Камо грядеши?

Это обстоятельство уже отмечено философией: великие мистические прозрения зарождаются на Востоке, а великие социальные идеи – на Западе.

В действительности, как представляется, дело не в этом. Просто Запад, будучи цивилизацией прогрессистского типа, «цивилизацией цели», цивилизацией, стремящейся к определенному рациональному паттерну (образцу), социализировал свою трансценденцию (христианство), то есть перевел ее в светский формат, гораздо быстрее, чем шла социализация восточных религий.

С другой стороны, можно также предположить, что восточные матрицы (конфуцианство, буддизм, даосизм) вообще не поддаются какой-либо социализации или подвержены ей в значительно меньшей степени, чем христианство, поскольку представляют собой интравертную, «внутреннюю» трансценденцию и потому не могут быть полностью инсталлированы в действительность. В них всегда остается то скрытое, мистическое содержание, которое инсталляции не поддается.

Соответственно, существуют и два механизма образования универсальной матрицы.

Религиозная матрица образуется путем откровения – путем трансляции «божественного», по сути, нечеловеческого знания в человеческую реальность. Поэтому откровение требует авторизации. Оно требует перевода «вечности» на язык конкретного времени. Даже христианские богословы, разумеется, не слишком охотно, но признают, что Новый Завет – это авторизованное откровение. На его изложение повлияли личные особенности евангелистов: их политические пристрастия, социальное положение, уровень образования, особенности их психики и так далее. Правда, исламские теософы отрицают авторизацию Корана. По их мнению, Коран – это не регистрация откровения, сделанная человеком, пусть даже таким великим, как пророк Мухаммед, Коран – это само откровение во всей его полноте, и потому он не подлежит осмыслению, то есть каким-либо интерпретациям, а только – усвоению и безоговорочному исполнению. Однако понятно, что авторизация Корана все-таки происходит, это видно хотя бы из исторически разных его преобразований, выраженных в шиизме, суннизме, суфизме и других несовпадающих между собой конформатах исламской религиозной мысли.

Ислам – это закономерное продолжение христианства, и, вероятно, его эволюция пойдет по тому же историческому сюжету.

В противоположность этому социальная матрица, какими бы мистическими легендами она в последующем ни обрастала, возникает не «сверху вниз», вытесняя «земное» в пользу «небесного», а «снизу вверх» – путем потенцирования реальности. Сначала производится аналитика текущей реальности, а затем на основе ее делается прогностическое обобщение. То есть, социальная матрица с самого начала сильно авторизована и утрачивает черты авторства лишь в процессе интеллектуальной возгонки.

В сущности, все зависит от координат: атеист может считать откровение Лютера, начавшее Реформацию, просто интеграцией смыслов, рожденных в когнитивных доменах Средневековья – на богословских факультетах университетов, в еретических сектах, на диспутах различных религиозных школ и так далее, а верующий социалист, каковые тоже возможны, напротив, рассматривать коммунистическую доктрину в качестве откровения, данного свыше и закрепленного в священном труде «Капитал».

Особого противоречия здесь нет.

Главная трудность, однако, заключается в том, что ризома как вырожденная метафизическая реальность, вероятно, не способна ни к настоящему потенцированию, ни к восприятию настоящего откровения. То есть, допустимо, разумеется, и то, и другое, но возникающие при этом концепты будут представлять собой исключительно «модельное знание», они будут равнозначны множеству других возникающих и распадающихся «моделей», и ни по каким критериям нельзя будет установить их «истинность».

Вероятно, ризома, метафизическое «первопространство», в принципе не способна реконструировать матричную реальность. Она может продуцировать только фантомы и поддерживать иллюзорную, непрерывно меняющуюся часть бытия.

Собственной онтологии, собственной бытийной устойчивости она уже не создаст.