Рассудок – трезвость, а любовь
подобна свету среди ночи.
Закрой же шторы, стисни очи,
ладонью прикрывая бровь.
Для сердца сей опасен свет.
Любовь сжигает, ровно пламя.
Любовь она – средь мрака знамя,
и тьме – решительный ответ.
Пройди же мимо, тенью, «нет»
скажи лучам любви и свету,
мой мрак – отец, его советы
я чту на ложе новых бед.
Средь чёрной ночи – страсть пуста.
Любви - пурпурные уста,
лобзают вновь иных, пьяня,
живее, только – не меня.
Пусть – бегство. Пусть - резон, расчёт.
Ах, Мефистофель, здравствуй, чёрт!
Привет Вам, чёрные сердца,
люблю любовью мертвеца.
Лоб обжигает долгий взгляд,
сглаз, статуэтки говорят,
фарфоровый звенит сервант,
- фигляр, хитрец, комедиант.
О, маски! Сладок Ваш порок.
Любви – пощёчина, урок.
Она трепещет на ветру,
приняв опасную игру.
Она не ведает, что яд
уж в ей проник, а скорбь утрат
легла, как в поле чередой
легли хлеба в дымящий зной.
Мне Мефистофель подмигнул,
и тотчас я свечу задул,
упругий обвивая стан,
любви – девицы чудных стран.
Коварны помыслы мои,
она – дитя небес, взгляни,
как грудь вздымает глубоко,
чу, выжат я, а ей – легко…
И я украдкой подглядел,
у ей есть крылья за спиной,
и я подрезать их хотел,
да б сделалась она земной!
Но, Мефистофель зашипел.
Он – повелитель сих чудес.
Давно изведал он предел,
и по рукам ударил бес.
И весь скривился – Ученик,
ну-к, почитай любви дневник,
как ты отчаяньем страдал,
как ты прозрел, когда устал.
Пылали строки в дневнике,
вода хрустальная в песке,
струилась меж песчинок ниц,
как тьма сбегает меж зарниц…
И ткнул меня он меж страниц.
Я зарыдал. Я закричал
- Ах, ты, подлец! – И гнев – с ресниц.
И Мефистофель замолчал.
Молчит с фарфорами сервант,
морёный дуб, атласный бант
который год, как знак висит,
где Мефистофель мой сидит.
Лишь только подлетит она,
встрепещет птицей близ окна,
я оглянусь – а он кривой
ухмылкой режет ножевой.
Миг – сделается неживой,
Мечтою светлой, он же – свой,
как перьев накидал вокруг,
наглец и лжец, сердечный Друг.
подобна свету среди ночи.
Закрой же шторы, стисни очи,
ладонью прикрывая бровь.
Для сердца сей опасен свет.
Любовь сжигает, ровно пламя.
Любовь она – средь мрака знамя,
и тьме – решительный ответ.
Пройди же мимо, тенью, «нет»
скажи лучам любви и свету,
мой мрак – отец, его советы
я чту на ложе новых бед.
Средь чёрной ночи – страсть пуста.
Любви - пурпурные уста,
лобзают вновь иных, пьяня,
живее, только – не меня.
Пусть – бегство. Пусть - резон, расчёт.
Ах, Мефистофель, здравствуй, чёрт!
Привет Вам, чёрные сердца,
люблю любовью мертвеца.
Лоб обжигает долгий взгляд,
сглаз, статуэтки говорят,
фарфоровый звенит сервант,
- фигляр, хитрец, комедиант.
О, маски! Сладок Ваш порок.
Любви – пощёчина, урок.
Она трепещет на ветру,
приняв опасную игру.
Она не ведает, что яд
уж в ей проник, а скорбь утрат
легла, как в поле чередой
легли хлеба в дымящий зной.
Мне Мефистофель подмигнул,
и тотчас я свечу задул,
упругий обвивая стан,
любви – девицы чудных стран.
Коварны помыслы мои,
она – дитя небес, взгляни,
как грудь вздымает глубоко,
чу, выжат я, а ей – легко…
И я украдкой подглядел,
у ей есть крылья за спиной,
и я подрезать их хотел,
да б сделалась она земной!
Но, Мефистофель зашипел.
Он – повелитель сих чудес.
Давно изведал он предел,
и по рукам ударил бес.
И весь скривился – Ученик,
ну-к, почитай любви дневник,
как ты отчаяньем страдал,
как ты прозрел, когда устал.
Пылали строки в дневнике,
вода хрустальная в песке,
струилась меж песчинок ниц,
как тьма сбегает меж зарниц…
И ткнул меня он меж страниц.
Я зарыдал. Я закричал
- Ах, ты, подлец! – И гнев – с ресниц.
И Мефистофель замолчал.
Молчит с фарфорами сервант,
морёный дуб, атласный бант
который год, как знак висит,
где Мефистофель мой сидит.
Лишь только подлетит она,
встрепещет птицей близ окна,
я оглянусь – а он кривой
ухмылкой режет ножевой.
Миг – сделается неживой,
Мечтою светлой, он же – свой,
как перьев накидал вокруг,
наглец и лжец, сердечный Друг.
Обсуждения Рассудок - трезвость