Бог сказал Иакову: «Встань, пойди в Вефиль.
Здесь с афёрой паховой ты поджёг фитиль.
Тех, кто норм этических выдержать не смог,
От проблем этнических не спасает Бог.
Акт святой, дарованный в знак моей любви,
Со своим народом ты вымазал в крови.
Приобрёл известности сей Сихемский шлях,
Вызревает ненависть на его полях.
Многим поколениям жать её плоды.
Уводи немедленно племя от беды,
А потом торжественно, Яков-Израиль,
Ты построй мне жертвенник в городе Вефиль».
***
От иных шагов неверных впредь домашних уберечь,
Сам Иаков благоверный перед ними держит речь:
«Слуги вы мои и дети, наломали же вы дров,
Приносите же, не медля, вы ко мне чужих богов,
Что в неведенье незрячем вы награбили тогда,
И от мерзости смердящей очищайтесь, господа».
Дети малые покорно возвращали свой улов
Тот, что спёрли мародёры из разграбленных домов,
Что предметом поклоненья почитал абориген.
Как мадонн изображенья - бабы, груди до колен.
Облик женский извращённый лучших чувств не возбудит.
Идол, в вепре воплощённый, вере правильной вредит.
Если древние тотемы вызывали мерзость, страх,
То с чего тогда на ведьм тех ополчился патриарх?
Нет иным богам прощенья - так Иаков говорил.
В деле веры очищенья в глубине души он был
Инквизитором отменным, как Лойола, брат Игнат,
Тот, что ложь возвёл с изменой в охранительный догмат.
Цель оправдывает средства у любых, похоже, вод.
Нету высшего блаженства, чем врага пустить в расход.
Дух сроднил хромцов суровых, а не только хромота.
Чтил Иаков Иегову, а Игнатий за Христа
Столько всем доставил муки, стольких вдов довёл до слёз,
Что с досады только руки на кресте развёл Христос.
Патриарх Иаков древний не сжигал и не травил,
Но Сихемские деревни от икон освободил.
Как знамёна на параде над поверженным врагом,
Доски ценные в окладах отправляются на слом.
На чужие убежденья у отца душа горит.
Мест нездешних уроженец контрофакт бульдозерит,
Собирает в кучу грубо сей безбожия тотем,
Предаёт земле под дубом рядом с городом Сихем.
Недобиток от народа, пережившего налёт,
В стороне стоит поодаль, наказанья свыше ждёт.
«Над иконами глумиться, святотатствовать нельзя,
Разом может расступиться под безбожником земля.
За крушение святыни дорогой для этих мест
Ждёт Иакова отныне ужасающая месть.
Не кончаются беспечно Валтасаровы пиры,
И лететь ему, конечно, вниз башкой в тартарары» -
Думают аборигены, видя фетишей своих.
Кровь не движется по венам у оставшихся в живых
После местной Холокосты, что Израиль учинил,
А теперь ещё их доски, символ веры, осквернил.
Сорвалась луна с орбиты, застучал её шатун -
То сихемцев недобитых бьёт от страха колотун,
Ждут, как патриарха скрючит резь от колики в боку.
Из земли восстанут крючья, в ад отца поволокут.
Не в припадках эпилепсий организм его даст сбой,
То Иакова за пейсы чёрт потянет за собой.
А сумеет зацепиться он подтяжкой за алтарь,
За подмогой обратится, как не раз бывало встарь,
К Иегове, Саваофу, или как Его зовут -
Тоже будет катастрофа, мир погибнет в пять минут.
Духи предков возмущённых, свой устроят катаклизм.
Ну, не нравится им тёмным светлый тоталитаризм.
Не желают духи что-то всей роднёй идти в гарем.
На единый высший тотал свой кладут они тотем.
Бог на наглость возмутится, всемогущ Он и суров,
И как следствие случится на земле война богов.
Крестоносцы, паладины к ним придут, коля, рубя...
(Я ж для полноты картины чуть добавлю от себя.
Духи - это наши страсти, что на части сердце рвут.
Снимет боль Христос причастьем, самого его распнут.
Каждый день кто не покойник поднимает мощи в бой,
Даже ночью нет покоя от войны с самим собой.
Слаб душою и недужен, знать, что он не одинок -
Человеку фетиш нужен, благоденствия залог.
Помогает символ веры нас ввергать в самообман:
На Луне флаг Тамплиеров, Чёрный камень мусульман,
Профиль, выбитый на скалах, с головы любимой прядь
И другие причиндалы - смысла нет перечислять
Фетишизма отголоски, даже в нас они сильны.
Ждём, давно уж не подростки, окончания войны
Той, что сердце рвёт на части, разгоняет нашу кровь.
Снимет боль Христос причастьем, в край, где царствует любовь
Пропуск выпишет страданьем, всех несчастных в суете
Обнадёжит, в назиданье сам повиснет на кресте.)
А пока тех лет невежи, суть языческий народ,
В страхе пестуют надежду, как Иакова припрёт.
По понятиям житейским подошли ему кранты…
Но свернул бивак армейский, и опять прогнал понты
Патриарх, умён однако, просто восхищаюсь им -
Как никто умел Иаков выйти из воды сухим.
Споро выстроил в колонны жён, детей, рабов, стада.
Маршем двинулся Будённый на другие города.
Перед ним в великом страхе расступились все окрест,
И ушёл в своей папахе патриарх из этих мест.
Страх Господень средь бегоний так сковал Сихемский шлях -
Самый дерзкий о погони даже и не помышлял.
Патриарх своих бандитов в Ханаан – ура, гип-гип…
За убитых сихемитов не один баран погиб.
Над жаровней дым клубился, в небо уходил винтом.
Бог к Иакову явился депрессивный снять синдром.
Основанья были вески, чтобы горькую запить,
Ведь кормилица Ревекки приказала долго жить.
Уважали люди старость и ведуний вместе с ней,
А кому пожить осталось с Гулькин нос - ещё сильней.
Птицы бабушку любили и печалились из дупл.
Где её похоронили, Дубом Плача назван дуб.
Там Иаков пил и плакал, так кормилицу любил,
Вспоминал её Иаков и ещё сильнее пил,
Проклинал чужие роли - он актёр, а мир театр.
Здесь ему на место ролик вправил Высший психиатр,
Дал ему благословенье, обещал всему приплод -
И скоту, и поколенью, что из чресл его придёт,
Жить до смерти напророчил. Как старуха Изыргиль
Снял с Иакова Бог порчу - стал он зваться Израиль.
Богу памятник воздвиг он - возлияние, елей…
Гонят прочь, как скот на выгон, обстоятельства людей.
Всем семейством из Вефили уходили с той земли.
Приключились у Рахили схватки, знали бы - не шли.
Роды проходили тяжко, крупным оказался плод.
Вся измучилась бедняжка, знать, сказался переход.
Нелегко сидеть натужись, когда всё болит, горит,
На седле трястись верблюжьем том, где идолы внутри
Те, что скрыла от папаши, предварительно украв,
Собственному мужу даже ничего не рассказав.
Повивальная бабуля спеленала молодца,
Что причиной стал мамули наступившего конца.
(Будь сегодня - подлечили б, на другом конце земли
К чему надо подключили б, но несчастную б спасли.
Мир не знал ещё скрижалей, бормашиной не дрожал,
В муках женщины рожали, как Господь им обещал.
В медицине ни бельмеса тот не понимал народ.
Где-то всемогущий кесарь сёк, но только не живот.
Не вредить – не знали клятвы, не родился Гиппократ.
В консультации бесплатно обращались все подряд
Кроме женщин, что носили глубоко под сердцем плод.
Так инструкции гласили, что Минздрав наш издаёт.
Гнали пришлых за ворота те, кто правила сложил -
З.У. Рабов, сын Аборта, и другие типажи.)
За Сихем тот, не иначе, духи отомстить смогли,
И попала под раздачу манекенщица Рахиль.
Чем она-то виновата за козлов ответ держать?
Может, просто узковаты были бёдра, чтоб рожать?
Бедная в предсмертном стоне в радости, что вышел сын,
Нарекла его Бенони, а отец - Вениамин.
Поминай Рахиль как звали. Принимает душу Бог.
Свой Иаков, бишь Израиль, оплатил последний долг:
Отпевание, молебен, над могилою гранит…
И доныне в Вифлееме этот памятник стоит.
(Голуби гуляют сонно, фотографии уж нет -
Кто-то для аукциона спёр священный раритет.)
А Иаков вновь в дороге, неслучайно - вечный жид.
То ли волка кормят ноги, то ли от кого бежит
Неусидчивый Израиль. (Израиль он, может быть.
Как его в то время звали, Горбачёва что ль спросить?
В ударениях ударник, преподобный Михаил
Так по мышленью ударил, что державу развалил.
Видом мягок, человечен, провидением ведом,
Не случайно он помечен мозго-черепным пятном,
Но внушаем, чем отчасти поживился Люцифер,
Объявившись в ипостасях ЦРУ и ФБР.)
А в то время небывалый вышел случай (иль случай) -
Побывал Рувим у Валлы разделить её печаль
По потерянной хозяйке, по Рахили. Ведь была
Безупречною служанкой, помогала чем могла,
Сыновей рожала даже по приказу госпожи,
А иначе как прикажешь благосклонность заслужить
Мужа – только сыном, внуком… (Род Иакова храним)…
А теперь к её услугам обращается Рувим.
Кровь горячая взыграла, как отцовская точь-в-точь,
И с наложницею Валлой согрешил сын в эту ночь.
Брать наложницу на чресла можно, сколько хватит сил,
Если ты срамное место в полной мере оплатил.
Но наложница та Валла не Рувима, а отца.
Зрела почва для скандала и изгнанья молодца.
Посмотреть иначе можно. Срок приходит всё отдать -
Начинай, отец, с наложниц. Извини, подвинься, бать.
Донесли в момент папаше, как проштрафился сынок.
(То, что там случилось дальше, я читаю между строк.
Не убил отец балбеса, уступил сынку кровать.
Не должно святое место слишком долго пустовать.
Осуждая, не сужу я, но одно могу сказать:
Женщину иметь чужую - что взломать закрытый сайт,
Инфицированным мерзко спан в компьютер занести
И лечиться у Касперских, вирус выловив в сети.
Своей мерзости хватает, чтобы ждать с чужих земель.
Потому не открываю в паутине свой E-mail.
Непоследователен очень - вышел в сеть за пять минут,
И теперь всяк, кто захочет, мой курочит тяжкий труд.
Я печалиться не стану, у меня претензий нет.
Всем на свете графоманам графоманский шлю привет.
СуперДунская Елена ясно мне дала понять:
Графоман с меня отменный, ни прибавить, ни отнять.
Я ж ничуть не огорошен, ведь талант её велик.
Из-за пазухи не брошу камень я в её цветник.
Вам, Елена, жизнь богемы, почитатели, стихи.
Ваше дело - хризантемы, наше дело - сорняки.
На поля моей державы гербициды вам не лить -
Всех сортов бывают травы, не всем лютики любить.
Патриархам не по вере воздаю я - по делам,
Хоть от ваших в полной мере получаю по мордам.
Графоман с меня отменный, ни прибавить, ни отнять.
Есть за что под зад коленом... Ну, да нам не привыкать.)
А тем временем в Хевроне вновь братьёв судьба свела,
Где Иаков той порою оказался по делам.
Испустил дух общий предок Исаак, при нём добра…
Случай, вам скажу, не редок - сыновей вокруг собрать.
Смерть оплакать Исаака все примчались на парах.
Лет сто восемьдесят с гаком прожил этот патриарх.
По тем меркам даже хило, до двухсот бы мог пожить.
На две жизни нам хватило б, если срок тот разделить.
(Задаюсь вопросом вздорным - На что жили господа
И на пенсию как скоро уходили в те года?
Лет, наверно, с девяноста, если жили до двухсот.
Ждать прибавки до погоста не любому повезёт.
Всем евреям и арабам пенсионный срезать срок
Мог мифический Зурабов, а сегодняшний не смог.
Поумерим возмущенье, ведь удел его таков -
Быть козлом для отпущенья всех правительства грехов.
Всю вину (когда клин клином) на него смогли свалить,
Нагрузить до ватерлиний, вместе с баржей утопить).
К Исааку мы вернёмся, как там мёртвому? Лафа…
С ним обычай первородства смысл утратил, это факт.
Жизнью в меру насладился, жил достойно по уму
И в итоге приложился он к народу своему.
В пломбированном вагоне груз ушёл на небеса.
Погребли его в Хевроне сын Иаков, сын Исав.
Отпевали батю в Мамре… (При сегодняшних делах
В Киево-Печерской лавре оказался б патриарх.
Люди вышли бы на площадь, охраняли б в Раде гроб,
Чтоб не получили мощи апельсином прямо в лоб.
Москали до дому тягу дали бы в один момент.
Принял бы свою присягу щербоватый президент,
Поцелуем приложился б до оранжевых мощей
И в момент освободился б от навязчивых прыщей.
Не о те он тёрся доски, потому не помогло.
Зря, выходит, Березовский на него извёл бабло.
Пацаны в любом подвале (президент здесь ни при чём)
Заусенцы на металле удаляют кирпичом.
Как ребята чистят лица, не дождёшься от врача.
Не случайно говорится, морда просит кирпича.
Знаменье я вижу свыше, православный атеист:
Путь укажет, как всем выжить, только тот, кто ликом чист).
Мы ж политикой не станем беспокоить мёртвых прах.
Где-то там за небесами спи спокойно, патриарх.
Здесь с афёрой паховой ты поджёг фитиль.
Тех, кто норм этических выдержать не смог,
От проблем этнических не спасает Бог.
Акт святой, дарованный в знак моей любви,
Со своим народом ты вымазал в крови.
Приобрёл известности сей Сихемский шлях,
Вызревает ненависть на его полях.
Многим поколениям жать её плоды.
Уводи немедленно племя от беды,
А потом торжественно, Яков-Израиль,
Ты построй мне жертвенник в городе Вефиль».
***
От иных шагов неверных впредь домашних уберечь,
Сам Иаков благоверный перед ними держит речь:
«Слуги вы мои и дети, наломали же вы дров,
Приносите же, не медля, вы ко мне чужих богов,
Что в неведенье незрячем вы награбили тогда,
И от мерзости смердящей очищайтесь, господа».
Дети малые покорно возвращали свой улов
Тот, что спёрли мародёры из разграбленных домов,
Что предметом поклоненья почитал абориген.
Как мадонн изображенья - бабы, груди до колен.
Облик женский извращённый лучших чувств не возбудит.
Идол, в вепре воплощённый, вере правильной вредит.
Если древние тотемы вызывали мерзость, страх,
То с чего тогда на ведьм тех ополчился патриарх?
Нет иным богам прощенья - так Иаков говорил.
В деле веры очищенья в глубине души он был
Инквизитором отменным, как Лойола, брат Игнат,
Тот, что ложь возвёл с изменой в охранительный догмат.
Цель оправдывает средства у любых, похоже, вод.
Нету высшего блаженства, чем врага пустить в расход.
Дух сроднил хромцов суровых, а не только хромота.
Чтил Иаков Иегову, а Игнатий за Христа
Столько всем доставил муки, стольких вдов довёл до слёз,
Что с досады только руки на кресте развёл Христос.
Патриарх Иаков древний не сжигал и не травил,
Но Сихемские деревни от икон освободил.
Как знамёна на параде над поверженным врагом,
Доски ценные в окладах отправляются на слом.
На чужие убежденья у отца душа горит.
Мест нездешних уроженец контрофакт бульдозерит,
Собирает в кучу грубо сей безбожия тотем,
Предаёт земле под дубом рядом с городом Сихем.
Недобиток от народа, пережившего налёт,
В стороне стоит поодаль, наказанья свыше ждёт.
«Над иконами глумиться, святотатствовать нельзя,
Разом может расступиться под безбожником земля.
За крушение святыни дорогой для этих мест
Ждёт Иакова отныне ужасающая месть.
Не кончаются беспечно Валтасаровы пиры,
И лететь ему, конечно, вниз башкой в тартарары» -
Думают аборигены, видя фетишей своих.
Кровь не движется по венам у оставшихся в живых
После местной Холокосты, что Израиль учинил,
А теперь ещё их доски, символ веры, осквернил.
Сорвалась луна с орбиты, застучал её шатун -
То сихемцев недобитых бьёт от страха колотун,
Ждут, как патриарха скрючит резь от колики в боку.
Из земли восстанут крючья, в ад отца поволокут.
Не в припадках эпилепсий организм его даст сбой,
То Иакова за пейсы чёрт потянет за собой.
А сумеет зацепиться он подтяжкой за алтарь,
За подмогой обратится, как не раз бывало встарь,
К Иегове, Саваофу, или как Его зовут -
Тоже будет катастрофа, мир погибнет в пять минут.
Духи предков возмущённых, свой устроят катаклизм.
Ну, не нравится им тёмным светлый тоталитаризм.
Не желают духи что-то всей роднёй идти в гарем.
На единый высший тотал свой кладут они тотем.
Бог на наглость возмутится, всемогущ Он и суров,
И как следствие случится на земле война богов.
Крестоносцы, паладины к ним придут, коля, рубя...
(Я ж для полноты картины чуть добавлю от себя.
Духи - это наши страсти, что на части сердце рвут.
Снимет боль Христос причастьем, самого его распнут.
Каждый день кто не покойник поднимает мощи в бой,
Даже ночью нет покоя от войны с самим собой.
Слаб душою и недужен, знать, что он не одинок -
Человеку фетиш нужен, благоденствия залог.
Помогает символ веры нас ввергать в самообман:
На Луне флаг Тамплиеров, Чёрный камень мусульман,
Профиль, выбитый на скалах, с головы любимой прядь
И другие причиндалы - смысла нет перечислять
Фетишизма отголоски, даже в нас они сильны.
Ждём, давно уж не подростки, окончания войны
Той, что сердце рвёт на части, разгоняет нашу кровь.
Снимет боль Христос причастьем, в край, где царствует любовь
Пропуск выпишет страданьем, всех несчастных в суете
Обнадёжит, в назиданье сам повиснет на кресте.)
А пока тех лет невежи, суть языческий народ,
В страхе пестуют надежду, как Иакова припрёт.
По понятиям житейским подошли ему кранты…
Но свернул бивак армейский, и опять прогнал понты
Патриарх, умён однако, просто восхищаюсь им -
Как никто умел Иаков выйти из воды сухим.
Споро выстроил в колонны жён, детей, рабов, стада.
Маршем двинулся Будённый на другие города.
Перед ним в великом страхе расступились все окрест,
И ушёл в своей папахе патриарх из этих мест.
Страх Господень средь бегоний так сковал Сихемский шлях -
Самый дерзкий о погони даже и не помышлял.
Патриарх своих бандитов в Ханаан – ура, гип-гип…
За убитых сихемитов не один баран погиб.
Над жаровней дым клубился, в небо уходил винтом.
Бог к Иакову явился депрессивный снять синдром.
Основанья были вески, чтобы горькую запить,
Ведь кормилица Ревекки приказала долго жить.
Уважали люди старость и ведуний вместе с ней,
А кому пожить осталось с Гулькин нос - ещё сильней.
Птицы бабушку любили и печалились из дупл.
Где её похоронили, Дубом Плача назван дуб.
Там Иаков пил и плакал, так кормилицу любил,
Вспоминал её Иаков и ещё сильнее пил,
Проклинал чужие роли - он актёр, а мир театр.
Здесь ему на место ролик вправил Высший психиатр,
Дал ему благословенье, обещал всему приплод -
И скоту, и поколенью, что из чресл его придёт,
Жить до смерти напророчил. Как старуха Изыргиль
Снял с Иакова Бог порчу - стал он зваться Израиль.
Богу памятник воздвиг он - возлияние, елей…
Гонят прочь, как скот на выгон, обстоятельства людей.
Всем семейством из Вефили уходили с той земли.
Приключились у Рахили схватки, знали бы - не шли.
Роды проходили тяжко, крупным оказался плод.
Вся измучилась бедняжка, знать, сказался переход.
Нелегко сидеть натужись, когда всё болит, горит,
На седле трястись верблюжьем том, где идолы внутри
Те, что скрыла от папаши, предварительно украв,
Собственному мужу даже ничего не рассказав.
Повивальная бабуля спеленала молодца,
Что причиной стал мамули наступившего конца.
(Будь сегодня - подлечили б, на другом конце земли
К чему надо подключили б, но несчастную б спасли.
Мир не знал ещё скрижалей, бормашиной не дрожал,
В муках женщины рожали, как Господь им обещал.
В медицине ни бельмеса тот не понимал народ.
Где-то всемогущий кесарь сёк, но только не живот.
Не вредить – не знали клятвы, не родился Гиппократ.
В консультации бесплатно обращались все подряд
Кроме женщин, что носили глубоко под сердцем плод.
Так инструкции гласили, что Минздрав наш издаёт.
Гнали пришлых за ворота те, кто правила сложил -
З.У. Рабов, сын Аборта, и другие типажи.)
За Сихем тот, не иначе, духи отомстить смогли,
И попала под раздачу манекенщица Рахиль.
Чем она-то виновата за козлов ответ держать?
Может, просто узковаты были бёдра, чтоб рожать?
Бедная в предсмертном стоне в радости, что вышел сын,
Нарекла его Бенони, а отец - Вениамин.
Поминай Рахиль как звали. Принимает душу Бог.
Свой Иаков, бишь Израиль, оплатил последний долг:
Отпевание, молебен, над могилою гранит…
И доныне в Вифлееме этот памятник стоит.
(Голуби гуляют сонно, фотографии уж нет -
Кто-то для аукциона спёр священный раритет.)
А Иаков вновь в дороге, неслучайно - вечный жид.
То ли волка кормят ноги, то ли от кого бежит
Неусидчивый Израиль. (Израиль он, может быть.
Как его в то время звали, Горбачёва что ль спросить?
В ударениях ударник, преподобный Михаил
Так по мышленью ударил, что державу развалил.
Видом мягок, человечен, провидением ведом,
Не случайно он помечен мозго-черепным пятном,
Но внушаем, чем отчасти поживился Люцифер,
Объявившись в ипостасях ЦРУ и ФБР.)
А в то время небывалый вышел случай (иль случай) -
Побывал Рувим у Валлы разделить её печаль
По потерянной хозяйке, по Рахили. Ведь была
Безупречною служанкой, помогала чем могла,
Сыновей рожала даже по приказу госпожи,
А иначе как прикажешь благосклонность заслужить
Мужа – только сыном, внуком… (Род Иакова храним)…
А теперь к её услугам обращается Рувим.
Кровь горячая взыграла, как отцовская точь-в-точь,
И с наложницею Валлой согрешил сын в эту ночь.
Брать наложницу на чресла можно, сколько хватит сил,
Если ты срамное место в полной мере оплатил.
Но наложница та Валла не Рувима, а отца.
Зрела почва для скандала и изгнанья молодца.
Посмотреть иначе можно. Срок приходит всё отдать -
Начинай, отец, с наложниц. Извини, подвинься, бать.
Донесли в момент папаше, как проштрафился сынок.
(То, что там случилось дальше, я читаю между строк.
Не убил отец балбеса, уступил сынку кровать.
Не должно святое место слишком долго пустовать.
Осуждая, не сужу я, но одно могу сказать:
Женщину иметь чужую - что взломать закрытый сайт,
Инфицированным мерзко спан в компьютер занести
И лечиться у Касперских, вирус выловив в сети.
Своей мерзости хватает, чтобы ждать с чужих земель.
Потому не открываю в паутине свой E-mail.
Непоследователен очень - вышел в сеть за пять минут,
И теперь всяк, кто захочет, мой курочит тяжкий труд.
Я печалиться не стану, у меня претензий нет.
Всем на свете графоманам графоманский шлю привет.
СуперДунская Елена ясно мне дала понять:
Графоман с меня отменный, ни прибавить, ни отнять.
Я ж ничуть не огорошен, ведь талант её велик.
Из-за пазухи не брошу камень я в её цветник.
Вам, Елена, жизнь богемы, почитатели, стихи.
Ваше дело - хризантемы, наше дело - сорняки.
На поля моей державы гербициды вам не лить -
Всех сортов бывают травы, не всем лютики любить.
Патриархам не по вере воздаю я - по делам,
Хоть от ваших в полной мере получаю по мордам.
Графоман с меня отменный, ни прибавить, ни отнять.
Есть за что под зад коленом... Ну, да нам не привыкать.)
А тем временем в Хевроне вновь братьёв судьба свела,
Где Иаков той порою оказался по делам.
Испустил дух общий предок Исаак, при нём добра…
Случай, вам скажу, не редок - сыновей вокруг собрать.
Смерть оплакать Исаака все примчались на парах.
Лет сто восемьдесят с гаком прожил этот патриарх.
По тем меркам даже хило, до двухсот бы мог пожить.
На две жизни нам хватило б, если срок тот разделить.
(Задаюсь вопросом вздорным - На что жили господа
И на пенсию как скоро уходили в те года?
Лет, наверно, с девяноста, если жили до двухсот.
Ждать прибавки до погоста не любому повезёт.
Всем евреям и арабам пенсионный срезать срок
Мог мифический Зурабов, а сегодняшний не смог.
Поумерим возмущенье, ведь удел его таков -
Быть козлом для отпущенья всех правительства грехов.
Всю вину (когда клин клином) на него смогли свалить,
Нагрузить до ватерлиний, вместе с баржей утопить).
К Исааку мы вернёмся, как там мёртвому? Лафа…
С ним обычай первородства смысл утратил, это факт.
Жизнью в меру насладился, жил достойно по уму
И в итоге приложился он к народу своему.
В пломбированном вагоне груз ушёл на небеса.
Погребли его в Хевроне сын Иаков, сын Исав.
Отпевали батю в Мамре… (При сегодняшних делах
В Киево-Печерской лавре оказался б патриарх.
Люди вышли бы на площадь, охраняли б в Раде гроб,
Чтоб не получили мощи апельсином прямо в лоб.
Москали до дому тягу дали бы в один момент.
Принял бы свою присягу щербоватый президент,
Поцелуем приложился б до оранжевых мощей
И в момент освободился б от навязчивых прыщей.
Не о те он тёрся доски, потому не помогло.
Зря, выходит, Березовский на него извёл бабло.
Пацаны в любом подвале (президент здесь ни при чём)
Заусенцы на металле удаляют кирпичом.
Как ребята чистят лица, не дождёшься от врача.
Не случайно говорится, морда просит кирпича.
Знаменье я вижу свыше, православный атеист:
Путь укажет, как всем выжить, только тот, кто ликом чист).
Мы ж политикой не станем беспокоить мёртвых прах.
Где-то там за небесами спи спокойно, патриарх.
Обсуждения Женщину иметь чужую - Что взломать закрытый сайт