Вениамину в пять долей Во сколько раз он был пьяней?

К полудню подошёл Иосиф,
На их дары свой взгляд скосил,
Пересчитал прибывших в гости
И о здоровье расспросил:

«Здоров ли ваш родитель-старец,
Что в тайны мира посвящён?
Немного лет ему осталось
Прожить и жив ли он ещё?»

Его уверили братишки,
Что их отец здоров и жив,
Поклоны били, даже слишком,
Ладони на груди сложив.

Чуть в стороне держался младший
Брат деспота Вениамин.
Узрел мальчишку возжелавший
Его увидеть господин.

Любовь немедленно вскипела
В груди Иосифа, затем
Вдруг заскворчала, зашипела
Яичницею на плите.

Душе, разорванной на шкварки
(Ведь был Иосиф нелюдим)
Невыносимо стало жарко
И выброс стал необходим.

Обиды все как ветром сдуло,
Прорвался нежности нарыв.
В другую комнату рванул он
И плакал полчаса навзрыд.

Потом умылся и скрепился,
Душою словно не болел,
Перед братьями появился
И кушанье подать велел.

Харч принесли ему особо,
Братьям особо. Египтян,
К нему привязанных до гроба,
Как с Марса инопланетян

Кормил он из другой посуды
И в помещении другом,
Чтобы пустые пересуды
Не будоражили весь дом.

Для египтян считалось мерзость
И унизительно при том
Душистый хлеб ломтями резать
С евреем за одним столом.

Причиной розни допотопной
Был склад ума, их экслибрис.
(Не стал бы я всю мерзость скопом
Валить на антисемитизм.

В любом краю, где много нищих,
Излишки могут отобрать.
Стыдилась знать приёма пищи,
Любила в одну харю жрать.

В Талмуде, в Библии, в Коране
Таких примеров нам не счесть,
И очень часто мусульмане
Лишь по ночам садились есть -

И это при монотеизме!
Нам предрассудки нипочём,
Когда дойдём до коммунизма
С одной тарелки есть начнём.

История полна запретов,
Кто не работает - не ест.
У нас же сплошь а ля фуршеты...
Как далеко зашёл прогресс.)

В прожилках розовое сало
Неся еврею мимо рта,
Так мало в жизни понимала
Египетская темнота.

Евреи снобов доставали,
Претил тем запах чеснока.
(Но остроумнее едва ли
В столовой встретишь чувака.

С рубля про две копейки сдачи
Он станет спрашивать всерьёз,
Про судака начнёт судачить,
С ним обхохочешься до слёз.

По мне, бактерицидный резкий
Дух - от простуды лучший щит.
И пейсы мне не интересны,
Пока они не лезут в щи.)

Масштабы нищенства огромны.
Ешь на свету ты иль во мгле,
Но тьмы египетской погромы
Прокатятся по всей земле.

Подвергнётся большому риску
Любитель рыбы с чесноком.
Простим Египту экслибрисы
Про мерзость за одним столом.

К тому ж не ангелы евреи,
Себя проявят, дайте срок.
Но возвратимся мы в то время,
Где наш сверчок знал свой шесток.

Сидят братья перед Иосей,
По старшинству ведут черёд.
Все блюда, что ему приносят,
Братьям Иосиф отдаёт,

Обедом потчует исправно
Отца родного сыновей,
Всем отмеряя долей равной -
Вениамину в пять долей.

Когда любви внезапный выброс
Окрасит мысли в жёлтый цвет,
Искать напрасно справедливость
Там, где её в природе нет.

Пока вопрос не о наследстве
И час делёжки не настал,
Размер желудочка у сердца
Не кажется нам слишком мал.

Любое сердце не вмещает
Всех, прыгающих на пенёк,
Братья Иосифу прощают,
Что Веня сел на спецпаёк.

Симпатия совсем не шутка,

Зов крови тоже не молчит,
Но ор голодного желудка
Любую кровь перекричит.

Так отрешенье от печали
Хорошей жрачкой завершив,
Братья совсем не замечали
Неравноправие души
Иосифа, не обращали
Вниманья на бревно в глазу
И меж собой не обещали
Устроить Венечке козу.

Вениамин, как именинник,
В Иосифа объятья плыл,
Но Чилингировым на льдине
По праву там Иуда был.

Когда-то Осеньку сурово
За двадцать сребреников слил,
А позже, дав папаше слово,
Он вновь семью объединил.

Причиной радости, печали
Кто истинный был аноним,
Отец с Иосифом не знали,
Но думали - Вениамин.

Смотрели братья друг на друга,
Довольно пили вместе с ним,
Пускали выпивку по кругу,
Дивились - хорошо сидим.

Про Веню вижу я задачу
Для мальчиков из наших дней:
В пять раз закусывая чаще
Во сколько раз он был пьяней?