Намотал на ус Иаков - ложь, враньё, а с ними лень
Заведут тебя, однако, в край, где ягель жрёт олень,
Там полгода длится полночь, умный чукча нерпу бьёт,
А не чукча Абрамович всех евреев в гости ждёт.
Встал, пошёл искать невесту, куда кроки дал отец,
И пришёл в такое место, где паслись стада овец.
Шёл по азимуту точно. Путь на северо-восток
Он держал и днём, и ночью - не кончается песок.
Пересохшие истоки, не дошёл сын до Оби,
И не всё, что на востоке, называется Сибирь.
Было там воды не густо, но колодезь всё же был,
Разве что колодца устье камнем кто-то заложил.
Овцы сонные лежали, миражом им мнился пруд,
На жаре послушно ждали, когда воду отопрут,
У водицы не напившись. Этот камень вшестером
Можно было, навалившись, отомкнуть, и то с трудом.
От случайных проходимцем бедуины всей земли
Знали, как им защититься, и колодцы берегли -
Кошек не топили, ночью, не сбивали фонари...
Юмор был у них не очень. Одним словом, дикари.
Пастухи в кружок молиться сели, отгоняя мух.
Чтобы той водой напиться, не хватало ещё двух
Бедуинов помощнее. Всяк пришедший в помощь им.
Здесь Иаков с обращеньем заявляется своим:
«Дорогие братья, дескать, подскажите, где Харран,
Край непуганых невесток? Здрав ли дядюшка Лаван?»
Пастухи не удивились. По дороге вьётся пыль -
Это овцы появились, с хворостинкою Рахиль,
Дочка знатного Лавана… «Кто такая?» - Всё, что смог
Вслух изречь Иаков. Странным получился диалог
С пастухами. Кроме камня, что закрыл к воде проход,
Им до фени был тот саммит, как и весь еврейский род.
«До Лавана нет нам дела. Вот кому б найти зятька,
Вечно шлёт к колодцу девок, а нам надо мужика
Да желательно покрепче… Ты с какой нужды возник?
За невестою в Двуречье... Уж не ты ли тот мужик?»
***
А Рахиль, как восточной девушке
Полагается, не спеша
Повернулась спиною к дервишам,
К гостю знатному подошла.
Улыбнулась смазливым личиком
И ввела мужика в тоску,
Наклонилась к нему без лифчика…
Много надо ли мужику?
В эротических сновидениях
О такой он давно мечтал,
Гнал верблюдов с остервенением,
На камнях, как мы помним, спал.
Отыскал он одну желанную,
От которой плодить свой род
И коленами, то есть кланами,
Межевать племенной народ.
Все, кто снам придаёт значение,
К слову Господа не глухи…
О любви той предназначении
Понимали б что пастухи.
***
«День в разгаре, солнце в силе. Шли б вы, милые, в поля
И оставили б с Рахилей вы меня беседы для».
«Не уйдём мы. Соберутся только к вечеру стада.
Пока овцы не напьются, мы отсюда - никуда.
Разногласья между нами мы базаром перетрём,
Не за пазухой наш камень, а скорее мы при нём».
Наш Иаков, можно Яша, дистрофией не страдал –
На ладони поплевавши, камень в сторону убрал,
Напоил овец Лавана, брата матери своей.
Из всех жителей Харрана Яши не было сильней.
Чмокнул он Рахиль в мордашку и зашёлся как акын.
До сих пор девицы краше не встречал Ревекки сын.
Так сказал, в глаза ей глядя: «Для тебя загадка есть -
Как племяннику мой дядя по мамаше станет тесть?»
Ох уж эти заморочки, у семитов так всегда.
Мухой мчит к Лавану дочка ту загадку разгадать.
Брат Ревеки, плут известный, в сватовстве поднаторел,
С Авраамовой невесткой руки здорово нагрел,
Её сына обнимает: «Вижу плоть мою и кость».
Целый месяц проживает у Лавана в доме гость.
Для меня совсем не ясен тот запутанный бином -
Кто из них кому обязан за халяву в доме том,
Если сам согласен старый молодому заплатить:
«Неужели, милый, даром будешь ты у дяди жить?
Выбирай себе невесту делом грешным молодым,
А пока по дому честно отработай мой калым».
Дочек у Лавана было: Лия старшая, Рахиль
Помоложе, что влюбила в себя сына. Для снохи
Уготовила Ревекка рай на долгие года,
Только ни один букмекер, кто сноха б не угадал.
Дядя самых честных правил и совсем не занемог,
Зятю он фуфло заправил, лучше выдумать не мог.
Старшая слаба глазами, а Рахиль стройна как ель,
Тополь спереди, а сзади - Топо-, попо-, топ-модель.
Глазки шустрые налево смотрят косоглазья без,
Хоть по подиуму деву взад-вперёд води топ-лесс -
Грудь налево, зад направо. (Правда, в этой кутерьме
За неуваженье нравов разорвали б кутюрье,
Натянули б глаз иль ухо без наркоза на пупок.
Как сказал товарищ Сухов – Дело тонкое восток.)
Полюбил Рахиль Иаков, в горле спазм, в глазах - напалм,
Как профессор на журфаке на отличницу запал.
Был готов семь лет стихами изъясняться идиот,
Над колодцем чёрный камень взад ворочать и вперёд.
Был тому Лаван не против. Дело было на мази.
Стёр Иаков на работе камень тот, как абразив.
Не тянулись еле-еле эти семь нелёгких лет,
Днём единым пролетели - у любви амнистий нет.
Если любишь - срок свой тащишь от звонка и до звонка.
Та неволя мёда слаще, а свободушка горька.
Отмотал Иаков справно семилетний карантин
И к хозяину - пора, мол, мне до суженной войти.
Здесь пришёл черёд Лавану показать, кто командир.
Накрывает он поляну и закатывает пир,
Не Рахиль берёт, а Лию, свою старшенькую дочь,
И ведёт на мимикрию провести в объятьях ночь.
Глаз коли, в такие ночи лбы сшибают о столбы.
Вспоминать о том не хочет, кто в Крыму когда-то был.
Со времён мы помним Лота, можно было не узнать,
С кем ты спишь - была охота в эти мелочи встревать.
Утро вечера трезвее. Обнаружился подлог.
Зять Иаков, волка злее, тестя вывел на порог,
За грудки Лавана поднял, чуть погладил об косяк,
С бодуна в одном исподнем околесицу неся.
Был здоров он, как Поддубный, отдубасить мог наряд,
Изъяснялся, правда, грубо (нынче все так говорят).
Не торчал зять по малинам, на разборки не ходил,
Всё уладится меж ними, если сразу не убил.
Тестю зять, как зубочистку, свой кулак суёт под нос:
«С вашей Лией вышел чисто натуральный перекос».
Желваки бегут по скулам, как весенний снег с полей.
«Сунул мне кидала куклу вместо любушки моей.
За прекрасную Рахильку я служил в чужом краю,
Мне же Лильку, словно кильку, вместо шпротины дают.
Ты зачем меня, Лаваша, так унизил, оскорбил?
Отвечай скорей, папаша, пока с горя не прибил».
«Опусти меня пониже - отвечал ему старик -
На весу с моею грыжей я болтаться не привык.
Ты у нас бываешь редко, не тебе лечить меня,
И обычай наших предков надо чтить, когда родня.
Замуж дочек отправляя, выдаём мы не гуртом,
Помоложе оставляем для отдачи на потом.
Ты ж отнюдь не пораженец, жребий твой не так суров,
Страшным словом многоженец не пугают мужиков.
А не веришь если равви, у муллы поди, спроси -
Брать с десяток жён ты вправе, лишь корми по мере сил.
С Лилькой вытерпи с недельку. Кривотолки укротим,
За работу на земельке мы Рахильку отдадим.
Не тебе к тому ж бороться с мировым обмана злом -
В институте первородства твой ворованный диплом.
У отца благословенье выкрал маменькин сынок,
За двойное преступленье ты отбыл лишь первый срок.
А моё благословенье отработай, заслужи,
Дров наломанных поленья в семилетку уложи».
Так с Иаковом решили. Завершил неделю он
С Лией и вошёл к Рахили, её сердца чемпион.
Двоежёнцу не до скуки, надо жён поить, кормить.
Сдал Лаван в одни их руки, да не нам его судить.
Славно зять в аренде выжил и кондрашкой не сражён.
Я же разницы не вижу, где горбатиться на жён.
К ним - по чётным, по нечётным (честь мужчины на кону)...
Женщин можно брать без счёта, а любить всего одну.
Топ-модель любил безбожно бисупруг (ну, я загнул),
Но была Рахиль бесплодна, как в пустыне саксаул.
В её чреве неслучайно родовой проснулся рок -
Сексопильных, что печально, недолюбливает Бог.
А жена другая Лия, хоть и слепенька была,
В детородной женской силе фору дать сестре смогла.
Возвратить к постылой чтобы от Рахили мужика,
Бог разверз её утробу - родила она сынка,
Дабы Господа восславить, нарекла дитя Рувим
(Если Хе к нему добавить, то получим херувим).
Счастье было мимолётным. Хоть белугою реви -
Муж по чётным и нечётным ошибается дверьми,
Всё к Рахили попадает, время с ней проводит всласть,
Лию с графика сбивает. Та от горя извелась.
Бог несчастную услышал. Подавила Лия стон,
Напрягла где надо мышцы - появился Симеон.
«Раз не хочет бисупружник по течению грести,
Можно женщине и нужно счастье в детях обрести.
Дети - долг, любовь – охота, - Лия думала не раз -
Только о семье забота в рамках сдерживает нас
Мужика не покалечить, если ночью твой дурак,
Притянув тебя за плечи, назовёт тебя не так».
Счастья не бывает слишком, не накопишь наперёд.
Есть надежда, что сынишка мужа женщине вернёт,
Влезет к папке на колени и ручонки обовьёт…
Маму Надю папа Ленин абы как не назовёт
И мозги не станет парить: революция главней...
Почему тогда той паре не послал Господь детей?
***
Зря так Лия вождя обидела в своей искренней слепоте.
С гениальным своим провиденьем Ленин очень любил детей.
Понимая, как мир измениться, не стремился продлить свой род.
Миллионами юных ленинцев его семя потом взойдёт.
Не сорняк от ночной поллюции - древо жизни взметнётся вверх.
К пролетарской той революции приложились кто «лучше всех».
Так что зря на вождя наехала та библейская госпожа.
Разрушая мир с пустобрехами, Ленин женщин не обижал,
В своих прихотях не тиранил их, не ломал грубо женский цикл.
От Инессы на партсобрание вождь двужильный спешил во ВЦИК,
Где партийцев громил до ужина... Вновь к Инессе неутомим...
Лишь под утро до Крупской суженой возвращался вождь никаким.
***
Мы ж вернёмся к нашей Лии. Чем-то мне она мила,
Удержать отца не в силе, но старалась как могла.
Меньше чтоб ходил налево от троих своих детей -
Появляется сын Левий (но пока что не Матвей).
Любит Лия беззаветно и упорна как гранит,
Если что решит - при этом обязательно родит.
Поубавилась слёз лужа - «Слов упрёка не скажу,
Уж не в службу я, а в дружбу мужу мальчика рожу,
Чтоб за высохшие груди попрекнуть меня не смог.
Четверых довольно будет, свой я выполнила долг».
С ней последнего Иудой окрестил по Книге жрец,
Чтоб про нрав его паскудный знал заранее отец.
Для меня же ближе к ночи сей сюжет - страшилка сплошь,
С нежеланной мне не очень размножаться, хошь - не хошь.
От забот семейных, тягот и докучливой жены
Так и тянет выдать тягу, где гуляют пацаны.
Грешен я как все, приятель, к одиноким не злобив,
Но детей куда приятней делать только по любви,
Чем Изольда и Тристан наш, бишь Иаков и Рахиль,
Занимались непрестанно, выводя стада в ковыль.
Акт святой - деторожденье. Маркс-пророк, похоже, врёт -
Здесь количество сношений в высший сорт не перейдёт.
Но с позиции Творенья - бросить в будущее взгляд -
То число совокуплений даст конечный результат.
Жён с Двуречия примерных дальше может не хватить,
Чтоб евреев равномерно по планете расселить.
От рабынь собьётся график, те рожают всех подряд.
От Зелфы пойдёт Кадафи, а от Валлы - Арафат.
Заведут тебя, однако, в край, где ягель жрёт олень,
Там полгода длится полночь, умный чукча нерпу бьёт,
А не чукча Абрамович всех евреев в гости ждёт.
Встал, пошёл искать невесту, куда кроки дал отец,
И пришёл в такое место, где паслись стада овец.
Шёл по азимуту точно. Путь на северо-восток
Он держал и днём, и ночью - не кончается песок.
Пересохшие истоки, не дошёл сын до Оби,
И не всё, что на востоке, называется Сибирь.
Было там воды не густо, но колодезь всё же был,
Разве что колодца устье камнем кто-то заложил.
Овцы сонные лежали, миражом им мнился пруд,
На жаре послушно ждали, когда воду отопрут,
У водицы не напившись. Этот камень вшестером
Можно было, навалившись, отомкнуть, и то с трудом.
От случайных проходимцем бедуины всей земли
Знали, как им защититься, и колодцы берегли -
Кошек не топили, ночью, не сбивали фонари...
Юмор был у них не очень. Одним словом, дикари.
Пастухи в кружок молиться сели, отгоняя мух.
Чтобы той водой напиться, не хватало ещё двух
Бедуинов помощнее. Всяк пришедший в помощь им.
Здесь Иаков с обращеньем заявляется своим:
«Дорогие братья, дескать, подскажите, где Харран,
Край непуганых невесток? Здрав ли дядюшка Лаван?»
Пастухи не удивились. По дороге вьётся пыль -
Это овцы появились, с хворостинкою Рахиль,
Дочка знатного Лавана… «Кто такая?» - Всё, что смог
Вслух изречь Иаков. Странным получился диалог
С пастухами. Кроме камня, что закрыл к воде проход,
Им до фени был тот саммит, как и весь еврейский род.
«До Лавана нет нам дела. Вот кому б найти зятька,
Вечно шлёт к колодцу девок, а нам надо мужика
Да желательно покрепче… Ты с какой нужды возник?
За невестою в Двуречье... Уж не ты ли тот мужик?»
***
А Рахиль, как восточной девушке
Полагается, не спеша
Повернулась спиною к дервишам,
К гостю знатному подошла.
Улыбнулась смазливым личиком
И ввела мужика в тоску,
Наклонилась к нему без лифчика…
Много надо ли мужику?
В эротических сновидениях
О такой он давно мечтал,
Гнал верблюдов с остервенением,
На камнях, как мы помним, спал.
Отыскал он одну желанную,
От которой плодить свой род
И коленами, то есть кланами,
Межевать племенной народ.
Все, кто снам придаёт значение,
К слову Господа не глухи…
О любви той предназначении
Понимали б что пастухи.
***
«День в разгаре, солнце в силе. Шли б вы, милые, в поля
И оставили б с Рахилей вы меня беседы для».
«Не уйдём мы. Соберутся только к вечеру стада.
Пока овцы не напьются, мы отсюда - никуда.
Разногласья между нами мы базаром перетрём,
Не за пазухой наш камень, а скорее мы при нём».
Наш Иаков, можно Яша, дистрофией не страдал –
На ладони поплевавши, камень в сторону убрал,
Напоил овец Лавана, брата матери своей.
Из всех жителей Харрана Яши не было сильней.
Чмокнул он Рахиль в мордашку и зашёлся как акын.
До сих пор девицы краше не встречал Ревекки сын.
Так сказал, в глаза ей глядя: «Для тебя загадка есть -
Как племяннику мой дядя по мамаше станет тесть?»
Ох уж эти заморочки, у семитов так всегда.
Мухой мчит к Лавану дочка ту загадку разгадать.
Брат Ревеки, плут известный, в сватовстве поднаторел,
С Авраамовой невесткой руки здорово нагрел,
Её сына обнимает: «Вижу плоть мою и кость».
Целый месяц проживает у Лавана в доме гость.
Для меня совсем не ясен тот запутанный бином -
Кто из них кому обязан за халяву в доме том,
Если сам согласен старый молодому заплатить:
«Неужели, милый, даром будешь ты у дяди жить?
Выбирай себе невесту делом грешным молодым,
А пока по дому честно отработай мой калым».
Дочек у Лавана было: Лия старшая, Рахиль
Помоложе, что влюбила в себя сына. Для снохи
Уготовила Ревекка рай на долгие года,
Только ни один букмекер, кто сноха б не угадал.
Дядя самых честных правил и совсем не занемог,
Зятю он фуфло заправил, лучше выдумать не мог.
Старшая слаба глазами, а Рахиль стройна как ель,
Тополь спереди, а сзади - Топо-, попо-, топ-модель.
Глазки шустрые налево смотрят косоглазья без,
Хоть по подиуму деву взад-вперёд води топ-лесс -
Грудь налево, зад направо. (Правда, в этой кутерьме
За неуваженье нравов разорвали б кутюрье,
Натянули б глаз иль ухо без наркоза на пупок.
Как сказал товарищ Сухов – Дело тонкое восток.)
Полюбил Рахиль Иаков, в горле спазм, в глазах - напалм,
Как профессор на журфаке на отличницу запал.
Был готов семь лет стихами изъясняться идиот,
Над колодцем чёрный камень взад ворочать и вперёд.
Был тому Лаван не против. Дело было на мази.
Стёр Иаков на работе камень тот, как абразив.
Не тянулись еле-еле эти семь нелёгких лет,
Днём единым пролетели - у любви амнистий нет.
Если любишь - срок свой тащишь от звонка и до звонка.
Та неволя мёда слаще, а свободушка горька.
Отмотал Иаков справно семилетний карантин
И к хозяину - пора, мол, мне до суженной войти.
Здесь пришёл черёд Лавану показать, кто командир.
Накрывает он поляну и закатывает пир,
Не Рахиль берёт, а Лию, свою старшенькую дочь,
И ведёт на мимикрию провести в объятьях ночь.
Глаз коли, в такие ночи лбы сшибают о столбы.
Вспоминать о том не хочет, кто в Крыму когда-то был.
Со времён мы помним Лота, можно было не узнать,
С кем ты спишь - была охота в эти мелочи встревать.
Утро вечера трезвее. Обнаружился подлог.
Зять Иаков, волка злее, тестя вывел на порог,
За грудки Лавана поднял, чуть погладил об косяк,
С бодуна в одном исподнем околесицу неся.
Был здоров он, как Поддубный, отдубасить мог наряд,
Изъяснялся, правда, грубо (нынче все так говорят).
Не торчал зять по малинам, на разборки не ходил,
Всё уладится меж ними, если сразу не убил.
Тестю зять, как зубочистку, свой кулак суёт под нос:
«С вашей Лией вышел чисто натуральный перекос».
Желваки бегут по скулам, как весенний снег с полей.
«Сунул мне кидала куклу вместо любушки моей.
За прекрасную Рахильку я служил в чужом краю,
Мне же Лильку, словно кильку, вместо шпротины дают.
Ты зачем меня, Лаваша, так унизил, оскорбил?
Отвечай скорей, папаша, пока с горя не прибил».
«Опусти меня пониже - отвечал ему старик -
На весу с моею грыжей я болтаться не привык.
Ты у нас бываешь редко, не тебе лечить меня,
И обычай наших предков надо чтить, когда родня.
Замуж дочек отправляя, выдаём мы не гуртом,
Помоложе оставляем для отдачи на потом.
Ты ж отнюдь не пораженец, жребий твой не так суров,
Страшным словом многоженец не пугают мужиков.
А не веришь если равви, у муллы поди, спроси -
Брать с десяток жён ты вправе, лишь корми по мере сил.
С Лилькой вытерпи с недельку. Кривотолки укротим,
За работу на земельке мы Рахильку отдадим.
Не тебе к тому ж бороться с мировым обмана злом -
В институте первородства твой ворованный диплом.
У отца благословенье выкрал маменькин сынок,
За двойное преступленье ты отбыл лишь первый срок.
А моё благословенье отработай, заслужи,
Дров наломанных поленья в семилетку уложи».
Так с Иаковом решили. Завершил неделю он
С Лией и вошёл к Рахили, её сердца чемпион.
Двоежёнцу не до скуки, надо жён поить, кормить.
Сдал Лаван в одни их руки, да не нам его судить.
Славно зять в аренде выжил и кондрашкой не сражён.
Я же разницы не вижу, где горбатиться на жён.
К ним - по чётным, по нечётным (честь мужчины на кону)...
Женщин можно брать без счёта, а любить всего одну.
Топ-модель любил безбожно бисупруг (ну, я загнул),
Но была Рахиль бесплодна, как в пустыне саксаул.
В её чреве неслучайно родовой проснулся рок -
Сексопильных, что печально, недолюбливает Бог.
А жена другая Лия, хоть и слепенька была,
В детородной женской силе фору дать сестре смогла.
Возвратить к постылой чтобы от Рахили мужика,
Бог разверз её утробу - родила она сынка,
Дабы Господа восславить, нарекла дитя Рувим
(Если Хе к нему добавить, то получим херувим).
Счастье было мимолётным. Хоть белугою реви -
Муж по чётным и нечётным ошибается дверьми,
Всё к Рахили попадает, время с ней проводит всласть,
Лию с графика сбивает. Та от горя извелась.
Бог несчастную услышал. Подавила Лия стон,
Напрягла где надо мышцы - появился Симеон.
«Раз не хочет бисупружник по течению грести,
Можно женщине и нужно счастье в детях обрести.
Дети - долг, любовь – охота, - Лия думала не раз -
Только о семье забота в рамках сдерживает нас
Мужика не покалечить, если ночью твой дурак,
Притянув тебя за плечи, назовёт тебя не так».
Счастья не бывает слишком, не накопишь наперёд.
Есть надежда, что сынишка мужа женщине вернёт,
Влезет к папке на колени и ручонки обовьёт…
Маму Надю папа Ленин абы как не назовёт
И мозги не станет парить: революция главней...
Почему тогда той паре не послал Господь детей?
***
Зря так Лия вождя обидела в своей искренней слепоте.
С гениальным своим провиденьем Ленин очень любил детей.
Понимая, как мир измениться, не стремился продлить свой род.
Миллионами юных ленинцев его семя потом взойдёт.
Не сорняк от ночной поллюции - древо жизни взметнётся вверх.
К пролетарской той революции приложились кто «лучше всех».
Так что зря на вождя наехала та библейская госпожа.
Разрушая мир с пустобрехами, Ленин женщин не обижал,
В своих прихотях не тиранил их, не ломал грубо женский цикл.
От Инессы на партсобрание вождь двужильный спешил во ВЦИК,
Где партийцев громил до ужина... Вновь к Инессе неутомим...
Лишь под утро до Крупской суженой возвращался вождь никаким.
***
Мы ж вернёмся к нашей Лии. Чем-то мне она мила,
Удержать отца не в силе, но старалась как могла.
Меньше чтоб ходил налево от троих своих детей -
Появляется сын Левий (но пока что не Матвей).
Любит Лия беззаветно и упорна как гранит,
Если что решит - при этом обязательно родит.
Поубавилась слёз лужа - «Слов упрёка не скажу,
Уж не в службу я, а в дружбу мужу мальчика рожу,
Чтоб за высохшие груди попрекнуть меня не смог.
Четверых довольно будет, свой я выполнила долг».
С ней последнего Иудой окрестил по Книге жрец,
Чтоб про нрав его паскудный знал заранее отец.
Для меня же ближе к ночи сей сюжет - страшилка сплошь,
С нежеланной мне не очень размножаться, хошь - не хошь.
От забот семейных, тягот и докучливой жены
Так и тянет выдать тягу, где гуляют пацаны.
Грешен я как все, приятель, к одиноким не злобив,
Но детей куда приятней делать только по любви,
Чем Изольда и Тристан наш, бишь Иаков и Рахиль,
Занимались непрестанно, выводя стада в ковыль.
Акт святой - деторожденье. Маркс-пророк, похоже, врёт -
Здесь количество сношений в высший сорт не перейдёт.
Но с позиции Творенья - бросить в будущее взгляд -
То число совокуплений даст конечный результат.
Жён с Двуречия примерных дальше может не хватить,
Чтоб евреев равномерно по планете расселить.
От рабынь собьётся график, те рожают всех подряд.
От Зелфы пойдёт Кадафи, а от Валлы - Арафат.
Обсуждения Двоежёнство Иакова. Много надо ли мужику?