье влага пожирала
И чёрный холод попирал
Рубиновую страсть накала.

Чем лучше ты, поэт слепой,
Какой надеждой сердце бьётся?
Ужели грязь не посмеётся
Над краткой силой огневой?

В зловонной мути меркнет свет
И гаснет пыл стихотворенья.
На все прекрасные горенья
Ответа не было и нет.

Прости, мой дар! Ты стал нелеп,
Талант, загубленный...

Мне всю душу годами порезало.
Вся судьба в синяках.

Но зато –
я узнал, что такое Поэзия.
И рассвет-закат:
вместо пальто…


И ручьи – вместо вен – белесые…
И серебряный звон в плечах…

Не планета вокруг – а Поэзия.
И в Хороших. И в Сволочах.


Это – солнца копейка осенняя,
низко брошенная в темный сток!…

Это Мастер-Шаблон ВОЗНЕСЕНИЯ.
Это Господа
резкий
глоток.


Вот опять – я прошелся по лезвию…
Столько алых натеков… И боль…

Только это не кровь – а поэзия...

Твоя нежность раскрылась в моей ладони цветком декабря –
вот он, пророс алебастровыми снежинками ледяных облаков.
Моя любовь – горящее по наитию пламя, вылитое, словно нагая заря,
раскаленной сталью на полотно-платье дорог,
освещенных импровизацией. Твоё сердце – мёд золотой, тающий под лучами
моих осколочных глаз, моих непрошенных губ.
Моя надежда – брошенная на задворки свеча,
ей бы лучше молчать, но она расплескала тени вокруг,
несмотря на уголь стен и углов, копоть рук и печаль...

Нет печальнее зрелища в Мире,
Черной тканью обтянутый гроб,
В переполненной тесной квартире
Правит горе и царствует скорбь.

Но страшнее и тягостней было
От того, что в сосновом гробу
Не старушка, что долго пожила,
До седин и морщинок во лбу.

Молодая и полная силы,
Не дожившая до тридцати.
Шла со смены и очень спешила-
Дочка дома одна, взаперти.

Оставалось пройти тротуаром
Сотню метров последних и вдруг,
Хруст стекла от разбившейся фары,
Страшный крик, потрясающий слух...

Я был на малой Родине,вчера~
Она,давно,меня к себе звала,
Вот,и поехал в край,где я родился.
По "чайному" великому пути,
Обозы,из Китая,мимо,шли~
На Убиенной~жизнь у многих прекратилась.
Лихие люди грабили купцов,
Разбойников хватало~удальцов,
И,потому ту гору~так назвали,
А,в Ново~Селенгинске,у реки~
Скала стоит,с которой спрыгнул вниз~
Повеса,от любви своей~печальной!
Здесь проживал один архимандрит~
Его святым,попозже~нарекли,
И,в ссылке пребывали декабристы~
БратЫ Бестужевы,их...

Ночь…Лучшая поэзия – мурчание кошки,
свернувшейся клубочком под левым плечом, у застывшего,
лунным светом, сердца. Эта ночь – больше всех слов –
это время гремучей змеи, хозяйки пустыни, на коже которой,
отпечатались мягкие звёзды – кошачьи следы. Дорожки
и ручейки тусклых, шепчущих штор, вышитых
летним ветром – проводники строк,
брошенных ненароком чёрно-индиговой пеной моря,
кипящего любовью к стихам;
здесь лучшее четверостишье – забвенье, разделенное с горным
колодезным эхом...

В этом году...

В этом году мы имели великое пришествие энергии.

До этого все было проще и сомнительней.
Однажды летней ночью, я добираясь к дружку,
имел встречу с двумя девушками.
Блондинку звали Свобода.
Брюнетку звали Бизнес.
Мы поговорили, и это они
рассказали мне обо всем.

(55)

Кровь на улицах

Кровь на улицах
Я по щиколотку в крови

Кровь на улицах
Я по колено в крови

Кровь на улицах
Города Чикаго

Кровь поднимается
Преследует меня

Кровь на улицах
Река...