Семь стихов поэта

На Северо-Крымском канале,
Где жёлтая грязь и вода,
Гармоники глухо рыдали -
Случилась большая беда.
Накрапывал серенький дождик,
Скрывая лихую судьбу,
А рыженький мёртвый бетонщик
Лежал в кумачовом гробу.
От СМУ до степного погоста
В толпе провожавших людей
Лежал он спокойно и просто
И в серое небо глядел.
Начальник сказал: «Не увянут
Цветы на могиле твоей,
И дни золотые настанут
Для этих безводных степей.
А мёртвый ему улыбался
И в серое небо глядел,
Как будто со всем соглашался
И только добавить хотел,
Что будут и дни золотые
И всякие там чудеса,
Но списывать надо гнилые
И новые ставить леса.

* * *

Не от обилья коньяков,
А от нахлынувшей печали
Мой боцман, Юрий Корольков,
Сыграть задумал на рояле.
Рояль чернел как полынья!
Лишь кромка узкая белела.
И боцман, глянув обалдело.
Застыл, как прачка у белья.
Но всё-таки не растерялся
И что-то там заполоскал,
Но тут же он перестарался
И палец в клавишах застрял.
Заело, боцман, задний ход!
Рукою, красною от стужи.
Как тот обмылок, неуклюже
Пытался выловить аккорд.
Один попался, да не тот!
О эти творческие муки!
Сначала я захохотал,
Потом увидел эти руки
И вдруг ещё печальней стал.
Так боцман Юрий Корольков,
Дрейфую около столов,
Как меж Курильских островов,
Сыграть хотел нам на рояле
О светлых радостях земли.
Но пальцы в клавишах застряли.
Впервые в жизни подвели.
НА ОБОРОТЕ СТАРОГО СНИМКА

Вот фото юных лет.
Они сидят в обнимку.
Один из них поэт.
Он видит мир сквозь дымку.
Другой – в быту артист.
Дитя войны и леса.
Прозаик-реалист,
Он смотрит зло и трезво.
Теперь они враги.
Не верьте фотоснимку.
Но факту вопреки
Они сидят в обнимку!
ВЕСЁЛАЯ БАЛЛАДА

Я мало ел и много думал.
Ты много ел и мало думал.
А в результате – как же так? -
Ты – умница, а я дурак!
Ты засмеёшься – я заплачу.
Ты сбережёшь, а я растрачу.
Ты помнишь – я уже забыл.
Ты знаешь – я уже не знаю.
Но если ты меня простил,
То я вовеки не прощаю.
Ты стар? Глаза твои устали
Следить пронзительные стаи
Несущихся куда-то птиц,
Осенних листьев и страниц?
Тогда я молод, молод, молод,
Люблю охоту, бокс и холод,
Весенний гай, грачиный грай.
Ты умираешь? Умирай!
Но поскорее выбирай.
Ты в рай? Тогда я в ад! Прощай!
* * *

Спасибо тебе, Елена,
За всё, что было со мною.
Душа улетит в небо,
А тело станет землёю.
Но этот ожог рябины,
И тонкий лёд на стерне,
И гул деревянной плотины
Ты всё же оставила мне.
И палой листвы забытьё,
И грустный туман у дороги
Оставила мне, как тряпьё,
В бессмысленной той суматохе.
Но странное дело, Елена,
И винная горечь стогов,
И ярко-морозное небо,
И лодки у чёрных дубов -
Всё это осталось любовью,
Но только уже не к тебе,
А к родине, к тихому полю,
К рябине в седом декабре.
БАЛЛАДА ПРО ШУРУМ-БУРУМ

От первой рюмочки пьянели.
-Прощай, зелёная дыра! -
И в даль туманную глядели
Со старой кручи у Днепра.
Нас было четверо, влюблённых
В дорогу, славу и судьбу,
Необделённых, окрылённых,
И каждый дул в свою трубу!
Четыре честных обормота.
Четыре умных дурака.
Шурум-бурум – прощай, охота,
Шурум-бурум – прощай, река. -
Потом разъехались, пропали
И снова встретились: - Привет! -
Следы побед – следы печали.
Шурум-бурум – и десять лет.
И вот один – актёр и франт,
Но без характера талант -
Всего лишь раб случайной воли.
Шурум-бурум – вторые роли.

Другой – пером и топором!
Во всём завидное уменье.
Шурум-бурум – и ни при чём -
Подвёл избыток вдохновенья.
А в третьем с тех звенящих лет
Высокий принцип утвердился.
Характер есть, таланта нет.
Шурум-бурум – остепенился.
Четвёртый – автор этих строк.
Шурум-бурум – весёлый слог,
Наверно, многое бы смог,
Когда бы знал – не вечен срок…
И каждый день вставал с рассветом.
Но я, конечно, не об этом.
Когда весёлые стояли,
Когда орали на ветру,
Мы и не думали, не знали,
Что в эту самую дыру
Однажды всё-таки вернёмся,
Шурум-бурум – слезу смахнём,
Зелёной далью захлебнёмся
И родиною назовём!
* * *

Я – юный сын лесов, морей,
Жил просто, честно и толково,
Но слово полюбил сильней,
Чем всё, что означает слово.
Елена, первая любовь,
Ушла с другим, а я в печали,
Что не нашёл печальных слов,
Пока шаги не отзвучали.
Порвала рыба сеть мою -
О горе, горе мне! И снова
Себя на мысли я ловлю,
Что рыбой ускользнуло слово.
А ночь июньская светла -
Очнись, вставай, считай потери,
Но если все они – слова,
То все они – приобретенья!
А если вдруг из глубины,
Как после мора или взрыва,
Где рёбра ивой сплетены,
Слова безмолвно и лениво
Всплывут, - есть женщины, вино,
Есть скачки, спазмы, потрясенья,
Субботы есть и воскресенья,
Но мне всё это не дано.
Кружится кругом голова
От всех дорог, от всех соблазнов,
А у меня одни слова
В значенье тёмном и прекрасном.
Моя отравленная кровь.
Моя дорога роковая.
Моя последняя любовь
Неразделённая! Слепая!