Я давно уж никуда не спешу
И ни писем, ни стихов не пишу,
Что писать, когда уж всё написал,
А о главном ничего не сказал.
Бородою я своей поседел
И местами головой полысел,
Не бодрят меня коньяк и вино,
Только это мне теперь всё равно.
По-другому я взираю на дверь,
Понимаю неизбежность потерь,
Проводил в последний путь Вкривь и вкось
И попутчика забыл На авось.
Намекают мне мои доктора,
Что и мне уже за ними пора.
Лекарям дань уваженья отдам,
Но не верю я своим докторам.
Колошматит кто-то в дверь: «Отопри!
Это мы стучим, твои колдыри,
На авось, Вкривь-Вкось и я Напролом.
Угостить друзей тебе не в облом?»
Как могу я не впустить тех ребят?
Они ж мёртвого пить уговорят.
Даже если на одре ты лежишь,
Встанешь сам и за спиртным побежишь.
На авось мне был попутчик и друг,
Напролом меня не брал на испуг,
А загнуться если мне не пришлось,
Потому что к смерти шёл вкривь и вкось.
И ни писем, ни стихов не пишу,
Что писать, когда уж всё написал,
А о главном ничего не сказал.
Бородою я своей поседел
И местами головой полысел,
Не бодрят меня коньяк и вино,
Только это мне теперь всё равно.
По-другому я взираю на дверь,
Понимаю неизбежность потерь,
Проводил в последний путь Вкривь и вкось
И попутчика забыл На авось.
Намекают мне мои доктора,
Что и мне уже за ними пора.
Лекарям дань уваженья отдам,
Но не верю я своим докторам.
Колошматит кто-то в дверь: «Отопри!
Это мы стучим, твои колдыри,
На авось, Вкривь-Вкось и я Напролом.
Угостить друзей тебе не в облом?»
Как могу я не впустить тех ребят?
Они ж мёртвого пить уговорят.
Даже если на одре ты лежишь,
Встанешь сам и за спиртным побежишь.
На авось мне был попутчик и друг,
Напролом меня не брал на испуг,
А загнуться если мне не пришлось,
Потому что к смерти шёл вкривь и вкось.
Обсуждения На авось да Вкривь и вкось