Капризная прошлась по жилам,
На миокарде оставляя роспись дней,
Но коль желанье колет шилом
Не удержать в руках твоих гнедых коней.
Но все же ключ к двери возвратной
В условном месте притаит души кирпич,
Быть может к дому путь накатный…
Возниц несдержанной воротит божий бич.
И в напряжении аорта
Волной волнения вздыбИт у кадыка.
Во славу Бога ль или черта!
Опять в руках моих твоя лежит рука.
В ту полночь серебрился иней,
Когда мерцала оголенная луна.
Горячий шёпот: «милый, милый…»
Повержен гонор, понимая – влюблена.
Измученные гонкой кони.
Мощеный безрассудством долгий кончен путь.
С оглоблей колокольчик звонит -
Вернулись к дому в пене, чтобы отдохнуть.
И покорилась непокорность,
Перекипел в котле кровавый пеной пунш.
Под ноги бросив невесомость,
Слились навек осколки павших вроде душ
На миокарде оставляя роспись дней,
Но коль желанье колет шилом
Не удержать в руках твоих гнедых коней.
Но все же ключ к двери возвратной
В условном месте притаит души кирпич,
Быть может к дому путь накатный…
Возниц несдержанной воротит божий бич.
И в напряжении аорта
Волной волнения вздыбИт у кадыка.
Во славу Бога ль или черта!
Опять в руках моих твоя лежит рука.
В ту полночь серебрился иней,
Когда мерцала оголенная луна.
Горячий шёпот: «милый, милый…»
Повержен гонор, понимая – влюблена.
Измученные гонкой кони.
Мощеный безрассудством долгий кончен путь.
С оглоблей колокольчик звонит -
Вернулись к дому в пене, чтобы отдохнуть.
И покорилась непокорность,
Перекипел в котле кровавый пеной пунш.
Под ноги бросив невесомость,
Слились навек осколки павших вроде душ
Обсуждения И в напряжении аорта