В разгар жатвы и сбора пшеницы
Неработающий назорей
В филистимском селе появился
Повидаться с женою своей.
На себе притащил он козлёнка
И сказал: «Войду в спальню к жене.
Для меня голосок её тонкий
Корабельных канатов прочней.
Гименей мне бессрочный дал пропуск,
Обязательством прочно связал»...
(А до пропуска, стало быть, просто
Он к девице в окно залезал.)
Тут отец на пути как собака
Неожиданно ставит заслон
(Филистимская рожа, однако,
Как от них натерпелся Самсон).
Говорит: «Про разрыв ваш подумал,
Что нельзя ничего изменить.
Раз тебя самого ветром сдуло,
Что жене твоей в девках ходить?
Ни минуты я не колебался,
И отдал её в жёны дружку.
Неплохой человек оказался,
Хоть у всех у вас рыльце в пушку».
Видя взгляд помутневший Самсона,
Понимая, что вот он конец,
Предлагает другую Джоконду,
Разве что помоложе, отец.
«Есть сестра у твоей благоверной
(Что такой никогда не была),
Будь на месте сестры – уж, наверно,
По-иному б себя повела.
Старшей будет она покрасивши.
Рай с любимой – совсем не мираж,
А блаженство по самую крышу.
Забирай же её в свой шалаш».
Говорил так с надеждою полной,
Что беду отведёт от крыльца -
Молодая игривая пони
За собой уведёт жеребца.
Но Самсон в позу встал благородно
И сказал тестю: «Благодарю,
Буду прав пред твоим я народом,
Если злое ему сотворю:
Всех девиц зарожу гонореей
И разрушу древнейший костёл».
Он за тем и пришёл (назорея
Иегова за ручку привёл).
(От себя неуместно и пошло
На читателя выплеснул грязь
Потому, что с утраченным прошлым
Вижу я неразрывную связь.
На примерах героев вчерашних
Можно нынешних нам воспитать.
Вырастают Самсоны из наших
По намереньям бывшим под стать.)
Пошёл в поле Самсон, там, где лисы
Жили мирно себе. В свой мешок
Отловил их Самсон сразу триста
(Где он поле такое нашёл?).
Дух Господень, где правое дело,
Непременно его посещал.
Здесь Самсон безрассудно и смело
На себя всю ответственность взял.
Лис связал он хвостами попарно,
Между ними по факелу вплёл
И поджог. (От такого кошмара
Сам бы рухнул древнейший костёл.
Самого бы его вынуть сонным,
В зад фитиль, пусть бежит, паразит.
Не прощу за животных Самсона,
Лучше б женщин он всех заразил.)
Лисы - в поле, а жатва в разгаре...
Хлеб горел, как сухая трава.
Полыхали в том страшном пожаре
Копны, злаки, кусты, дерева.
От стогов до жердины упавшей
Всё сгорело в ту жатву дотла,
Лишь лежали вверх лапки задравши
Обгоревшие перепела.
Виноградники, даже маслины
Долго жить приказали в тот год.
Однозначное мненье о сыне
У народа сложилось – урод.
И с чего я такой невлюблённый
Пребываю к герою, ведь я,
Не язычник и не отлучённый,
Чтоб любить этих Филистимлян.
А за что их любить? Как узнали,
Кто огнём положил их хлеба,
Не Самсона к ответу призвали,
А на тестя пошла голытьба,
Подцепила вопросом на вилы -
Обезжёнил Самсона зачем?
Не дождавшись ответа, дебилы
Уже били папашу, кто чем.
И чего им несчастный тот дался?
Ведь не он им страданья принёс.
Что Самсон сам давно надирался,
Так не ставился даже вопрос.
Дом сожгли, всё семейство убили,
По 02 там никто не звонил,
За мужское достоинство мстили,
Но Самсон это не оценил.
«За меня вы всё сделали сами.
Хоть доволен я вами вполне,
Лишь когда я разделаюсь с вами,
То спокойно усну при луне.
До чего тот Самсон был упёртый,
Вы спросите у Филистимлян.
Перебил им лодыжки и бёдра
С чувством долга, не будучи пьян.
Установку здесь дал Иегова
На себя всю ответственность взял,
И Самсон, слыша вражеский говор,
Как снопы их валил и вязал.
Про коммуну и про остановку
Голоса, певшие в унисон,
Дали к бойне ему установку.
Не противился зову Самсон.
Бил без жалости и без прощенья,
Хруст костей его тешил сполна
(На подобные сверхощущенья
Бунтарей подбивает луна).
Каратэ, может, знал он приёмы
Или ломиком просто мочил...
Помочил и вернулся до дома
Без особых для грусти причин.
Там спокойно укрылся в ущелье
У скалы под названьем Етам.
Филистимские чтобы ищейки
Не прознали, кто прячется там.
Вёл Самсон себя ниже и тише
Чем трава и травы не курил,
Полуночным котярой на крыше
По блудницам совсем не ходил.
Станом встали враги в Иудее,
Безобразия стали чинить,
По кибуцам открыли бордели,
Чтоб Самсона туда заманить.
Их спросили сыны Иудеи:
Что замыслили вы против нас?
Те в ответ - дескать, ищем злодея
И скрывается он среди вас.
(Случай тот же, что и с Березовским.
Экстрадиция – это обман.
Стоит в Лондон прислать наше войско,
Вмиг вернут Березовского нам.)
Выдать требуют Филистимляне
Им Самсона, воздать чтоб сполна
За лисиц, что поймал на поляне,
И за всё, в чём виною луна.
Здесь не просто за пазухой камень,
А вполне благородный мотив:
«С ним хотим поступить, как он с нами».
(Чем не Кантовский императив?).
Аж три тысячи вышло к Самсону
И сказало: «Устроив пожар
И поправши чужие законы,
Ты подставил нас всех под удар».
Заявились к Самсону миряне
Изо всех иудейских общин:
«Здесь господствуют Филистимляне.
Что сдаём мы тебя, не взыщи.
Нам до Фени твои шуры-муры,
Ты герой наш и больше чем брат,
Не жалеешь за нас своей шкуры,
Но своя нам дороже стократ.
Нам самим предавать тебя горько,
И не меньше чем ты мы скорбим,
Потому тебя свяжем легонько
И властям филистимским сдадим.
Бить не будем, пришлём в лучшем виде
Мы тебя, как бычка на убой,
Филистимской представим Фемиде,
Этой каменной дуре слепой».
«Как они с нами все поступали,
С ними также и я поступал» -
Говорил в оправдание парень,
Тоже, видимо, Канта читал.
(Ох, уж эти жрецы-книгочтеи
Всё провидящие наперёд,
Из-за них упадёт Иудея,
Но идея всех переживёт,
Всех строптивых законом стреножит,
Подчинит и Нью-Йорк, и Бостон...
Это будет значительно позже,
А пока отдувайся Самсон.)
«Поклянитесь, меня не убьёте!
Сам тогда к вам сойду из щели,
А не выйду, меня разорвёте,
Зря три тысячи что ли пришли?»
Чтоб народу не ссориться с властью,
Из расщелины вышел Самсон.
Договор – это просто согласье
При несопротивленье сторон.
И согласно тому договору
Не убили Самсона, связав
Как последнего дервиша-вора,
Повели для кровавых забав.
Нос припухший был цвета морковки
И под глазом фингал небольшой,
Кисти схвачены новой верёвкой.
Сразу видно, вязали с душой.
С криком встретили Филистимляне
Их врага, чтобы изрешетить.
Иегова вмешался и дланью
Он Самсона решил защитить.
Слава Богу, прошли выходные,
По субботам еврей не силён.
Разорвал сын верёвки льняные,
Гниловат оказался тот лён.
Дух Господень на парня спустился,
Ведь ни ром тот не пил, ни текил.
В чистом поле Самсон очутился,
Где ослиную челюсть схватил.
Свежеумершего накануне
Оказалась та челюсть осла,
Челюсть справилась с участью трудной
И спасибо, что не подвела.
Он размахивал ею, как мачтой,
И врагов выводил из игры.
Черепа их кололись так смачно,
Словно на пол ронялись шары.
Столько сын перещёлкал их ловко,
Что в глазах от постылых рябит,
И шаров этих, в смысле голов их,
Больше тысячи он перебил,
С благодарностью выбросил челюсть.
(Откапают её пацаны
И уйдёт та ослиная, щерясь,
С молотка за четыре цены.)
Двадцать лет был Самсон Судиёю
В Иудее, во имя и для.
Время было тяжёлое, злое.
Что ты хочешь от Филистимлян?
В рот Судья не брал водки палёной,
Правда, с бабами – наоборот.
Хоть в Самсона совсем не влюблённый,
Своё мненье скажу про народ.
Неизвестно ещё какой сливой
Тот давился б и бегал на двор,
Кабы не был таким похотливым
Их Судья, он же и прокурор.
Неработающий назорей
В филистимском селе появился
Повидаться с женою своей.
На себе притащил он козлёнка
И сказал: «Войду в спальню к жене.
Для меня голосок её тонкий
Корабельных канатов прочней.
Гименей мне бессрочный дал пропуск,
Обязательством прочно связал»...
(А до пропуска, стало быть, просто
Он к девице в окно залезал.)
Тут отец на пути как собака
Неожиданно ставит заслон
(Филистимская рожа, однако,
Как от них натерпелся Самсон).
Говорит: «Про разрыв ваш подумал,
Что нельзя ничего изменить.
Раз тебя самого ветром сдуло,
Что жене твоей в девках ходить?
Ни минуты я не колебался,
И отдал её в жёны дружку.
Неплохой человек оказался,
Хоть у всех у вас рыльце в пушку».
Видя взгляд помутневший Самсона,
Понимая, что вот он конец,
Предлагает другую Джоконду,
Разве что помоложе, отец.
«Есть сестра у твоей благоверной
(Что такой никогда не была),
Будь на месте сестры – уж, наверно,
По-иному б себя повела.
Старшей будет она покрасивши.
Рай с любимой – совсем не мираж,
А блаженство по самую крышу.
Забирай же её в свой шалаш».
Говорил так с надеждою полной,
Что беду отведёт от крыльца -
Молодая игривая пони
За собой уведёт жеребца.
Но Самсон в позу встал благородно
И сказал тестю: «Благодарю,
Буду прав пред твоим я народом,
Если злое ему сотворю:
Всех девиц зарожу гонореей
И разрушу древнейший костёл».
Он за тем и пришёл (назорея
Иегова за ручку привёл).
(От себя неуместно и пошло
На читателя выплеснул грязь
Потому, что с утраченным прошлым
Вижу я неразрывную связь.
На примерах героев вчерашних
Можно нынешних нам воспитать.
Вырастают Самсоны из наших
По намереньям бывшим под стать.)
Пошёл в поле Самсон, там, где лисы
Жили мирно себе. В свой мешок
Отловил их Самсон сразу триста
(Где он поле такое нашёл?).
Дух Господень, где правое дело,
Непременно его посещал.
Здесь Самсон безрассудно и смело
На себя всю ответственность взял.
Лис связал он хвостами попарно,
Между ними по факелу вплёл
И поджог. (От такого кошмара
Сам бы рухнул древнейший костёл.
Самого бы его вынуть сонным,
В зад фитиль, пусть бежит, паразит.
Не прощу за животных Самсона,
Лучше б женщин он всех заразил.)
Лисы - в поле, а жатва в разгаре...
Хлеб горел, как сухая трава.
Полыхали в том страшном пожаре
Копны, злаки, кусты, дерева.
От стогов до жердины упавшей
Всё сгорело в ту жатву дотла,
Лишь лежали вверх лапки задравши
Обгоревшие перепела.
Виноградники, даже маслины
Долго жить приказали в тот год.
Однозначное мненье о сыне
У народа сложилось – урод.
И с чего я такой невлюблённый
Пребываю к герою, ведь я,
Не язычник и не отлучённый,
Чтоб любить этих Филистимлян.
А за что их любить? Как узнали,
Кто огнём положил их хлеба,
Не Самсона к ответу призвали,
А на тестя пошла голытьба,
Подцепила вопросом на вилы -
Обезжёнил Самсона зачем?
Не дождавшись ответа, дебилы
Уже били папашу, кто чем.
И чего им несчастный тот дался?
Ведь не он им страданья принёс.
Что Самсон сам давно надирался,
Так не ставился даже вопрос.
Дом сожгли, всё семейство убили,
По 02 там никто не звонил,
За мужское достоинство мстили,
Но Самсон это не оценил.
«За меня вы всё сделали сами.
Хоть доволен я вами вполне,
Лишь когда я разделаюсь с вами,
То спокойно усну при луне.
До чего тот Самсон был упёртый,
Вы спросите у Филистимлян.
Перебил им лодыжки и бёдра
С чувством долга, не будучи пьян.
Установку здесь дал Иегова
На себя всю ответственность взял,
И Самсон, слыша вражеский говор,
Как снопы их валил и вязал.
Про коммуну и про остановку
Голоса, певшие в унисон,
Дали к бойне ему установку.
Не противился зову Самсон.
Бил без жалости и без прощенья,
Хруст костей его тешил сполна
(На подобные сверхощущенья
Бунтарей подбивает луна).
Каратэ, может, знал он приёмы
Или ломиком просто мочил...
Помочил и вернулся до дома
Без особых для грусти причин.
Там спокойно укрылся в ущелье
У скалы под названьем Етам.
Филистимские чтобы ищейки
Не прознали, кто прячется там.
Вёл Самсон себя ниже и тише
Чем трава и травы не курил,
Полуночным котярой на крыше
По блудницам совсем не ходил.
Станом встали враги в Иудее,
Безобразия стали чинить,
По кибуцам открыли бордели,
Чтоб Самсона туда заманить.
Их спросили сыны Иудеи:
Что замыслили вы против нас?
Те в ответ - дескать, ищем злодея
И скрывается он среди вас.
(Случай тот же, что и с Березовским.
Экстрадиция – это обман.
Стоит в Лондон прислать наше войско,
Вмиг вернут Березовского нам.)
Выдать требуют Филистимляне
Им Самсона, воздать чтоб сполна
За лисиц, что поймал на поляне,
И за всё, в чём виною луна.
Здесь не просто за пазухой камень,
А вполне благородный мотив:
«С ним хотим поступить, как он с нами».
(Чем не Кантовский императив?).
Аж три тысячи вышло к Самсону
И сказало: «Устроив пожар
И поправши чужие законы,
Ты подставил нас всех под удар».
Заявились к Самсону миряне
Изо всех иудейских общин:
«Здесь господствуют Филистимляне.
Что сдаём мы тебя, не взыщи.
Нам до Фени твои шуры-муры,
Ты герой наш и больше чем брат,
Не жалеешь за нас своей шкуры,
Но своя нам дороже стократ.
Нам самим предавать тебя горько,
И не меньше чем ты мы скорбим,
Потому тебя свяжем легонько
И властям филистимским сдадим.
Бить не будем, пришлём в лучшем виде
Мы тебя, как бычка на убой,
Филистимской представим Фемиде,
Этой каменной дуре слепой».
«Как они с нами все поступали,
С ними также и я поступал» -
Говорил в оправдание парень,
Тоже, видимо, Канта читал.
(Ох, уж эти жрецы-книгочтеи
Всё провидящие наперёд,
Из-за них упадёт Иудея,
Но идея всех переживёт,
Всех строптивых законом стреножит,
Подчинит и Нью-Йорк, и Бостон...
Это будет значительно позже,
А пока отдувайся Самсон.)
«Поклянитесь, меня не убьёте!
Сам тогда к вам сойду из щели,
А не выйду, меня разорвёте,
Зря три тысячи что ли пришли?»
Чтоб народу не ссориться с властью,
Из расщелины вышел Самсон.
Договор – это просто согласье
При несопротивленье сторон.
И согласно тому договору
Не убили Самсона, связав
Как последнего дервиша-вора,
Повели для кровавых забав.
Нос припухший был цвета морковки
И под глазом фингал небольшой,
Кисти схвачены новой верёвкой.
Сразу видно, вязали с душой.
С криком встретили Филистимляне
Их врага, чтобы изрешетить.
Иегова вмешался и дланью
Он Самсона решил защитить.
Слава Богу, прошли выходные,
По субботам еврей не силён.
Разорвал сын верёвки льняные,
Гниловат оказался тот лён.
Дух Господень на парня спустился,
Ведь ни ром тот не пил, ни текил.
В чистом поле Самсон очутился,
Где ослиную челюсть схватил.
Свежеумершего накануне
Оказалась та челюсть осла,
Челюсть справилась с участью трудной
И спасибо, что не подвела.
Он размахивал ею, как мачтой,
И врагов выводил из игры.
Черепа их кололись так смачно,
Словно на пол ронялись шары.
Столько сын перещёлкал их ловко,
Что в глазах от постылых рябит,
И шаров этих, в смысле голов их,
Больше тысячи он перебил,
С благодарностью выбросил челюсть.
(Откапают её пацаны
И уйдёт та ослиная, щерясь,
С молотка за четыре цены.)
Двадцать лет был Самсон Судиёю
В Иудее, во имя и для.
Время было тяжёлое, злое.
Что ты хочешь от Филистимлян?
В рот Судья не брал водки палёной,
Правда, с бабами – наоборот.
Хоть в Самсона совсем не влюблённый,
Своё мненье скажу про народ.
Неизвестно ещё какой сливой
Тот давился б и бегал на двор,
Кабы не был таким похотливым
Их Судья, он же и прокурор.
Обсуждения Жён на переправе не меняют. Ослиная челюсть