В краях – где только снег и только сны,
где горизонта свет - до белизны,
торосов заточённые зубцы,
живёт Любовь, а с нею – мертвецы.
Горит на ней парчовый сарафан,
в кокошнике блистает брильянт,
а ледяной дворец - и строг, и прям,
на костяных воротах – алый бант.
А мертвецы – красавцы, каждый – франт,
следят, чтоб не тускнел тот брильянт,
чтобы Любовь сидела молода,
а больше всех любила холода.
Заказан путь в те белые края,
усеянный костями смельчаков,
которые дерзнули видно зря,
и превратились в пыль и прах веков.
Холодные пурпурные уста,
холодный свет сердечного огня,
и линия руки собой чиста,
и перстень – с холцедона-янтаря.
А северною раннею весной
зашевелится панцирь слюдяной,
все мертвецы спешат на свет живой,
свет закрывают, жертвуя собой.
Весна проходит, лета – будто нет,
луна дорожкой серебрит паркет,
сапфир на серебро сменяет цвет,
а с каждым веком сходит сотня лет.
Мой друг, не прикасайся даже в снах,
живи земным, Любовь – на небесах,
пускай другим мурлычет песни, речь,
и обещает продолженье встреч.
Я видел, когда каждый ей мертвец
дарил на счастье сладкий леденец,
то день рожденья праздновали все,
рождение - в звенящей пустоте.
И каждый комплименты ей дарил,
и чувства, и о счастье говорил,
и розовела снежная щека,
и грудь её вздыхала, высока.
А после начинался в вихре бал,
и каждый, как безумец, танцевал
в припадке дикой страсти падал ниц
под колыханье томное ресниц.
А если вдруг познаешь глубь дворцов,
то бойся там знакомых мертвецов,
Любви красивой передай привет,
а вместо «да» шепни ей быстро «нет».
где горизонта свет - до белизны,
торосов заточённые зубцы,
живёт Любовь, а с нею – мертвецы.
Горит на ней парчовый сарафан,
в кокошнике блистает брильянт,
а ледяной дворец - и строг, и прям,
на костяных воротах – алый бант.
А мертвецы – красавцы, каждый – франт,
следят, чтоб не тускнел тот брильянт,
чтобы Любовь сидела молода,
а больше всех любила холода.
Заказан путь в те белые края,
усеянный костями смельчаков,
которые дерзнули видно зря,
и превратились в пыль и прах веков.
Холодные пурпурные уста,
холодный свет сердечного огня,
и линия руки собой чиста,
и перстень – с холцедона-янтаря.
А северною раннею весной
зашевелится панцирь слюдяной,
все мертвецы спешат на свет живой,
свет закрывают, жертвуя собой.
Весна проходит, лета – будто нет,
луна дорожкой серебрит паркет,
сапфир на серебро сменяет цвет,
а с каждым веком сходит сотня лет.
Мой друг, не прикасайся даже в снах,
живи земным, Любовь – на небесах,
пускай другим мурлычет песни, речь,
и обещает продолженье встреч.
Я видел, когда каждый ей мертвец
дарил на счастье сладкий леденец,
то день рожденья праздновали все,
рождение - в звенящей пустоте.
И каждый комплименты ей дарил,
и чувства, и о счастье говорил,
и розовела снежная щека,
и грудь её вздыхала, высока.
А после начинался в вихре бал,
и каждый, как безумец, танцевал
в припадке дикой страсти падал ниц
под колыханье томное ресниц.
А если вдруг познаешь глубь дворцов,
то бойся там знакомых мертвецов,
Любви красивой передай привет,
а вместо «да» шепни ей быстро «нет».
Обсуждения В краях где только снег и только сны