Последний царь давно низложен
И дышит вольно каждый человек.
Но, Боже, как они похожи –
Потемкинский и двадцать первый век.
Желчь сухаря и сладость злата,
Тяжелый стон и похвальба.
Извечностью своей проклята
Простая русская судьба.
Швыряют в ночи сытый топот
Огни благотворительных балов.
Но как всегда, не слышен ропот
Лихой нуждой изъеденных дворов.
О скорбной участи народа
Ленивый бездарь лишь не говорит.
Явилась, вскинулась порода,
Из коей вышел новый фаворит.
Огромный дом, шикарный выезд,
Поместье в нищей, брошенной глуши.
И за Уралом скромный прииск,
Дающий, неизменно, барыши.
А чернь, устав в заботах и лишеньях,
В бессилье водкой заливает злость.
И словно заговор, по воскресеньям,
Кладет поклоны в храмах, на авось.
Быть может, старец, жизнью умудренный,
От имени убогих и сирот,
Последнею надеждой вдохновленный,
Скупую челобитную пошлет.
Дубовый стол. Напрасная обида
В камине, непрочтенная, сгорит.
Немая пристыженная Фемида
В углу литой чернильницей стоит.
15.12.2010
И дышит вольно каждый человек.
Но, Боже, как они похожи –
Потемкинский и двадцать первый век.
Желчь сухаря и сладость злата,
Тяжелый стон и похвальба.
Извечностью своей проклята
Простая русская судьба.
Швыряют в ночи сытый топот
Огни благотворительных балов.
Но как всегда, не слышен ропот
Лихой нуждой изъеденных дворов.
О скорбной участи народа
Ленивый бездарь лишь не говорит.
Явилась, вскинулась порода,
Из коей вышел новый фаворит.
Огромный дом, шикарный выезд,
Поместье в нищей, брошенной глуши.
И за Уралом скромный прииск,
Дающий, неизменно, барыши.
А чернь, устав в заботах и лишеньях,
В бессилье водкой заливает злость.
И словно заговор, по воскресеньям,
Кладет поклоны в храмах, на авось.
Быть может, старец, жизнью умудренный,
От имени убогих и сирот,
Последнею надеждой вдохновленный,
Скупую челобитную пошлет.
Дубовый стол. Напрасная обида
В камине, непрочтенная, сгорит.
Немая пристыженная Фемида
В углу литой чернильницей стоит.
15.12.2010
Обсуждения Россия. 21 век?