Надежда

Собиралась, улыбалась нежно солнцу, подбирала украшенья и наряды,
Словно в зеркальца, смотря во все оконца, в них ловила восхитительные взгляды…
От тепла ее пленительной надежды отступали, хмурясь, зимние метели,
Торопливые весенние одежды все рябинки в палисаднике надели…

Нарумянила смущеньем пышно щеки, платья долго и неспешно выбирала,
Все мечтала о своем, о яснооком… Лето силу постепенно набирало.
Нарядилась в ослепительные юбки: по подолу расцвели рябины пышно,
Подвела она глаза свои и губки, побежать к нему хотела, да не вышло…

От тоски ее задернулись туманом дали дальние, и тихо плачет осень…
На стекле оконном след слезы незваной все осколочки мечты ее уносит.
Замерзает сердце, молит о покое, по земле остывшей вновь поземка кружит…
Ветер зимний за трубой печною воет, брошен в сторону наряд – уже не нужен…

Лишь рябинки все надеются на чудо, сберегая грозди ягод под морозом,
Зиму долгую в окно стучаться будут: торопить весну, пока еще не поздно…

***
На плече у дома плакала зима, от обиды слез не вытирая,
И взгрустнули близкие дома, чем ее утешить, рассуждая.
Старый дом плечами поводил, не спеша подыскивая снова
Нужный аргумент или посыл, в общем, укрепляющее слово…

Слезы. Просто горькая вода. Холодны. Размазаны по окнам.
Кажется огромною беда птицам, ветру и замерзшим стеклам.
Говорила: - Все хотят любви, все хотят тепла, тепла и счастья,
Ну, а я холодною слыву, признают лишь красоту отчасти!

И никто не ждет и не зовет. Радуются талых вод набегу,
Даже тополь скоро зацветет, тот, что я укутывала снегом!
Знаю, снова будут времена – мой приход опять придется к дому,
Но сейчас – я брошена, одна, по какому правилу такому? -

От обиды всхлипывая, шла, замирая от душевной боли,
По дворам, где столько дней жила, наслаждаясь и в заглавной роли!
Шубы драгоценнейший подол подмочила, уходя, бедняга, -
Были и поклонники, и стол… Провожала зиму вдаль дворняга.

Старый дом – наперсник злых обид, помахав платочками с балконов,
Солнцу поручил радикулит, что остался после зимних стонов…

***
Февраль окончен. Выпита зима из легких кружев призрачных сосулек.
Она бежать готова и сама, под песни птичьих утренних свистулек.
Потеряна нарядов белизна, утрачена уверенность и сила,
И сумрачно расстроена она, себя считая брошенной, немилой!
А мир кругом не видит зимних слез, - он радуется ожиданью лета.
Обманута зима крушеньем грез, и будет мстить, наверное, за это…
Но власть ее так призрачна вдали, и сила так уже неощутима…
А в синем-синем небе корабли провозят все ее пожитки мимо…
Лишь иногда, из облачных прорех просыплются на мир остатки снега,
Повеет холодом и грустью, как на грех, как раз тогда, когда нам снится нега…