Поднял голову Иаков,видит брата пред собой
И четыре сотни с гаком, за него готовых в бой.
Всех детей не для парада по ранжиру разделил:
От рабынь - на баррикаду, от супруг законных - в тыл.
Китель золотопогонный Гитлер-югант в бой ведёт
И семь раз, как заведённый, до земли поклоны бьёт,
Выходя навстречу брату. Тот Иакова - взасос.
Целовались многократно и растрогались до слёз.
Оба плакали, смеялись, обнимались без конца,
В пляс, как водится, пускались, ламца-дрица-гоп-цаца.
Хромоту свою Иаков в пляске той не ощущал
(Зацепил его, однако, тот, кто ночью навещал),
Отрывался до экстаза, раз Исав его простил
И за двадцать лет ни разу не упрятал под настил.
Сам Исав решил всё просто: нынче водочки попью,
Хрен с ним с этим первородством, после как-нибудь убью.
Лишь от брата отлепился, видит женщин и ребят,
Заревел Исав ослицей: «Кто ещё там у тебя?
Как мне помнится, ты ж вроде уходил от нас один,
А вернулся при народе не последний господин».
Отвечал Иаков: «Дети наш с тобой продолжат род.
Бог дождями на рассвете окропил мой огород.
Жить в согласии с Писаньем, край завещанный любить -
Прорастёт наш прах цветами, если Бога не гневить».
К небу взгляд подняв умильный, сам он Бога не гневил,
Про цветы не о могиле – о потомстве говорил.
Две рабыни жмутся к папе, с ними дети подошли,
По законам Хаммурапи поклонились до земли.
Следом Лия, её детки, семь поклонов бьёт Рахиль,
С ней Иосиф с табуретки подаёт отцу костыль.
(Наблюдение проверьте - только выдался успех,
Тот, кто дальше был от смерти, к власти будет ближе всех.)
Задался Исав вопросом: «Что за множество скота
Мне встречалось носом к носу? Я считать его устал».
Так сказал Иаков: «Дабы твою милость обрести,
От меня прими хотя бы то, что встретилось в пути».
«Нет - сказал Исав-братишка, я польщён и поражён.
Для меня и это слишком, что ты сам сюда пришёл,
Жён привёл, рабынь дебелых, Валлу, Зулю, Гюльчатай...»
Сам оставшиеся стрелы в колчане пересчитал,
Свой убыток подытожил и весьма расстроен был.
Стрелы были подороже, чем убитые рабы.
Был Исав во всём конкретен, на охоте одичал,
Каждый раз, кого б ни встретил, он хватался за колчан.
Наседал Иаков ближе, опираясь на костыль.
«Скот возьми, а то обижусь, или я не Израиль?»
Спорили, но как-то слабо. Удалось весь скот всучить.
Принял дар Исав-брат, дабы костылём не получить.
Блеют радостно отары, что отдал Иаков наш
Зверолову, как подарок, проявил подхалимаж.
(Осуждать его не буду. хоть не верю в чудеса,
Сам неведомо откуда различаю голоса,
Что судьбу страны пророчат, нос суют в чужой кисет.
Где особенно из прочих выделяется акцент:
«Что коррупция есть плохо, кто про это вам сказать?
Даже в древняя эпоха целый мир на ней стоять».
Ратуя за справедливость, свой спою я взятке гимн,
Чтоб стократно возвратилось всё, что отдано другим.
Взятку представлял когда-то, как законный ваш улов,
Мэр Москвы от демократов грек и взяточник Попов
Гавриил, но не архангел. Был за ним один грешок -
Много кушал в одну харю, и сожрал его Лужок.
Видим мы с начала мира: страсть к наживе, круче чем
Все злодейства у Шекспира, главный будет казначей.
Взятку, как благословенье, хоть откатом назови.
В ней я вижу проявленье самой искренней любви,
Избавленье от мытарства, сутолок, очередей…
В коррумпированном царстве нет признания сильней,
Чем в обёрточной бумаге спрятанный аккредитив.
Пьют коньяк Отелло с Яго, Дездемону позабыв.
Над закуской мавр хлопочет, не в крови его рука,
Ведь пришёл гость не с платочком, а с бутылкой коньяка.
В департаменте Джульетта на приём Ромео ждёт,
Когда милый документы к ней на подпись принесёт.
Офис пуст, все в магазине, в кабинете ни души...
Милый в мусорной корзине акт признанья совершит,
Зелень ей подарит лично или спрячет под сукном.
Для влюблённых так привычно за любовь платить добром.
Чувств одних бывает мало. Если вскроется обман,
То закончится кошмаром кабинетный тот роман.
Ведь недаром говорится - за любовь надо платить…
И потц столицу на три года лес валить.
Говорят, лавы не пахнут, только светятся в ночи.
Садануть бы в область паха да в параше замочить
Подлеца, кто эти деньги в ультрафиолет макал,
Милых оторвал от неги, на фуфле упаковал.
К тем безжалостны законы, кто со взяткой сел на мель.
Проколовшимся влюблённым нары - брачная постель,
Да и то по одиночке. А в тюряге в гуще масс
Мусора - ещё цветочки, педик - ягодка у нас.
Под щемящий звук засова тот, любовь кто вымогал,
Нехорошим вспомнит словом тех, кто кодекс принимал
Наш российский уголовный, в просторечии УК.
Мало дали безусловно в Думе той, наверняка.
В час, когда Христос-спаситель призывал всех быть добрей,
Вышел думский небожитель на минутку из дверей,
Пропустил голосованье. Без него ошиблась власть…
Где написано в Писаньях, что нельзя под скатерть класть?
Прокололись депутаты, не ввели откат в закон.
Даже Счётная палата понесёт потом урон.
Что за жизнь, когда оковы ждут за взятку иль тюрьма?
И работают Поповы, извините, задарма.
Тайну страшную открою: кто поел баланды всласть,
Тот копытом землю роет самому во власть попасть.
Там писать свои законы будет он с братвой иной,
Чтоб зелёной пышной кроной крышевать народ блатной,
Из УК убрать статейку, по которой срок тянул
И на лагерной линейке от работы пальцы гнул.
Не с того ли наши стоны, что в согласии с жульём
Мы давно не по закону - по понятиям живём?
Где ответ найти не просто - Библия в подмогу нам…
Мы же с высоты вопроса возвратимся в Ханаан,
Где сказал Исав: «Всем миром поднимайтесь и за мной».
Словно был он конвоиром иль заведовал тюрьмой.
Что убьют их непременно, знал Иаков и при том
Хромоту свою отменно компенсировал умом.
Отвечал Иаков зрячий: «Мои женщины нежны,
Скот мой мелкий, но родящий - остановки им нужны.
А иначе жёны охнут, мой рассохнется костыль ,
Скот уставший передохнет и попадает в кусты».
Не спешил Иаков хромый угодить в чумной барак
И на просьбу гнать до дому говорил Исаву так:
«Сам ты словно скорый литер поспешишь пары раздуть,
Тронешь Лениным на Питер павшего монарха пнуть,
Вдаль рванёшь, сжигая шины, мёртвого осла добить,
Гнёта старую машину на новейший брэнд сменить.
Я ж с неспешными стадами за тобою, командир,
Через день приду задами в резиденцию Сеир».
Ощутил Исав угрозу - что-то здесь браток финтит.
Ничего, с таким обозом далеко он не свинтит.
«Дам тебе людей немного, с ними весело идти.
Не собьёшься, брат, с дороги, обойдёт тебя бандит».
«За заботу, брат, спасибо, для охраны нет нужды.
Мои женщины спесивы, чужаки им не страшны.
Недруг нас не обездолит, за себя мы постоим,
И на всё Господня воля, путь наш неисповедим».
Стоило лишь удалиться от Исава, враз затем
Путь Иакова сменился из Сеира на Сихем.
От Исава укатился Колобок, но между строк
Видно в Книге: откупился от косматого браток.
Может, прав был с мордой гладкой не архангел Гавриил
Грек Попов, когда про взятку с уваженьем говорил?
Вклад в коррупцию огромный внёс... Но был один грешок,
За который, как мы помним, проглотил его Лужок.
Греку не в пример Иаков мог делиться, не пищал,
Не был жаден, как собака... Ничего, не обнищал.
На земле на Ханаанской прикупил он поля часть.
Всё нештяк, когда б не хамской оказалась сына страсть
Самого царя Еммора Евеянина… Маршрут
Приведёт нас в край, где скоро мы услышим: наших бьют.
И четыре сотни с гаком, за него готовых в бой.
Всех детей не для парада по ранжиру разделил:
От рабынь - на баррикаду, от супруг законных - в тыл.
Китель золотопогонный Гитлер-югант в бой ведёт
И семь раз, как заведённый, до земли поклоны бьёт,
Выходя навстречу брату. Тот Иакова - взасос.
Целовались многократно и растрогались до слёз.
Оба плакали, смеялись, обнимались без конца,
В пляс, как водится, пускались, ламца-дрица-гоп-цаца.
Хромоту свою Иаков в пляске той не ощущал
(Зацепил его, однако, тот, кто ночью навещал),
Отрывался до экстаза, раз Исав его простил
И за двадцать лет ни разу не упрятал под настил.
Сам Исав решил всё просто: нынче водочки попью,
Хрен с ним с этим первородством, после как-нибудь убью.
Лишь от брата отлепился, видит женщин и ребят,
Заревел Исав ослицей: «Кто ещё там у тебя?
Как мне помнится, ты ж вроде уходил от нас один,
А вернулся при народе не последний господин».
Отвечал Иаков: «Дети наш с тобой продолжат род.
Бог дождями на рассвете окропил мой огород.
Жить в согласии с Писаньем, край завещанный любить -
Прорастёт наш прах цветами, если Бога не гневить».
К небу взгляд подняв умильный, сам он Бога не гневил,
Про цветы не о могиле – о потомстве говорил.
Две рабыни жмутся к папе, с ними дети подошли,
По законам Хаммурапи поклонились до земли.
Следом Лия, её детки, семь поклонов бьёт Рахиль,
С ней Иосиф с табуретки подаёт отцу костыль.
(Наблюдение проверьте - только выдался успех,
Тот, кто дальше был от смерти, к власти будет ближе всех.)
Задался Исав вопросом: «Что за множество скота
Мне встречалось носом к носу? Я считать его устал».
Так сказал Иаков: «Дабы твою милость обрести,
От меня прими хотя бы то, что встретилось в пути».
«Нет - сказал Исав-братишка, я польщён и поражён.
Для меня и это слишком, что ты сам сюда пришёл,
Жён привёл, рабынь дебелых, Валлу, Зулю, Гюльчатай...»
Сам оставшиеся стрелы в колчане пересчитал,
Свой убыток подытожил и весьма расстроен был.
Стрелы были подороже, чем убитые рабы.
Был Исав во всём конкретен, на охоте одичал,
Каждый раз, кого б ни встретил, он хватался за колчан.
Наседал Иаков ближе, опираясь на костыль.
«Скот возьми, а то обижусь, или я не Израиль?»
Спорили, но как-то слабо. Удалось весь скот всучить.
Принял дар Исав-брат, дабы костылём не получить.
Блеют радостно отары, что отдал Иаков наш
Зверолову, как подарок, проявил подхалимаж.
(Осуждать его не буду. хоть не верю в чудеса,
Сам неведомо откуда различаю голоса,
Что судьбу страны пророчат, нос суют в чужой кисет.
Где особенно из прочих выделяется акцент:
«Что коррупция есть плохо, кто про это вам сказать?
Даже в древняя эпоха целый мир на ней стоять».
Ратуя за справедливость, свой спою я взятке гимн,
Чтоб стократно возвратилось всё, что отдано другим.
Взятку представлял когда-то, как законный ваш улов,
Мэр Москвы от демократов грек и взяточник Попов
Гавриил, но не архангел. Был за ним один грешок -
Много кушал в одну харю, и сожрал его Лужок.
Видим мы с начала мира: страсть к наживе, круче чем
Все злодейства у Шекспира, главный будет казначей.
Взятку, как благословенье, хоть откатом назови.
В ней я вижу проявленье самой искренней любви,
Избавленье от мытарства, сутолок, очередей…
В коррумпированном царстве нет признания сильней,
Чем в обёрточной бумаге спрятанный аккредитив.
Пьют коньяк Отелло с Яго, Дездемону позабыв.
Над закуской мавр хлопочет, не в крови его рука,
Ведь пришёл гость не с платочком, а с бутылкой коньяка.
В департаменте Джульетта на приём Ромео ждёт,
Когда милый документы к ней на подпись принесёт.
Офис пуст, все в магазине, в кабинете ни души...
Милый в мусорной корзине акт признанья совершит,
Зелень ей подарит лично или спрячет под сукном.
Для влюблённых так привычно за любовь платить добром.
Чувств одних бывает мало. Если вскроется обман,
То закончится кошмаром кабинетный тот роман.
Ведь недаром говорится - за любовь надо платить…
И потц столицу на три года лес валить.
Говорят, лавы не пахнут, только светятся в ночи.
Садануть бы в область паха да в параше замочить
Подлеца, кто эти деньги в ультрафиолет макал,
Милых оторвал от неги, на фуфле упаковал.
К тем безжалостны законы, кто со взяткой сел на мель.
Проколовшимся влюблённым нары - брачная постель,
Да и то по одиночке. А в тюряге в гуще масс
Мусора - ещё цветочки, педик - ягодка у нас.
Под щемящий звук засова тот, любовь кто вымогал,
Нехорошим вспомнит словом тех, кто кодекс принимал
Наш российский уголовный, в просторечии УК.
Мало дали безусловно в Думе той, наверняка.
В час, когда Христос-спаситель призывал всех быть добрей,
Вышел думский небожитель на минутку из дверей,
Пропустил голосованье. Без него ошиблась власть…
Где написано в Писаньях, что нельзя под скатерть класть?
Прокололись депутаты, не ввели откат в закон.
Даже Счётная палата понесёт потом урон.
Что за жизнь, когда оковы ждут за взятку иль тюрьма?
И работают Поповы, извините, задарма.
Тайну страшную открою: кто поел баланды всласть,
Тот копытом землю роет самому во власть попасть.
Там писать свои законы будет он с братвой иной,
Чтоб зелёной пышной кроной крышевать народ блатной,
Из УК убрать статейку, по которой срок тянул
И на лагерной линейке от работы пальцы гнул.
Не с того ли наши стоны, что в согласии с жульём
Мы давно не по закону - по понятиям живём?
Где ответ найти не просто - Библия в подмогу нам…
Мы же с высоты вопроса возвратимся в Ханаан,
Где сказал Исав: «Всем миром поднимайтесь и за мной».
Словно был он конвоиром иль заведовал тюрьмой.
Что убьют их непременно, знал Иаков и при том
Хромоту свою отменно компенсировал умом.
Отвечал Иаков зрячий: «Мои женщины нежны,
Скот мой мелкий, но родящий - остановки им нужны.
А иначе жёны охнут, мой рассохнется костыль ,
Скот уставший передохнет и попадает в кусты».
Не спешил Иаков хромый угодить в чумной барак
И на просьбу гнать до дому говорил Исаву так:
«Сам ты словно скорый литер поспешишь пары раздуть,
Тронешь Лениным на Питер павшего монарха пнуть,
Вдаль рванёшь, сжигая шины, мёртвого осла добить,
Гнёта старую машину на новейший брэнд сменить.
Я ж с неспешными стадами за тобою, командир,
Через день приду задами в резиденцию Сеир».
Ощутил Исав угрозу - что-то здесь браток финтит.
Ничего, с таким обозом далеко он не свинтит.
«Дам тебе людей немного, с ними весело идти.
Не собьёшься, брат, с дороги, обойдёт тебя бандит».
«За заботу, брат, спасибо, для охраны нет нужды.
Мои женщины спесивы, чужаки им не страшны.
Недруг нас не обездолит, за себя мы постоим,
И на всё Господня воля, путь наш неисповедим».
Стоило лишь удалиться от Исава, враз затем
Путь Иакова сменился из Сеира на Сихем.
От Исава укатился Колобок, но между строк
Видно в Книге: откупился от косматого браток.
Может, прав был с мордой гладкой не архангел Гавриил
Грек Попов, когда про взятку с уваженьем говорил?
Вклад в коррупцию огромный внёс... Но был один грешок,
За который, как мы помним, проглотил его Лужок.
Греку не в пример Иаков мог делиться, не пищал,
Не был жаден, как собака... Ничего, не обнищал.
На земле на Ханаанской прикупил он поля часть.
Всё нештяк, когда б не хамской оказалась сына страсть
Самого царя Еммора Евеянина… Маршрут
Приведёт нас в край, где скоро мы услышим: наших бьют.
Обсуждения Взятка как благословенье