Зачем живут люди

В чём смысл жизни умерших? Обычно умершими занимается религия, которая выгодно отличается от науки творческой фантазией, наука же делает человека всё более несвободным. При этом обладающие верой не хотят знать истины. В философии присутствует то, чего никогда не будет в религии и в науке - переживание боли. Страдание раскрывает смысловую пустоту боли и, следовательно, существования. Познание самого себя, которое предпринял Макс Штирнер, в итоге закономерно завершилось ничто. В философском отношении нет более нелепой вещи, чем человеческая жизнь. Поэтому очень немногие рискуют доводить философствование до последних пределов и, тем более, заглядывать за них. К сожалению, философия (в форме софоложества, оно же философоведение) уже очень давно сползла в сторону комментирования и бесконечных интерпретаций. Речь идёт об имитации философствования, стыдливо прикрытой фиговым листом казённо-суконного наукообразного жаргона. Профессионализм в философии означает уничтожение философствования посредством его имитации.

Лично я понимаю философию как вопрошание. мыслью и действием, о предельных  смысложизненных вопросах. Философам, начиная с древности, обычно свойственна не только интеллектуальная, но и экзистенциальная честность. Человек, не распространяющий свои философские идеи на повседневность, или вообще их не имеющий (что чаще всего в среде "профи" от философии и встречается), демонстрирует откровенное лицемерие.  Жить "как все", обывательской жизнью, можно только не философствуя, потому что обыватели не понимают, что они ничего не понимают, а философия это главный враг очевидного. (Философы тоже в конечном счёте ничего не поймут, но по иной причине: оттого, что они только и делают, что понимают).

Итак, философ по определению не может быть обывателем, хотя может быть очень циничным и злым. С другой стороны, процесс умирания часто превращает крайне недалёких людей в глубоких философов. Это связано с тем, что философия подразумевает в первую очередь наличие настроя на истину, а не хорошего знания учебника, смерть же выступает как основная истина. Философии, как и смерти, научиться нельзя. В то же время, философствовать можно по разному, например, смертью: в частности, как предлагал Ницше и практиковал один его последователь, молотом. Или веревкой, что наглядно продемонстрировали Вейнингер и Майнлендер. В это сложно поверить, но возможно философствовать, подобно Диогену Синопскому, даже жизнью, иначе говоря, своими поступками.

Но всё-таки смерть, особенно, преисполненная удушающего отчаяния, в плане философствования предпочтительнее. Смерть убивает всех, не оставляя никому шанса, и тем самым делает вполне уместным философское вопрошание о смысле жизни (зачем я жил?), превращая обывателей в философов. Один из романов Фаллады называется "Каждый умирает в одиночку" и это на самом деле происходит именно так. Подобно умиранию, философия также представляет собой одинокое и молчаливое занятие: в качестве иллюстрации может послужить скульптура роденовского мыслителя. Поэтому хороша та философская лекция, которая рассказывается как бы для самого себя. Однако самое крайнее одиночество охватывает человека в процессе умирания, что открывает уникальные возможности для честного (перед самим собой) философствования.

 Зачем живут люди? Давно стало банальным общим местом понимание того, что жизнь человека и человечества это короткая дорога из ниоткуда в никуда. Колыбель висит над могилой. Если предположить, что смысл жизни у живых отсутствует (так оно и есть), а имеются его суррогаты в виде частных, сомнительных целей, которые итоговое уничтожение неизбежно обращает в ничто, то мы попадаем не только в философский, но и в экзистенциальный тупик. В частности, философу делается непонятно, о чем философствовать дальше?

Однако не всё безнадежно, философское вопрошание, в отличие от жизни, условно - бесконечно. Возникает следующий вопрос: а что можно сказать о смысле жизни того, кто уже сделался покойником? Чтобы ответить, необходимо осмыслить мертвеца. Уже стало интересно! На первый взгляд, это совершенно неподъемная проблема, особенно для умершего. Сам он, конечно, ничего не высказывает, но от него исходит дух, который стимулирует дискурс. Как так? Человек жил, суетился, и вдруг - ничего, ничто... Похоже, мы угодили в еще один тупик, точнее, в трупик, но это только на первый взгляд. Всякая данность может быть принята лишь в той мере, в какой в итоге будет подвергнута отрицанию. Постепенно умерший начинает понимать, что смысл его жизни состоял в смерти, ибо никого нельзя назвать счастливым прежде смерти. Его окончательный смысл становится окончательной смертью.