И тратил он деньги на шлюх,
но тлел в нём отчаянья дух,
как угли, дыхнёт ветерок,
и – в пламени каждый кусок.
И если заслонку прикрыть,
тогда начинает он выть.
Он воздуха просит у Тьмы,
холодного, в печку Зимы.
Пусть искры колючие, снег,
уже дотлевает твой век,
весёлые шлюхи вокруг,
а ты им – как пламенный Друг.
Всё ложь, всё обман, всё игра,
сегодня – уже не вчера.
И если взять уголь в ладонь,
заплещется боли огонь.
Пусть пудра и краски румян
скрывают сердечный изъян.
Визжи же, стервоза, визжи,
про новую жизнь расскажи…
В которой – букеты из роз.
И каждое утро – блеск слёз
на бледном опухшем лице,
и ты уже вся – в подлеце.
Часы равномерно стучат,
и шлюхи покорно визжат,
а сводню старуху бьёт дрожь,
- ссыпает серебряный дождь.
Ох, нынче тяжёлый подол,
богатый народец зашёл,
но чуда не будет, глупец,
оживший здесь – только мертвец.
Чу, скрипнула дальняя дверь,
на кухню пошёл офицер,
курил, а за ним, словно зверь,
следил из угла камергер…
Готовый мгновенно убить,
но нам ли его осуждать,
он шлюху успел полюбить,
а та запретила мечтать…
И пыльный горел канделябр,
гляди, на дворе уж ноябрь,
и свищет позёмка, метель,
готовя беднягам постель.
Старуху задушат на Спас,
а девку зарежут в Покров,
об этом не знает сейчас
весёлый поручик Петров…
15 июля 2010 г.
С-Петербург
но тлел в нём отчаянья дух,
как угли, дыхнёт ветерок,
и – в пламени каждый кусок.
И если заслонку прикрыть,
тогда начинает он выть.
Он воздуха просит у Тьмы,
холодного, в печку Зимы.
Пусть искры колючие, снег,
уже дотлевает твой век,
весёлые шлюхи вокруг,
а ты им – как пламенный Друг.
Всё ложь, всё обман, всё игра,
сегодня – уже не вчера.
И если взять уголь в ладонь,
заплещется боли огонь.
Пусть пудра и краски румян
скрывают сердечный изъян.
Визжи же, стервоза, визжи,
про новую жизнь расскажи…
В которой – букеты из роз.
И каждое утро – блеск слёз
на бледном опухшем лице,
и ты уже вся – в подлеце.
Часы равномерно стучат,
и шлюхи покорно визжат,
а сводню старуху бьёт дрожь,
- ссыпает серебряный дождь.
Ох, нынче тяжёлый подол,
богатый народец зашёл,
но чуда не будет, глупец,
оживший здесь – только мертвец.
Чу, скрипнула дальняя дверь,
на кухню пошёл офицер,
курил, а за ним, словно зверь,
следил из угла камергер…
Готовый мгновенно убить,
но нам ли его осуждать,
он шлюху успел полюбить,
а та запретила мечтать…
И пыльный горел канделябр,
гляди, на дворе уж ноябрь,
и свищет позёмка, метель,
готовя беднягам постель.
Старуху задушат на Спас,
а девку зарежут в Покров,
об этом не знает сейчас
весёлый поручик Петров…
15 июля 2010 г.
С-Петербург
Обсуждения И тратил он деньги на шлюх