Когда у человека есть действительное, соединённое с его сердцем, намерение учиться, следующая проблема - искусный метод.
Как показано выше на примерах педагогов и философов, есть две трудности:
1. Практик, много умеющий делать, может быть замкнут в своей практической области, и затрудняться применить теоретическое осознание в своей деятельности.
2. Наоборот, теоретик может искусно жонглировать теоретическими идеями, но затрудняться их воплощением в практику.
Иными словами, искусность в одной из областей - практики или теории - в современном мире типично остаётся замкнутой в своей области, не получая необходимого развития через взаимодействие с другой областью.
Причин у такого положения несколько.
Во-первых, знания и умения хранятся в памяти по-разному [1]. Так что, теоретически изучая какое-то умение и всё узнав о нём, человек не прибавляет себе ни капли этого умения. Нужно пробовать применять его - тогда умение можно развить, и можно стараться делать это в соответствии с теоретическим пониманием.
И наоборот, практическое овладение неким умением не даёт, само по себе, способности осознавать его теоретически, видеть в контексте соотношений с другими областями и методами.
Во-вторых, типичная раздельность теоретической области и практической поддерживается теми способами, которыми передаётся современная человеческая культура.
Антропологи различают два основных способа передачи культуры [2]: теоретический, то есть через описания, и симпрактический, то есть с практикой, через практику - в совместной деятельности, путём подражания и т.д.
Когда работа с описаниями остаётся непосредственно связана с практикой, то мы можем быстро "переводить" со своего теоретического языка на язык практики, и наоборот. Соответственно, мы можем легко понимать другие "языки описания", если наблюдаем, как работают их связи с практическими явлениями.
Если же область теории обособляется, то возникает проблема "вавилонского башне-строительства". То есть, не видя, на чём практическом основано то или иное понятие языка, мы можем опереть его лишь на другое понятие своего языка. И поэтому не удаётся договориться с носителем другого языка, с другой системой опор.
Более ста лет назад проблема связности теории и практики уже стала одной из центральных для европейских мыслителей. (А в религиозных и эзотерических системах она учитывалась, кажется, с момента их возникновения.)
Эдмунд Гуссерль, например, писал, что "потоки почти бессмысленных работ захлёстывают современную философию, взаимопонимание затруднено из-за «смешения языков»..."
Откуда берутся "бессмысленные потоки"? Верно: оттого, что творцы этих потоков больше не видят сразу, или даже не считают важным, ценны или бессмысленны данные слова. Деятельность - например, философская - которая изначально была направлена на решение главнейшей задачи человека - построить его "путь к небу" - стала "самоценной", областью игр со словами, упражнений в болтовне.
Поэтому Гуссерль посвятил свои исследования поиску единой основы для всех языков. Свой метод он назвал "феноменология" - наука о явлениях. Обобщённо говоря, идея феноменологии, как я её понимаю, такова:
(1) Мы учимся видеть явления, как они есть, независимо от способов их дальнейшего описания.
(2) Мы изучаем свои средства познания и описания. Таким образом, мы видим, как исходные восприятия "фильтруются" через нашу систему понятий, и по каким полочкам и ящичкам раскладывается воспринятая энергия.
(3) Соответственно, мы учитываем цели, участвующие в данном восприятии, поскольку цели направляют смысловое связывание - явлений, понятий, действий...
Значение такого метода трудно переоценить. Человек, овладевший им, может свободно ориентироваться в любых описаниях и явлениях. Он может всегда видеть, достаточны ли и наглядны ли описания, чему именно соответствует тот или иной термин, можно ли обобщать, или явление ещё недостаточно знакомо для того, чтобы делать определённые выводы, и т.д. и т.п.
Насколько мне известно, у Гуссерля не было таких учеников, которые могли бы в полной мере продолжить его работу. Может быть, потому, что он не успел разработать систему передачи своего знания. А как феноменологию преподают сейчас?
Один замечательный и очень умный человек, И.В., которого считают одним из ведущих российских феноменологов, ведёт курс по феноменологии, где он может рассказать в подробностях, почему Гуссерль употребил именно такой-то термин, а не очень похожий. Кажется, И.В. может объяснить каждую точку и запятую в трудах Гуссерля или Брентано.
Но после всего этого он делает доклад на тему "Различение первично, отождествление вторично". Мол, каждый раз, когда мы узнаём какой-то предмет, это начинается с его отличения от всех остальных.
А на самом деле? Даже не нужно быть феноменологом, чтобы видеть: когда мы различаем, например, две разноцветные половинки предмета, мы каждую половинку одновременно отождествляем, как нечто цельное: отождествляем саму с собой, чтобы можно было отличить от другого. (Не говоря уже о том, великую ли практическую ценность имеет обсуждение таких тем.)
Почему так происходит: зная всё О чём-то, совершенно не владеть этим чем-то?
Потому, что так преподают философию: объясняют студентам, какие термины ввёл, допустим, Гуссерль, и каковы их "определения".
Передают ли студентам метод? Методов преподаётся два:
(1) зубрёжка,
(2) поверхностное обсуждение, в меру понимания преподавателя. Если преподавателя интересует игра слов, он обсуждает, насколько изящно данный философ играл словами. Если преподавателя волнует признание коллег, он обсуждает, насколько коллеги признавали или не признавали данного мыслителя, какие были и есть мнения; считается ли это сейчас актуальным или модным в каких-то кругах...
Что бы таким способом ни преподавали, включая самые замечательные методологии, у учащихся остаётся:
(1) знание - несколько умных терминов,
(2) умение - зубрить и поверхностно болтать на данную тему.
С первого взгляда это может показаться несущественным, но на самом деле, после пяти лет такой дрессировки почти никто больше не способен заниматься настоящей философией.
И такой метод - отнюдь не пережиток советского образования, когда требовалось вытеснить самостоятельную мысль беглостью в цитатах. Похоже, так же устроено преподавание и в других странах [3].
Итак, наша система развития, наш путь - это единство:
и совершенствование представлений,
и развитие навыков,
и обнаружение нашей изначальной природы -
для воплощения наших действительных возможностей в осмысленной жизни.
Как показано выше на примерах педагогов и философов, есть две трудности:
1. Практик, много умеющий делать, может быть замкнут в своей практической области, и затрудняться применить теоретическое осознание в своей деятельности.
2. Наоборот, теоретик может искусно жонглировать теоретическими идеями, но затрудняться их воплощением в практику.
Иными словами, искусность в одной из областей - практики или теории - в современном мире типично остаётся замкнутой в своей области, не получая необходимого развития через взаимодействие с другой областью.
Причин у такого положения несколько.
Во-первых, знания и умения хранятся в памяти по-разному [1]. Так что, теоретически изучая какое-то умение и всё узнав о нём, человек не прибавляет себе ни капли этого умения. Нужно пробовать применять его - тогда умение можно развить, и можно стараться делать это в соответствии с теоретическим пониманием.
И наоборот, практическое овладение неким умением не даёт, само по себе, способности осознавать его теоретически, видеть в контексте соотношений с другими областями и методами.
Во-вторых, типичная раздельность теоретической области и практической поддерживается теми способами, которыми передаётся современная человеческая культура.
Антропологи различают два основных способа передачи культуры [2]: теоретический, то есть через описания, и симпрактический, то есть с практикой, через практику - в совместной деятельности, путём подражания и т.д.
Когда работа с описаниями остаётся непосредственно связана с практикой, то мы можем быстро "переводить" со своего теоретического языка на язык практики, и наоборот. Соответственно, мы можем легко понимать другие "языки описания", если наблюдаем, как работают их связи с практическими явлениями.
Если же область теории обособляется, то возникает проблема "вавилонского башне-строительства". То есть, не видя, на чём практическом основано то или иное понятие языка, мы можем опереть его лишь на другое понятие своего языка. И поэтому не удаётся договориться с носителем другого языка, с другой системой опор.
Более ста лет назад проблема связности теории и практики уже стала одной из центральных для европейских мыслителей. (А в религиозных и эзотерических системах она учитывалась, кажется, с момента их возникновения.)
Эдмунд Гуссерль, например, писал, что "потоки почти бессмысленных работ захлёстывают современную философию, взаимопонимание затруднено из-за «смешения языков»..."
Откуда берутся "бессмысленные потоки"? Верно: оттого, что творцы этих потоков больше не видят сразу, или даже не считают важным, ценны или бессмысленны данные слова. Деятельность - например, философская - которая изначально была направлена на решение главнейшей задачи человека - построить его "путь к небу" - стала "самоценной", областью игр со словами, упражнений в болтовне.
Поэтому Гуссерль посвятил свои исследования поиску единой основы для всех языков. Свой метод он назвал "феноменология" - наука о явлениях. Обобщённо говоря, идея феноменологии, как я её понимаю, такова:
(1) Мы учимся видеть явления, как они есть, независимо от способов их дальнейшего описания.
(2) Мы изучаем свои средства познания и описания. Таким образом, мы видим, как исходные восприятия "фильтруются" через нашу систему понятий, и по каким полочкам и ящичкам раскладывается воспринятая энергия.
(3) Соответственно, мы учитываем цели, участвующие в данном восприятии, поскольку цели направляют смысловое связывание - явлений, понятий, действий...
Значение такого метода трудно переоценить. Человек, овладевший им, может свободно ориентироваться в любых описаниях и явлениях. Он может всегда видеть, достаточны ли и наглядны ли описания, чему именно соответствует тот или иной термин, можно ли обобщать, или явление ещё недостаточно знакомо для того, чтобы делать определённые выводы, и т.д. и т.п.
Насколько мне известно, у Гуссерля не было таких учеников, которые могли бы в полной мере продолжить его работу. Может быть, потому, что он не успел разработать систему передачи своего знания. А как феноменологию преподают сейчас?
Один замечательный и очень умный человек, И.В., которого считают одним из ведущих российских феноменологов, ведёт курс по феноменологии, где он может рассказать в подробностях, почему Гуссерль употребил именно такой-то термин, а не очень похожий. Кажется, И.В. может объяснить каждую точку и запятую в трудах Гуссерля или Брентано.
Но после всего этого он делает доклад на тему "Различение первично, отождествление вторично". Мол, каждый раз, когда мы узнаём какой-то предмет, это начинается с его отличения от всех остальных.
А на самом деле? Даже не нужно быть феноменологом, чтобы видеть: когда мы различаем, например, две разноцветные половинки предмета, мы каждую половинку одновременно отождествляем, как нечто цельное: отождествляем саму с собой, чтобы можно было отличить от другого. (Не говоря уже о том, великую ли практическую ценность имеет обсуждение таких тем.)
Почему так происходит: зная всё О чём-то, совершенно не владеть этим чем-то?
Потому, что так преподают философию: объясняют студентам, какие термины ввёл, допустим, Гуссерль, и каковы их "определения".
Передают ли студентам метод? Методов преподаётся два:
(1) зубрёжка,
(2) поверхностное обсуждение, в меру понимания преподавателя. Если преподавателя интересует игра слов, он обсуждает, насколько изящно данный философ играл словами. Если преподавателя волнует признание коллег, он обсуждает, насколько коллеги признавали или не признавали данного мыслителя, какие были и есть мнения; считается ли это сейчас актуальным или модным в каких-то кругах...
Что бы таким способом ни преподавали, включая самые замечательные методологии, у учащихся остаётся:
(1) знание - несколько умных терминов,
(2) умение - зубрить и поверхностно болтать на данную тему.
С первого взгляда это может показаться несущественным, но на самом деле, после пяти лет такой дрессировки почти никто больше не способен заниматься настоящей философией.
И такой метод - отнюдь не пережиток советского образования, когда требовалось вытеснить самостоятельную мысль беглостью в цитатах. Похоже, так же устроено преподавание и в других странах [3].
Итак, наша система развития, наш путь - это единство:
и совершенствование представлений,
и развитие навыков,
и обнаружение нашей изначальной природы -
для воплощения наших действительных возможностей в осмысленной жизни.
Обсуждения Проблема метода