«Оглянись, оглянись, Суламита!
Это я, царь, возлюбленный твой.
Не в пример ты другим знаменита,
Чтоб так просто вертеть головой.
Твои ноги в сандалиях гладки,
Их, увидев, нельзя не воспеть.
Округления бёдер, лопатки –
Ожерелья единого цепь.
Словно круглая чаша живот твой
С ароматным и терпким вином.
Тот, кто пьёт больше меры и квоты,
Заполучит похмельный синдром.
Твоё чрево, что ворох пшеницы
Среди лилий, и твой водоём,
Как ночлег пролетающей птице,
Отмахавшей сто вёрст белым днём.
В твоё тело искусный художник
До рожденья ещё был влюблён
И в творенье своём подытожил
Эротическую связь времён».
А красиво всё то, что полезно
Раньше было, Толстой так сказал.
В этом смысле в сравненьях нелестных
Красоты будет здесь за глаза.
«Два сосца твои, как два козленка,
Двойни серны…» Продолжу тот ряд –
Как молочные два поросёнка,
Что на блюде наш радуют взгляд.
«Твоя шея – столп кости слоновой,
А глаза точно блюдца озёр…»
Утонуть в них поэтам не внове,
В них ныряют они до сих пор.
«Нос твой – башня Ливанская. Ноздри
Запах крови ловили не раз,
И ветра в направленье угрозы
Обратили её на Дамаск.
Голова твоя, как от Кармила…»
Визажист был когда-то такой.
Он такое мог сделать для милой,
Не достать её голой рукой.
Два ведра вылил краски пурпурной
Но кудряшки вкруг шеи-столпа…
Соломон в своей страсти амурной
На гламурную куклу запал.
«Ты прекрасна, твоя миловидность
Переселит запрет и деликт,
Компенсирует даже фригидность,
Если пылкостью Бог обделит.
На твой стан, так на пальму похожий,
Я залезу, где грудь как кокос…
Я вкушу сладкий плод, благо лёжа,
Не так страшен внушительный рост.
Ухватил бы я пальму за листья
И в прохладе её пребывал.
Твоя грудь – виноградные кисти,
Их бы тоже я все оборвал.
От ноздрей твоих запах, что с яблонь,
А уста твои – тоже вино…
В опьянении под одеялом
Сном забыться мне не суждено.
Многим ведь от похмелья уставшим
Твоё слово, что пиво с утра.
И среди уст твоих пожелавших
Есть, кому я товарищ и брат.
Мне желание друга священно.
От себя я друзей не гоню,
Потому твоей брагою пенной
Всю компанию я напою».
«О, приди, мой возлюбленный, в поле
Тебя выведу я. От гуляк
Отрешишься ты и на раздолье
Будешь ты как свободный казак.
Поутру ты пойдёшь в виноградник
Посмотреть – распустилась лоза
И раскрылись ли почки… В награду
Я готова тебя лобызать.
Окажу я тебе свои ласки,
Мандрагоры тебя опьянят.
И смогу я без всякой опаски
Быть с тобой без каких-то ребят.
Всех плодов моих зрелые дольки,
Назови их кокос иль кишмиш,
Я взрастила для милого только,
А друзьям его – косточки лишь.
Допускать всех желающих к телу
Суламити совсем не с руки.
И как царь мой заметил по делу,
Я грозней, чем его же полки».
Это я, царь, возлюбленный твой.
Не в пример ты другим знаменита,
Чтоб так просто вертеть головой.
Твои ноги в сандалиях гладки,
Их, увидев, нельзя не воспеть.
Округления бёдер, лопатки –
Ожерелья единого цепь.
Словно круглая чаша живот твой
С ароматным и терпким вином.
Тот, кто пьёт больше меры и квоты,
Заполучит похмельный синдром.
Твоё чрево, что ворох пшеницы
Среди лилий, и твой водоём,
Как ночлег пролетающей птице,
Отмахавшей сто вёрст белым днём.
В твоё тело искусный художник
До рожденья ещё был влюблён
И в творенье своём подытожил
Эротическую связь времён».
А красиво всё то, что полезно
Раньше было, Толстой так сказал.
В этом смысле в сравненьях нелестных
Красоты будет здесь за глаза.
«Два сосца твои, как два козленка,
Двойни серны…» Продолжу тот ряд –
Как молочные два поросёнка,
Что на блюде наш радуют взгляд.
«Твоя шея – столп кости слоновой,
А глаза точно блюдца озёр…»
Утонуть в них поэтам не внове,
В них ныряют они до сих пор.
«Нос твой – башня Ливанская. Ноздри
Запах крови ловили не раз,
И ветра в направленье угрозы
Обратили её на Дамаск.
Голова твоя, как от Кармила…»
Визажист был когда-то такой.
Он такое мог сделать для милой,
Не достать её голой рукой.
Два ведра вылил краски пурпурной
Но кудряшки вкруг шеи-столпа…
Соломон в своей страсти амурной
На гламурную куклу запал.
«Ты прекрасна, твоя миловидность
Переселит запрет и деликт,
Компенсирует даже фригидность,
Если пылкостью Бог обделит.
На твой стан, так на пальму похожий,
Я залезу, где грудь как кокос…
Я вкушу сладкий плод, благо лёжа,
Не так страшен внушительный рост.
Ухватил бы я пальму за листья
И в прохладе её пребывал.
Твоя грудь – виноградные кисти,
Их бы тоже я все оборвал.
От ноздрей твоих запах, что с яблонь,
А уста твои – тоже вино…
В опьянении под одеялом
Сном забыться мне не суждено.
Многим ведь от похмелья уставшим
Твоё слово, что пиво с утра.
И среди уст твоих пожелавших
Есть, кому я товарищ и брат.
Мне желание друга священно.
От себя я друзей не гоню,
Потому твоей брагою пенной
Всю компанию я напою».
«О, приди, мой возлюбленный, в поле
Тебя выведу я. От гуляк
Отрешишься ты и на раздолье
Будешь ты как свободный казак.
Поутру ты пойдёшь в виноградник
Посмотреть – распустилась лоза
И раскрылись ли почки… В награду
Я готова тебя лобызать.
Окажу я тебе свои ласки,
Мандрагоры тебя опьянят.
И смогу я без всякой опаски
Быть с тобой без каких-то ребят.
Всех плодов моих зрелые дольки,
Назови их кокос иль кишмиш,
Я взрастила для милого только,
А друзьям его – косточки лишь.
Допускать всех желающих к телу
Суламити совсем не с руки.
И как царь мой заметил по делу,
Я грозней, чем его же полки».
Обсуждения Красота это то, что когда-то было полезно