А толпа ей гулять

«Поющий трилистник» – Ирландии знак.

Удачу принес мне – ускорил я шаг.

По улицам Дублина быстро иду.

Суровый здесь климат и ветер задул…



Я в паб загляну и согреюсь спиртным.

Тут виски отменный и яркий камин.

Пусть ветер стучится к нам в окна и злится –

Сегодня с друзьями нам надо напиться!



Играет здесь музыка – весело нам.

Никто тут не хочет идти по домам.

До ночи – до поздней мы будем гулять.

И новых друзей я зову танцевать.



– «Скажи мне...

Прогремел салют, огнями озарял…
Очередной юбилей… Шолохова пробежал!
Народу съехалось не перечесть…
Негде даже было на празднике присесть.
Любит наш чиновник на Руси гулять!
Чтобы в кабинетах в креслах не страдать…
Если бы Шолохов… - встал и посмотрел!
От всех майских праздников, этих обалдел.
В мае полевых работ не перечесть,
А весь май гуляют, - вот такая честь!
В районе коров, на пальцах перечесть,
А без молока, - русским детям смерть.
Уклад казачий, - не считает никто за честь...

Дом-работа, дом-работа,
Надоело всё до жути.
Душе праздника охота,
А не будней серой мути.

Каждый день одно и тоже,
Те же улицы и лица.
Друг на друга дни похожи,
Я в толпе, с толпою слился.

На работе большей частью,
Жизни время все проводим.
Пролетит она и часто,
И не жили её вроде.

Я последние лет тридцать,
Не заметил на бегу.
Нужно, мне б остановиться,
Но привык и не могу.

Дом-работа, дом-работа,
Жизнь жрёт серость бытия.
В будней мутное болото,
Наступив, тону в них...

Ветер спорил не с волной - с облаками,
Мы столкнулись с тишиной не руками.
Провожали корабли у причала,
Говорили о любви, всё с начала.
Над мостом горит луна ярким светом,
Не люблю гулять одна этим летом.
И не нравится мне день - только ночи,
И все мысли о тебе, между прочим.

Надо мной горят огни - это город.
Ты меня собой пленил - это повод.
Уведи меня с собой - и за двери,
Навсегда забрав покой - не на время.

Не пошёл бы только дождь, вышла туча,
Мы идём, куда ведёшь, так ведь...

Не по себе мне в этом лживом мире,
Тонуть в компоте лицемерных чувств,
Где толпы давятся в общественном сортире,
Но гордо задирают к небу нос.

Мне тошно видеть,
Как в каком-то мерзком ПАБе,
Пропахнувшем насквозь потоком рвотных масс
Какой-то сальный тип
(госслужащий во фраке)
Скандирует свои стихи
В обнимку с музою на час.

Здесь все гниет -
И улицы и мысли
(величия былого не видать)
И стыдно мне перед Отцом Отчизны,
Когда в стране главенствует разруха - мать.

Все б изменить...

Однажды поздним вечерком,
Пошли с хозяином вдвоём
На встречу  с девушкой тайком.
В известный всем публичный дом.
Я речь веду о ней при нём.
Она вся из себя с понтом,
Играла с рыженьким котом.
И кот вилял своим хвостом.
Она, подняв свой взгляд притом,
Вдруг засветилась милым светом,
В её глазах с моим приходом.
Как показалось мне тем днём.
Он предложил ей, что пойдём,
Прекрасно время проведём,
Назвав меня же кобелём,
Вдруг согласилась, и потом,
Был секс и страсть, и суп с котом...

Я скучаю по ней...
А друзья говорят мне...не стоит...
Я порою ночами не сплю и пишу...
А порой рисую...

Знаю я лишь одно...
Среди тысяч потерянных душ...
Не найти сколь не рвись...
Как она...
И не надо другую.

Я скучаю по ней...
Я порою не сплю ночами...
Мысли шумной толпой...
Как в метро... что случилось с нами...

Все не то, все не так...
Как безумец словивший приход...
Я попал в лабиринт...
Из него я ищу выход...

Я скучаю по ней...
Что порою подобно смерти...
Умерев...

Никогда мне уже не гулять,
По далёкой, родимой сторонке.
Не поможет туда вновь попасть,
Мне святой мой, со старой иконки.

Отгулял, годы силушку съели,
А виски побелив сединой,
Моей жизни шальные метели,
Замели все пути мне домой.

Жизни день мой уже позади,
В ней вечерний встречаю закат.
Стало воздуха меньше в груди,
И к дождям, ноги ночью болят.

Не иду уж давно напролом,
И холмы обхожу стороной.
Избегаю теперь я подъём,
И не рвусь, к гор вершине седой.

Всё прошло, мне уже...

О, кровью истекающий прекрасный гладиатор,
Как ты лежишь красиво, все тобой восхищены!
Ликует Колизей, довольна чернь и император,
И женщины кричат, от возбуждения бледны.

Страна твоя сдалась, страшнее смерти рабства вехи,
Предателям там хорошо, и в рабство продан ты,
И вот теперь красиво умираешь для потехи
Чужой и бесноватый, людоедской злой толпы.

Но скучно всё равно сенаторам и их плеядам,
Залившим кровью и вином по горло целый мир,
Пресыщенность им жизнь коварным...

Они кричат: «Распни его, распни!»,
И вот уж нет сомнений у Пилата…
Летят столетья, но и в наши дни
Толпа вопит, как в старину когда-то.

Как будто время повернуло вспять,
И снова нет в Иудах недостатка.
Они готовы в розницу продать
Кого-нибудь за долларов тридцатку.

Надев высоконравственный прикид,
Лукавство фарисей скрывает ловко.
Забыта совесть, и утрачен стыд,
Каратель держит меч на изготовку.

Лишь кто-то бросит клич: “Ату его!”,
Народным гневом “праведным” играя...