Бремя великих побед [1]
В начале мая 2004 года средства массовой информации сообщили, что в Запорожской области Украины неподалеку от г. Мелитополь загорелись и начали взрываться склады 275-й базы хранения артиллерийских боеприпасов Южного оперативного командования сухопутных войск.
В начале мая 2004 года средства массовой информации сообщили, что в Запорожской области Украины неподалеку от г. Мелитополь загорелись и начали взрываться склады 275-й базы хранения артиллерийских боеприпасов Южного оперативного командования сухопутных войск.
На складах хранились реактивные снаряды для систем залпового огня «Ураган», «Смерч» и «Град». Охваченная беспорядочными взрывами площадь составила десятки гектаров. Столб огня над ней достигал 300 метров высоты. Осколки снарядов разлетались на 15 – 16 километров вокруг. Были разрушены близлежащая железнодорожная станция и соседние села. Более пяти тысяч человек были срочно эвакуированы. Украинские медики заявили о 3 – 4 тысячах пострадавших, нуждающихся во врачебной помощи. Пожарные не могли подойти к месту возгорания из-за взрывов ракет. Впрочем, как заявил тогдашний министр обороны Украины Евгений Марчук, такие пожары не тушатся, они локализуются при помощи специальных технологий и оборудования. Огонь был остановлен лишь проливным дождем, который длился всю ночь. Видимо, это и была та «специальная технология», на которую уповал министр. По его же словам, причиной возгорания стал «человеческий фактор», однако узнать звание и фамилию этого «фактора» не удалось.
Впрочем, объективности ради заметим, что аналогичные случаи происходили и в России. В июле 2003 года взорвались снаряды на артиллерийских складах Тихоокеанского флота в районе поселка Таежный. Пострадали 27 человек. В августе того же года прогремели взрывы на военных складах примерно в 100 километрах юго-западнее Биробиджана. Согласно официальным данным, пострадали 7 человек. Пожар был ликвидирован по той же «спецтехнологии» – то есть ливневым дождем, хлынувшим среди ночи. А годом ранее, в июле 2002-го, громыхнул склад Главного ракетно-артиллерийского управления Министерства обороны России, расположенный в четырех километрах от Сызрани. Тогда пострадали около 100 человек.
Антропогенные катастрофы, то есть катастрофы, вызванные деятельностью человека, известны с давних времен. Собственно, возникать они стали, как только цивилизаторская активность древнего человечества достигла таких масштабов, которые начали нарушать естественное природное равновесие. Первые катастрофы были исключительно экологического характера: истощение пастбищных, охотничьих, посевных земель, вызванное, как правило, их чрезмерной эксплуатацией, заставляло племена и народы покидать обжитые места и мигрировать, часто в ожесточенных схватках с соседями, за сотни и тысячи километров от прежней территории обитания. Менялась геополитическая карта тогдашнего мира.
Однако с повышением качества сельскохозяйственных технологий кризисы этого типа, хоть и продолжали напоминать о себе периодическим голодом и недородами вплоть до середины XX века (а для некоторых регионов планеты, для Африки например, они актуальны и в настоящее время), тем не менее отодвинулись на второй план. Во всяком случае с появлением трансгенных версий базисных зерновых культур: риса, кукурузы, пшеницы, культур повышенной продуктивности, устойчивых к колебаниям климата и вредителям, стало очевидным, что данная проблема в принципе решена, и окончательному снятию ее с повестки дня препятствуют не столько сложности технологий, сколько политики.
Кошмар Великого Голода, тысячелетиями нависавший над человечеством, ныне рассеялся. Мир обрел в этой сфере уверенность, какой никогда прежде не знал. Зато, будто демон, дожидавшийся своего часа, выросла другая проблема, не менее грозная и масштабная.
На эту особенность развития нашей цивилизации следовало бы обратить внимание: сами средства преодоления какой-либо трудности неизбежно порождают другую трудность, в рамках прежних технологий непреодолимую. Так успехи медицины, особенно связанные с выживанием ослабленного потомства, породили проблему «летальных мутаций», груз которых теперь существенно ослабляет коллективный иммунитет человечества. Возникает риск стремительной эпидемии, остановить которую будет не просто. В свою очередь, победа либерализма, то есть утверждение в международных реалиях основных прав и свобод, в том числе права людей на свободное перемещение, породила «ориентализацию» Запада – колоссальный наплыв туда иммигрантов с Востока и Юга. Этот мощный этнокультурный субстрат Европы и США может стать детонирующим материалом для западной цивилизации.
Так же обстоит дело и с преодолением антропогенных кризисов. За относительную независимость от природы, за победу над древними демонами голода и стихий человечество заплатило тем, что пробудило нового монстра, силы которого кажутся неисчислимыми.
Имя ему – техногенные катастрофы.
На суше и на море
Видимо, первой по-настоящему задокументированной катастрофой такого рода стала гибель фрегата «Ваза» королевского военно-морского флота Швеции.
Этот корабль был последним достижением конструкторской мысли: четырехпалубное судно сорока восьми метров в длину, с тремя мачтами, с 64 пушками, которые в три ряда располагались по каждому борту. Главное, он должен был обладать невиданной для того времени скоростью – обгонять любые другие военные корабли. На фрегат возлагались большие надежды. Швеция должна была стать владычицей океанов. Однако, торжественно спущенный на воду 10 августа 1628 года, он после первого же парадного залпа из бортовых орудий накренился, завалился на бок и на глазах тысяч зрителей исчез под водой. Из команды спаслись лишь несколько человек.
Причины трагедии выяснились только через три с половиной века, когда фрегат был поднят со дна. Обнаружился фатальный просчет конструирования: в жертву скорости были принесены поперечные размеры судна. Корабль получился слишком «узким» и не имел устойчивости (1).
Вот наиболее известные техногенные катастрофы послевоенного времени.
1952 год – промышленный туман над Лондоном; считается, что он стал причиной смерти от 4 до 12 тысяч человек. 1955 год – взрыв на линкоре «Новороссийск», погибли 607 человек экипажа. Конец 1950 годов – загрязнение токсичными отходами залива Минамата (Япония), пострадали местные рыбаки. 1957 год – взрыв на химкомбинате «Маяк» под Челябинском, производившим оружейный плутоний, Восточно-Уральский радиоактивный след накрыл территорию с населением в 270 тысяч человек. 1963 год – прорыв плотины Вайонт (Италия), в громадном потоке воды погибли более двух тысяч местных жителей. 1963 год – гибель в Атлантическом океане американской подводной лодки «Трешер», могилу в пучине вод нашли 129 членов экипажа. 1967 год – катастрофа с нефтеналивным танкером «Торри Каньон», в море вылилось около 100 тысяч тонн нефти, была отравлена вся береговая линия Корнуолла (Англия). 1977 год – столкновение при взлете двух «боингов» в аэропорте Санта-Крус (Канарские острова), погибли 582 человека. 1978 год – катастрофа с супертанкером «Амоко Кадис» в Бискайском заливе, в море вылилось 223 тысячи тонн нефти, пострадало все побережье Бретани. 1984 год – трагедия на химическом заводе в Бхопале (Индия), погибли 20 тысяч человек, пострадало около 500 тысяч. 1986 год – взрыв американского космического корабля «Челленджер», погибли семь астронавтов. 1986 год – взрыв на третьем энергоблоке Чернобыльской атомной станции, от последствий аварии пострадали миллионы людей. 1986 год – столкновение в Цемесской бухте теплохода «Адмирал Нахимов» и сухогруза «Петр Васев», погибли 423 человека. 1988 год – столкновение самолетов на авиационном празднике в Рамштайне (Германия), результат – 70 погибших, более 300 раненых. 1989 год – гибель в Северном море подводной лодки «Комсомолец», вместе с ней на дно ушли 42 члена команды. 1994 год – гибель в Балтийском море парома «Эстония», количество жертв – 900 человек (1).
А вот некоторые, взятые наугад, катастрофы последнего времени.
Гибель подводной лодки «Курск» в Баренцевом море: погибли 118 членов команды. Столкновение двух самолетов над Боденским озером, разделяющим Швейцарию и Германию: погибли оба экипажа и все пассажиры. Столкновение поездов со взрывчатыми веществами в Ренчхоне (Северная Корея): примерно 160 человек погибли, 1300 – ранены. Взрыв газа при утечке из магистрального газопровода в бельгийском городе Ат: погибли 14 человек, ранены 200. Автобус и два автомобиля рухнули в реку из-за обвала моста в Португалии: погибли более 70 человек. (2).
Сообщения такого рода мы слышим в новостях практически каждый день. Конечно, при оценке их частоты следует делать скидку на стремление средств массовой информации к повышенной сенсационности. Акцентируются прежде всего плохие новости. Но даже при этом понятно, что все наше существование протекает в условиях непрекращающегося сражения. Личная безопасность давно стала иллюзией. Снаряды падают совсем рядом, разрывы все ближе, нет никаких гарантий, что следующим ударом не накроет тебя.
Особенно впечатляет статистика дорожно-транспортных происшествий. В конце XX века автокатастрофы ежегодно уносили примерно 250 тысяч жизней, еще почти миллион человек получал травмы. По осторожным прогнозам экспертов, в первой четверти XXI века на дорогах погибнет, по крайней мере, миллион человек, в десять раз больше людей в той или иной степени пострадают.
На безопасность нельзя рассчитывать даже у себя дома. Взрывы при утечках бытового газа, обрушение перекрытий, возгорания от неисправной электропроводки давно стали повседневной реальностью.
Никакие меры предосторожности не помогают. Техника, призванная защищать человека, оборачивается его злейшим врагом. Техносфера, то есть совокупность всех технических признаков цивилизации, требует от человечества все новых и новых жертв. На суше, на море, в воздухе, под землей. На улице, на производстве, в квартире, в офисе, в поезде, в самолете. Где бы человек ни находился, чем бы ни занимался он, хоть простым перекладыванием бумаг, у него всегда есть шанс пойти на заклание.
И, что самое тревожное, процесс этот обретает все большую интенсивность.
Молох из огня и металла
Сразу укажем на тот вид техногенных опасностей, с которыми человечество справляться более-менее научилось. Это – пожары. Конечно, пожары вспыхивает и сейчас. Более того, они иногда приобретают характер национальной трагедии. Памятен гигантский пожар в универмаге г. Асунсьон (2004 г.), где из-за идиотского распоряжения администрации, приказавшей заблокировать выходы, чтобы избежать мародерства, погибли более трехсот человек. Памятен пожар в гостинице «Санкт-Петербург» 1991-го года, когда выяснилось, что лестницы, имеющиеся у пожарных, не достают даже до середины здания, памятны недавние пожары в российских школах и интернатах, памятен пожар в здании Манежа в Москве (2004 г.), где огонь с невероятной скоростью распространился на площади две тысячи квадратных метров…
И все же таких пожаров, в которых, как прежде, выгорали бы целые города больше нет. Остались в прошлом Великий пожар Лондона (1666 г.), уничтоживший более 13 тысяч домов, колоссальный Московский пожар (1812 г.), о котором Наполеон в своих заметках писал, что «это было огненное море, небо и тучи казались пылающими», знаменитые пожары, охватившие в мае 1862 г. тот же Санкт-Петербург, гигантский пожар в Чикаго 1871-го года, оставивший без крова около 100 тысяч жителей.
Правда, складывается впечатление, что несмотря на все принципы безопасности, целенаправленно отрабатываемые в течение, по крайней мере, последних ста лет, несмотря на противопожарную технику и службы слежения, мы едва-едва удерживаем эту линию обороны, и при сочетании неблагоприятных условий, которое рано или поздно возникнет, очередная случайная искра, может разрастись до настоящего огненного катаклизма.
Что же касается катастроф другого рода, то, как видно из приведенных примеров, фронт здесь давно трещит по всем швам. Видимо, недалек тот час, когда он рухнет совсем.
Безнадежен вал предписаний, которым мы пытаемся отгородиться от этого чудовищного давления. В России свыше полутора миллионов ведомственных инструкций – будет их кто-нибудь исполнять? Даже если взять сравнительно безопасную сферу малого бизнеса, то милиция требует одного (поставить на окна решетки), пожарная инспекция – противоположного (решетки снять), санитарная инспекция – третьего, служба газа – четвертого, электрики – пятого. В результате не выполняется ничего. Примерно так же обстоит дело и в областях повышенных технологических рисков – даже в тех, которые касаются атомных станций. Удовлетворить всем правилам и требованиям невозможно. «Ни одна АЭС не выполняет до конца технический регламент. Практика эксплуатации вносит свои коррективы» (3). Представляется символичным то, что спусковым механизмом чернобыльской катастрофы послужило включение аварийной защиты реактора: «убило то, что должно было защитить» (3).
Инструкции – это вообще особый вид бюрократического творчества. Во многих случаях они пишутся не для того, чтобы обеспечить реальную безопасность работника (пользователя), а преследуют совершенно иные цели: в случае аварии оправдаться перед судом или вышестоящими организациями.
Причем интересно, что почти в каждом конкретном случае, почти при каждом катастрофическом происшествии можно обнаружить причину техногенного сбоя. Можно даже предложить комплекс мер, предотвращающих аналогичные сбои в будущем. И тем не менее к принципиальному улучшению ситуации это не приводит. Динамика катастроф нарастает. Нарастают их масштабность и частота. Не случайно специалисты по безопасности на производстве и транспорте полагают, что самое бесполезное тут – искать «стрелочника». За исключением, разумеется, случаев явного разгильдяйства. Это ничего не дает, только заслоняет истинные причины трагедии. Тем более, что единственной причины, как считают те же специалисты, у аварии не бывает. «Слесарь не законтрил гайку, потому что у него голова болела: вот уже две причины. Третья – проспал контролер ОТК. На Дмитровском шоссе (в Москве – АС) к разлитому бензину добавилась искра проезжающего троллейбуса. На «Зыряновской» (шахта, где произошел взрыв – АС) к непроветренному метану – искра «самоспасателя» (4). Таким образом, сбывается классический афоризм: «Случайность – это пересечение закономерностей».
В свою очередь, заметим, что колоссальной силы взрыв газопровода в Башкирии в 1989 году произошел именно в тот момент, когда в район утечки газа «влетели» на полной скорости сразу два пассажирских поезда. Считается, что катастрофу вызвала искра от одного из них. Тогда погибли более 500 человек.
Очевидно, что «случайности» техногенных сбоев – вовсе не так случайны, как может показаться на первый взгляд. Они действительно представляют собой проявления скрытой закономерности, мощного процесса, развивающегося в недрах нашей цивилизации.
Посмотрим, в чем его суть.
Очевидное – невероятное
Мы уже говорили в одной из предыдущих работ (5), что техносфера, совокупность всех материальных признаков цивилизации, обладает собственным потенциалом развития. Это значит, что любая техническая инновация, от спичек до космических кораблей, конечно, осуществляется человеком, однако не произвольно, а лишь по логике существующего технологического горизонта. Нельзя построить двигатель внутреннего сгорания раньше, чем будет открыта плавка металлов, возгонка нефти с выделением из нее фракций бензина или керосина, пока не будет изобретена система механических передач, пока не станут известны принципы промышленного конструирования. Инновационный процесс вырастает на этой почве и в момент своего проявления определяется только ей. Автор изобретения не может выйти за обозначенные пределы. А потому почти каждая крупная техническая инновация первоначально неудобна для человека. Она более сформатирована «для себя», нежели для него. Более подчинена необходимости, чем комфорту. Вспомним первые велосипеды, автомобили, паровозы, телевизоры, самолеты – крайне громоздкие и ненадежные в эксплуатации. Каждый экземпляр имел свой «характер». Управление ими было сродни искусству.
Далее происходит процесс приспособления техники к человеку, процесс делания ее удобной и предсказуемой. Инновация при этом утрачивает уникальность и превращается в серию. Управление ею сводится от искусства к рутинному комплексу навыков. Вся эта последовательность называется гуманизацией техносферы, и идет она непрерывно, буквально тысячи лет – с тех пор, как появились на Земле первые каменные орудия.
Разумеется, одновременно идет и встречный процесс – технологизация человека, сцепленного с материальной средой: непрерывное приспособление человеческого существа к различным техническим новшествам. Этот процесс осуществляется как за счет общего образования («умения нажимать кнопки»), так и за счет специальных тренингов, то есть профессионального обучения.
Итак, с одной стороны – гуманизация техносферы, с другой – технологизация человека. Смыкаясь в точке баланса, они обеспечивают устойчивость «машинной цивилизации».
Причем оба процесса имеют существенные ограничения. Технику нельзя сделать абсолютно «биологичной». Ее нельзя упрощать без предела: рамки гуманизации, приспособления, управляемости ставит сама конструкция. С другой стороны, технологизация человека тоже не бесконечна: она не может выйти за грани его физиологических характеристик.
Вот, в чем тут суть. Статистика катастроф, как лавина, нарастающая в последние десятилетия, дает все основания полагать, что сейчас этот второй ресурс, ресурс адаптации человека, уже исчерпан. Техносфера, опирающаяся ныне на сетевые методы управления, достигла, по-видимому, такого уровня сложности и быстродействия, который требует реакций, лежащих за пределами биологии. Они превышают физиологические возможности человека, и никакие профессиональные тренинги, никакие дополнительные регуляторы, никакие меры по безопасности не в силах компенсировать это трагическое отставание.
Изменилось само качество катастроф: ранее они были связаны с несовершенством техники, теперь ведущим является человеческий фактор.
Почему столкнулись самолеты над Боденским озером? Был отключен радар автоматического оповещения, отсутствовал на рабочем месте напарник авиадиспетчера, были отданы неправильные команды. Почему произошла трагедия в Цемесской бухте? Капитан сухогруза решил, что успеет проскочить раньше встречного парохода. Взрыв артиллерийского склада на Украине случился, потому что курили в неположенном месте. Взрыв артиллерийского склада под Биробиджаном – потому что в неположенном месте сливали бензин. В Киншасе (1996 г.) самолет рухнул на рынок, потому что перегрузился и в результате не хватило тяги на взлете. В Мозамбике (1986 г.) самолет врезался в вершину горы, потому что экипаж не обращал внимания на настойчивые, продолжительностью более 30 секунд, сигналы предупреждающей системы «Вектор». Впрочем, о чем можно еще говорить, если выясняется, что вертолет МИ-4 одного из гражданских авиаотрядов на Камчатке упал сразу же после взлета, потому что баки его, оказывается, заправили не бензином, а водопроводной водой (4). Причем, это не диверсия, это – халатность.
По оценкам экспертов, человеческие ошибки обуславливают сейчас 45% экстремальных ситуаций на атомных станциях, 80% авиакатастроф и более 80% катастроф на море. Еще выше этот показатель для автодорожных аварий, в том числе при перевозке опасных грузов (6).
Считается, что для новой техники, то есть техники, условно исправной на 100%, среднее время между двумя поломками в 4 раза больше, чем среднее время между двумя ошибками человека. Иными словами, техника виновата в 4 раза реже, чем человек (7).
Это – глобальный процесс. Согласно данным Брюссельского исследовательского центра по эпидемиологическим катастрофам, если в 1960-х годах от бедствий природного и техногенного характера в среднем за год пострадал 1 человек из 62 проживающих на Земле, то в 1990-х — уже 1 из 29 (6). Повышение, как мы видим, более чем в два раза.
В России же данная ситуация обостряется предельной изношенностью оборудования, которое во многих случаях не обновлялось уже несколько десятилетий. Здесь риск оказаться среди пострадавших намного выше, чем в развитых странах мира. В России число погибших от катаклизмов разного рода ежегодно повышается в среднем на 4%, материальный ущерб возрастает в среднем на 10%. Причем, если количество стихийных бедствий остается примерно на том же уровне, то количество аварий и катастроф только в период с 1991 – 1996 гг. возросло более чем в пять раз (8). Еще немного и они сольются в один технологический катаклизм, непрерывный Армагеддон, затрагивающий всех и каждого. Жить придется в условиях ни на секунду не прекращающейся катастрофы.
Разумеется, одновременно с возрастанием плотности техносферы совершенствовались и методы ее регулирования. Теперь возможные техногенные сбои просчитываются заранее, разрабатываются специальные программы, позволяющие их избегать.
Однако здесь обозначился принципиальный тупик.
В сверхсложных процессах, каковыми стали сейчас процессы индустриального взаимодействия, при той плотности технологических «пересечений», которая уже существует, нельзя предусмотреть каждый шаг. Всегда остается некая «зона неопределенности», некий зазор, который и порождает наибольшее количество рисков.
Говоря иными словами, если вероятность несчастного случая меньше одной миллионной, никому и в голову не придет проводить дорогостоящие превентивные мероприятия. Вместе с тем, если на Земле находится миллион атомных станций и для каждой из них вероятность аварии тоже одна миллионная, то существует очень значительный шанс, что в ближайшие 10 – 15 лет хотя бы одна из них даст катастрофический выброс.
Конечно, миллиона атомных станций у нас пока нет. Однако и имеющихся достаточно, чтобы жить в напряженном состоянии стресса.
Где в следующий раз громыхнет?
Показательна в этом смысле крупнейшая в истории авиации катастрофа в аэропорту Санта-Крус. К ней привел длинный сюжет, изобилующий самыми невероятными «пересечениями». В аэропорту Лас-Пальмас была взорвана бомба, власти его закрыли, и множеству рейсов пришлось использовать маленький аэродром острова Тенерифе. Свою роль сыграли туман, стоявший именно в этот день, плохая связь, отсутствие на полосах светофоров, регулирующих движение, желание экипажей улететь как можно скорее, профсоюзные нормы, ужесточившиеся как раз в это время. Короче – сочетание обстоятельств, каждое из которых имело очень малую вероятность. А в результате столкнулись два самолета, ведомые опытными пилотами, погибли 582 человека.
Это и есть тупик. Мир стал настолько сложен, что катастрофы, им порождаемые, невозможно предотвратить именно по причине их абсолютной невероятности.
Их невозможно даже предположить.
Если военная авиация регулярно проводит тренировочные учения, значит когда-нибудь истребитель столкнется с фуникулером, как это несколько лет назад произошло в Италии. Если в океанах плавают подводные лодки, значит рано или поздно одна их них протаранит рыболовное судно. Обратим внимание на взрыв газопровода в Башкирии: пассажирские поезда, которые «влетели» в скопление газа, что и вызвало взрыв, не только не должны были пересечься между собой, но и вообще находиться здесь в это время; один задержался в пути из-за технических неполадок, второй – из-за того, что пришлось высаживать беременную пассажирку. Сочетание двух-трех не слишком вероятных событий, результат – гибель более пятисот людей.
Видимо, следует признать очевидный факт. Техносфера, достигнув определенных структурных пределов, выходит из-под контроля. Дальнейшее рассогласование ее с человеком чревато катастрофами планетарных масштабов.
Причем, ничего хорошего нас не ждет. Сложность индустриальных взаимодействий будет увеличиваться с каждым годом, будут постоянно нарастать их множественность и быстрота, адаптивные реакции и защита будут все больше опаздывать. Недалек, вероятно, тот час, когда они отстанут настолько, что уже не удастся вывернуться из-под шипов накатывающейся Колесницы.
Недостатки, как известно, это продолжение наших достоинств.
Техногенные достоинства нашей цивилизации ныне непомерно тягостны для нее самой.
В джунглях на ощупь
Впрочем, избыточная сложность техносферы, громоздящая катастрофу на катастрофу, это лишь одна сторона современной реальности. Существует и другая ее сторона, менее эффектная, вероятно, менее бросающаяся в глаза, однако порождающая в перспективе даже большие риски, чем первая.
Это – чрезмерная усложненность социума.
Собственно, однотипность развития техносферы и социосферы стала понятной еще со времен работ Людвига фон Берталанфи, показавшего, что система, то есть целое, не сводимое к механической сумме его частей, представляет собой явление универсальное – общее, как для естественных, так и для гуманитарных наук. Развитие социосферы также осуществляется в русле определенного структурного горизонта, а ее инноватика порождается той же логикой системных закономерностей. В итоге формализованный социум, например государство, обретает свои онтологические интересы, далеко не всегда совпадающие с интересами человека.
Примеров здесь великое множество. Наиболее показательны, на наш взгляд, визы в зарубежные страны. Сейчас трудно себе представить, но всего сто лет назад для поездки за рубеж требовались только деньги. Мир был и в самом деле открыт, ни о каких разрешениях, приглашениях, правилах, которые к тому же постоянно меняются, ни о каких анкетах, заявлениях, декларациях и прочих формальностях тогда слыхом не слыхивали. Размежевание интересов здесь очевидно: государству визы необходимы – они служат регуляторами перемещений, однако собственно человеку визы вовсе не требуются. Человеку не нужны – визы, границы, досмотры, таможни – вся эта «нечеловеческая» структурность, неумолимо наращиваемая социумом. Гуманизация здесь идет по пути упрощения данных структур – процесс сложный, длительный, но, тем не менее, приносящий определенные результаты; можно вспомнить хотя бы «зеленые коридоры» с редуцированной процедурой перехода границы или полностью безвизовое перемещение в «Шенгенской зоне» Европы.
И точно так же идет встречный процесс – процесс непрерывной социализации человека, процесс обучения его внутренней социальной механике, процесс вписывания человека в правила конкретного общества. Этим занимаются семья, школа, различные воспитательные программы.
Невооруженным глазом заметно, что динамического баланса здесь нет: оба процесса не дотягиваются до точки пересечения, между ними наличествует функциональный разрыв, заполняемый уродливыми структурными скрепами. Преодолеть эти джунгли практически невозможно. Опрос, проведенный несколько лет назад интернетовской службой «Моутли фул» в Великобритании, показал, например, что большинству англичан проще отказаться от выгодного предложения своего банка, где размещен их индивидуальный сберегательный счет, чем вникать в суть сложных банковских формулировок. Впрочем, бог с ними, с банками. Трудности вызывает даже инструкция по пользованию обыкновенной стиральной машиной. Требуется незаурядная сообразительность, чтобы понять, чем отличается один режим от другого и почему по окончанию стирки надо сначала перейти на программу «Специальная обработка», если она вовсе не требуется, и лишь затем выключать машину, «нажав на ручку командоаппарата». Однако, как «закрепить шпиндельный язычок в просечке углового тангенц-держателя» (инструкция по подвешиванию шкафчика в ванной), понять уже невозможно.
Картография технико-социальных джунглей поражает бессмысленностью. Она создается не для пользователя, не для человека, а только для обеспечения внутренних функциональных потребностей. И потому авиабилет, особенно в зарубежные страны, где, по идее, должны быть указаны лишь номер рейса, место и время вылета, превращается в целую книжечку, не помещающуюся, кстати, ни в один стандартный карман, которую можно изучать часами. Правда, без малейшей надежды извлечь оттуда что-либо полезное для себя. Никто, вероятно, и не пытается. Точно так же, как никто никогда, если он, конечно, находится в здравом рассудке, не пытается изучать «Правила пользования метрополитеном», отпечатанные мелким шрифтом бог знает на скольких типографских страницах и вывешенные в каждом вагоне метро. А потому никогда не узнает, что в нашем метро, например, запрещено кататься на роликовых коньках, снимать резиновые поручни с эскалатора, проникать в отверстия вентиляционных шахт, ездить на мотоциклах и других транспортных средствах». Это, видимо, очень важное предупреждение, поскольку создано оно министерством и утверждено Комитетом по транспорту администрации города.
Идиотские предупреждения – вообще особая тема. Упаковка снотворного предупреждает, что это лекарство может вызвать сонливость, инструкция к фену для сушки волос рекомендует не включать его во время сна, пакетик с лососем обращает внимание на то, что «этот продукт содержит рыбу», а инструкция на упаковке с арахисом, раздаваемым на некоторых американских авиалиниях, советует предпринять следующие не очевидные действия: «1). Откройте пакетик», 2). Ешьте орехи».
Конечно, многие такие предупреждения делаются не от хорошей жизни. После того, как некая американка, ошпарившаяся горячим кофе из пластмассового стаканчика, выиграла процесс против компании «Макдональд», которая должна была выплатить ей в качестве компенсации за ущерб более двух с половиной миллионов долларов, некоторые компании стали писать на стаканчиках с горячим кофе: «Осторожно, горячий кофе!». А после того, как некий предприимчивый американец, перетаскивавший холодильник и повредивший при этом спину, тоже выиграл процесс против компании-изготовителя, в инструкциях по пользованию холодильниками появилось строгое предостережение: «Носить на спине не рекомендуется!». Дошло до того, что фирмы, производящие утюги, снабжают их напоминанием о том, что не следует гладить одежду прямо на теле, фирмы, занятые выпуском стиральных машин, строго запрещают стирать в них кошек, а на баночках с некоторыми деликатесами теперь красуется надпись: «Не переворачивайте открытую баночку вверх дном!». Правда, помещена эта надпись как раз на дне баночки.
Не будем касаться такого явления как бюрократия. На эту тему написаны тысячи серьезных исследований. Бюрократия стала грозой нашей цивилизации, вероятно, более разорительной, чем ураганы и землетрясения. Исчезает в безвестности гуманитарная помощь, направленная в районы бедствий, растворяются в небытии транши, займы, кредиты, переведенные в отстающие страны. Любой вопрос, даже самый элементарный, ковыляет по административным инстанциям со скоростью муравья, охромевшего сразу на все конечности. Это общеизвестно. Обратим внимание лишь на такой, не самый выдающийся факт: рядовой комитет Конгресса Соединенных Штатов Америки, кстати, вместе с обслуживающим персоналом достигающий численности в 400 человек, производит за год примерно 10 000 страниц отчетной документации. Кто-нибудь может это освоить? Кто-нибудь в состоянии понять смысл этого бюрократического извержения? Неизвестно, сколько бумаг производит за год Государственная Дума России, но, вероятно, достаточно, чтобы загрузить ими небольшой эшелон. Причем, можно с уверенностью утверждать, что 90% этих бумаг никто никогда не читает. Никто к ним даже не прикасается. Тогда зачем их производить?
Вопрос, разумеется, риторический.
Хуже другое. Ни один человек ни в одной стране мира представления не имеет о законах того государства, гражданином которого он является. Кто-нибудь из нас может процитировать Конституцию? Кто-нибудь знает, на что он имеет право хотя бы в том простом случае, если его на улице вдруг задержит милиционер? Кто-либо из пенсионеров способен проверить правильность начисляемой ему пенсии? Кто-либо из молодежи в состоянии оценить договор, подписываемый при поступлении на работу? В идеальном государстве Платона было всего три категории граждан: правители, воины и работники. Великий философ считал, что этого будет вполне достаточно. А теперь, чтобы просто перечислить набор профессий с краткой их расшифровкой, требуется толстенный справочник. Государственно-социальные отношения превратились в такие джунгли, сквозь которые можно продраться только имея опытного проводника.
Как решить проблему? Обратиться к специалисту. Это то, на чем держится современный мир. И вот мы имеем специалиста по уголовному законодательству, по гражданскому законодательству, по бракоразводным процессам, по продаже квартир, по продаже земельных участков, по корпоративным законам, по работе с местными органами администрации, по здравоохранению, по страхованию, по социальному обеспечению. Миллионы людей создают законы и правила, миллионы людей следят за их соблюдением и исполнением, миллионы людей участвуют в коллизии интересов на той или другой стороне. Сюда же следует прибавить громоздкую систему судов, ведущих дорогостоящие, часто очень длительные процессы. Это громадные непроизводительные расходы, которые тяжелым бременем ложатся на цивилизацию. Их может позволить себе только очень богатое государство.
Вот почему, заметим в скобках, развитое гражданское общество в России построено никогда не будет. Соединенные Штаты потребляют сейчас 40 – 45% всех мировых ресурсов. Объединенная Европа – примерно столько же. Два этих колосса могут содержать многочисленные «паразитические сословия». У нас таких денег нет.
Впрочем, объективности ради заметим, что аналогичные случаи происходили и в России. В июле 2003 года взорвались снаряды на артиллерийских складах Тихоокеанского флота в районе поселка Таежный. Пострадали 27 человек. В августе того же года прогремели взрывы на военных складах примерно в 100 километрах юго-западнее Биробиджана. Согласно официальным данным, пострадали 7 человек. Пожар был ликвидирован по той же «спецтехнологии» – то есть ливневым дождем, хлынувшим среди ночи. А годом ранее, в июле 2002-го, громыхнул склад Главного ракетно-артиллерийского управления Министерства обороны России, расположенный в четырех километрах от Сызрани. Тогда пострадали около 100 человек.
Антропогенные катастрофы, то есть катастрофы, вызванные деятельностью человека, известны с давних времен. Собственно, возникать они стали, как только цивилизаторская активность древнего человечества достигла таких масштабов, которые начали нарушать естественное природное равновесие. Первые катастрофы были исключительно экологического характера: истощение пастбищных, охотничьих, посевных земель, вызванное, как правило, их чрезмерной эксплуатацией, заставляло племена и народы покидать обжитые места и мигрировать, часто в ожесточенных схватках с соседями, за сотни и тысячи километров от прежней территории обитания. Менялась геополитическая карта тогдашнего мира.
Однако с повышением качества сельскохозяйственных технологий кризисы этого типа, хоть и продолжали напоминать о себе периодическим голодом и недородами вплоть до середины XX века (а для некоторых регионов планеты, для Африки например, они актуальны и в настоящее время), тем не менее отодвинулись на второй план. Во всяком случае с появлением трансгенных версий базисных зерновых культур: риса, кукурузы, пшеницы, культур повышенной продуктивности, устойчивых к колебаниям климата и вредителям, стало очевидным, что данная проблема в принципе решена, и окончательному снятию ее с повестки дня препятствуют не столько сложности технологий, сколько политики.
Кошмар Великого Голода, тысячелетиями нависавший над человечеством, ныне рассеялся. Мир обрел в этой сфере уверенность, какой никогда прежде не знал. Зато, будто демон, дожидавшийся своего часа, выросла другая проблема, не менее грозная и масштабная.
На эту особенность развития нашей цивилизации следовало бы обратить внимание: сами средства преодоления какой-либо трудности неизбежно порождают другую трудность, в рамках прежних технологий непреодолимую. Так успехи медицины, особенно связанные с выживанием ослабленного потомства, породили проблему «летальных мутаций», груз которых теперь существенно ослабляет коллективный иммунитет человечества. Возникает риск стремительной эпидемии, остановить которую будет не просто. В свою очередь, победа либерализма, то есть утверждение в международных реалиях основных прав и свобод, в том числе права людей на свободное перемещение, породила «ориентализацию» Запада – колоссальный наплыв туда иммигрантов с Востока и Юга. Этот мощный этнокультурный субстрат Европы и США может стать детонирующим материалом для западной цивилизации.
Так же обстоит дело и с преодолением антропогенных кризисов. За относительную независимость от природы, за победу над древними демонами голода и стихий человечество заплатило тем, что пробудило нового монстра, силы которого кажутся неисчислимыми.
Имя ему – техногенные катастрофы.
На суше и на море
Видимо, первой по-настоящему задокументированной катастрофой такого рода стала гибель фрегата «Ваза» королевского военно-морского флота Швеции.
Этот корабль был последним достижением конструкторской мысли: четырехпалубное судно сорока восьми метров в длину, с тремя мачтами, с 64 пушками, которые в три ряда располагались по каждому борту. Главное, он должен был обладать невиданной для того времени скоростью – обгонять любые другие военные корабли. На фрегат возлагались большие надежды. Швеция должна была стать владычицей океанов. Однако, торжественно спущенный на воду 10 августа 1628 года, он после первого же парадного залпа из бортовых орудий накренился, завалился на бок и на глазах тысяч зрителей исчез под водой. Из команды спаслись лишь несколько человек.
Причины трагедии выяснились только через три с половиной века, когда фрегат был поднят со дна. Обнаружился фатальный просчет конструирования: в жертву скорости были принесены поперечные размеры судна. Корабль получился слишком «узким» и не имел устойчивости (1).
Вот наиболее известные техногенные катастрофы послевоенного времени.
1952 год – промышленный туман над Лондоном; считается, что он стал причиной смерти от 4 до 12 тысяч человек. 1955 год – взрыв на линкоре «Новороссийск», погибли 607 человек экипажа. Конец 1950 годов – загрязнение токсичными отходами залива Минамата (Япония), пострадали местные рыбаки. 1957 год – взрыв на химкомбинате «Маяк» под Челябинском, производившим оружейный плутоний, Восточно-Уральский радиоактивный след накрыл территорию с населением в 270 тысяч человек. 1963 год – прорыв плотины Вайонт (Италия), в громадном потоке воды погибли более двух тысяч местных жителей. 1963 год – гибель в Атлантическом океане американской подводной лодки «Трешер», могилу в пучине вод нашли 129 членов экипажа. 1967 год – катастрофа с нефтеналивным танкером «Торри Каньон», в море вылилось около 100 тысяч тонн нефти, была отравлена вся береговая линия Корнуолла (Англия). 1977 год – столкновение при взлете двух «боингов» в аэропорте Санта-Крус (Канарские острова), погибли 582 человека. 1978 год – катастрофа с супертанкером «Амоко Кадис» в Бискайском заливе, в море вылилось 223 тысячи тонн нефти, пострадало все побережье Бретани. 1984 год – трагедия на химическом заводе в Бхопале (Индия), погибли 20 тысяч человек, пострадало около 500 тысяч. 1986 год – взрыв американского космического корабля «Челленджер», погибли семь астронавтов. 1986 год – взрыв на третьем энергоблоке Чернобыльской атомной станции, от последствий аварии пострадали миллионы людей. 1986 год – столкновение в Цемесской бухте теплохода «Адмирал Нахимов» и сухогруза «Петр Васев», погибли 423 человека. 1988 год – столкновение самолетов на авиационном празднике в Рамштайне (Германия), результат – 70 погибших, более 300 раненых. 1989 год – гибель в Северном море подводной лодки «Комсомолец», вместе с ней на дно ушли 42 члена команды. 1994 год – гибель в Балтийском море парома «Эстония», количество жертв – 900 человек (1).
А вот некоторые, взятые наугад, катастрофы последнего времени.
Гибель подводной лодки «Курск» в Баренцевом море: погибли 118 членов команды. Столкновение двух самолетов над Боденским озером, разделяющим Швейцарию и Германию: погибли оба экипажа и все пассажиры. Столкновение поездов со взрывчатыми веществами в Ренчхоне (Северная Корея): примерно 160 человек погибли, 1300 – ранены. Взрыв газа при утечке из магистрального газопровода в бельгийском городе Ат: погибли 14 человек, ранены 200. Автобус и два автомобиля рухнули в реку из-за обвала моста в Португалии: погибли более 70 человек. (2).
Сообщения такого рода мы слышим в новостях практически каждый день. Конечно, при оценке их частоты следует делать скидку на стремление средств массовой информации к повышенной сенсационности. Акцентируются прежде всего плохие новости. Но даже при этом понятно, что все наше существование протекает в условиях непрекращающегося сражения. Личная безопасность давно стала иллюзией. Снаряды падают совсем рядом, разрывы все ближе, нет никаких гарантий, что следующим ударом не накроет тебя.
Особенно впечатляет статистика дорожно-транспортных происшествий. В конце XX века автокатастрофы ежегодно уносили примерно 250 тысяч жизней, еще почти миллион человек получал травмы. По осторожным прогнозам экспертов, в первой четверти XXI века на дорогах погибнет, по крайней мере, миллион человек, в десять раз больше людей в той или иной степени пострадают.
На безопасность нельзя рассчитывать даже у себя дома. Взрывы при утечках бытового газа, обрушение перекрытий, возгорания от неисправной электропроводки давно стали повседневной реальностью.
Никакие меры предосторожности не помогают. Техника, призванная защищать человека, оборачивается его злейшим врагом. Техносфера, то есть совокупность всех технических признаков цивилизации, требует от человечества все новых и новых жертв. На суше, на море, в воздухе, под землей. На улице, на производстве, в квартире, в офисе, в поезде, в самолете. Где бы человек ни находился, чем бы ни занимался он, хоть простым перекладыванием бумаг, у него всегда есть шанс пойти на заклание.
И, что самое тревожное, процесс этот обретает все большую интенсивность.
Молох из огня и металла
Сразу укажем на тот вид техногенных опасностей, с которыми человечество справляться более-менее научилось. Это – пожары. Конечно, пожары вспыхивает и сейчас. Более того, они иногда приобретают характер национальной трагедии. Памятен гигантский пожар в универмаге г. Асунсьон (2004 г.), где из-за идиотского распоряжения администрации, приказавшей заблокировать выходы, чтобы избежать мародерства, погибли более трехсот человек. Памятен пожар в гостинице «Санкт-Петербург» 1991-го года, когда выяснилось, что лестницы, имеющиеся у пожарных, не достают даже до середины здания, памятны недавние пожары в российских школах и интернатах, памятен пожар в здании Манежа в Москве (2004 г.), где огонь с невероятной скоростью распространился на площади две тысячи квадратных метров…
И все же таких пожаров, в которых, как прежде, выгорали бы целые города больше нет. Остались в прошлом Великий пожар Лондона (1666 г.), уничтоживший более 13 тысяч домов, колоссальный Московский пожар (1812 г.), о котором Наполеон в своих заметках писал, что «это было огненное море, небо и тучи казались пылающими», знаменитые пожары, охватившие в мае 1862 г. тот же Санкт-Петербург, гигантский пожар в Чикаго 1871-го года, оставивший без крова около 100 тысяч жителей.
Правда, складывается впечатление, что несмотря на все принципы безопасности, целенаправленно отрабатываемые в течение, по крайней мере, последних ста лет, несмотря на противопожарную технику и службы слежения, мы едва-едва удерживаем эту линию обороны, и при сочетании неблагоприятных условий, которое рано или поздно возникнет, очередная случайная искра, может разрастись до настоящего огненного катаклизма.
Что же касается катастроф другого рода, то, как видно из приведенных примеров, фронт здесь давно трещит по всем швам. Видимо, недалек тот час, когда он рухнет совсем.
Безнадежен вал предписаний, которым мы пытаемся отгородиться от этого чудовищного давления. В России свыше полутора миллионов ведомственных инструкций – будет их кто-нибудь исполнять? Даже если взять сравнительно безопасную сферу малого бизнеса, то милиция требует одного (поставить на окна решетки), пожарная инспекция – противоположного (решетки снять), санитарная инспекция – третьего, служба газа – четвертого, электрики – пятого. В результате не выполняется ничего. Примерно так же обстоит дело и в областях повышенных технологических рисков – даже в тех, которые касаются атомных станций. Удовлетворить всем правилам и требованиям невозможно. «Ни одна АЭС не выполняет до конца технический регламент. Практика эксплуатации вносит свои коррективы» (3). Представляется символичным то, что спусковым механизмом чернобыльской катастрофы послужило включение аварийной защиты реактора: «убило то, что должно было защитить» (3).
Инструкции – это вообще особый вид бюрократического творчества. Во многих случаях они пишутся не для того, чтобы обеспечить реальную безопасность работника (пользователя), а преследуют совершенно иные цели: в случае аварии оправдаться перед судом или вышестоящими организациями.
Причем интересно, что почти в каждом конкретном случае, почти при каждом катастрофическом происшествии можно обнаружить причину техногенного сбоя. Можно даже предложить комплекс мер, предотвращающих аналогичные сбои в будущем. И тем не менее к принципиальному улучшению ситуации это не приводит. Динамика катастроф нарастает. Нарастают их масштабность и частота. Не случайно специалисты по безопасности на производстве и транспорте полагают, что самое бесполезное тут – искать «стрелочника». За исключением, разумеется, случаев явного разгильдяйства. Это ничего не дает, только заслоняет истинные причины трагедии. Тем более, что единственной причины, как считают те же специалисты, у аварии не бывает. «Слесарь не законтрил гайку, потому что у него голова болела: вот уже две причины. Третья – проспал контролер ОТК. На Дмитровском шоссе (в Москве – АС) к разлитому бензину добавилась искра проезжающего троллейбуса. На «Зыряновской» (шахта, где произошел взрыв – АС) к непроветренному метану – искра «самоспасателя» (4). Таким образом, сбывается классический афоризм: «Случайность – это пересечение закономерностей».
В свою очередь, заметим, что колоссальной силы взрыв газопровода в Башкирии в 1989 году произошел именно в тот момент, когда в район утечки газа «влетели» на полной скорости сразу два пассажирских поезда. Считается, что катастрофу вызвала искра от одного из них. Тогда погибли более 500 человек.
Очевидно, что «случайности» техногенных сбоев – вовсе не так случайны, как может показаться на первый взгляд. Они действительно представляют собой проявления скрытой закономерности, мощного процесса, развивающегося в недрах нашей цивилизации.
Посмотрим, в чем его суть.
Очевидное – невероятное
Мы уже говорили в одной из предыдущих работ (5), что техносфера, совокупность всех материальных признаков цивилизации, обладает собственным потенциалом развития. Это значит, что любая техническая инновация, от спичек до космических кораблей, конечно, осуществляется человеком, однако не произвольно, а лишь по логике существующего технологического горизонта. Нельзя построить двигатель внутреннего сгорания раньше, чем будет открыта плавка металлов, возгонка нефти с выделением из нее фракций бензина или керосина, пока не будет изобретена система механических передач, пока не станут известны принципы промышленного конструирования. Инновационный процесс вырастает на этой почве и в момент своего проявления определяется только ей. Автор изобретения не может выйти за обозначенные пределы. А потому почти каждая крупная техническая инновация первоначально неудобна для человека. Она более сформатирована «для себя», нежели для него. Более подчинена необходимости, чем комфорту. Вспомним первые велосипеды, автомобили, паровозы, телевизоры, самолеты – крайне громоздкие и ненадежные в эксплуатации. Каждый экземпляр имел свой «характер». Управление ими было сродни искусству.
Далее происходит процесс приспособления техники к человеку, процесс делания ее удобной и предсказуемой. Инновация при этом утрачивает уникальность и превращается в серию. Управление ею сводится от искусства к рутинному комплексу навыков. Вся эта последовательность называется гуманизацией техносферы, и идет она непрерывно, буквально тысячи лет – с тех пор, как появились на Земле первые каменные орудия.
Разумеется, одновременно идет и встречный процесс – технологизация человека, сцепленного с материальной средой: непрерывное приспособление человеческого существа к различным техническим новшествам. Этот процесс осуществляется как за счет общего образования («умения нажимать кнопки»), так и за счет специальных тренингов, то есть профессионального обучения.
Итак, с одной стороны – гуманизация техносферы, с другой – технологизация человека. Смыкаясь в точке баланса, они обеспечивают устойчивость «машинной цивилизации».
Причем оба процесса имеют существенные ограничения. Технику нельзя сделать абсолютно «биологичной». Ее нельзя упрощать без предела: рамки гуманизации, приспособления, управляемости ставит сама конструкция. С другой стороны, технологизация человека тоже не бесконечна: она не может выйти за грани его физиологических характеристик.
Вот, в чем тут суть. Статистика катастроф, как лавина, нарастающая в последние десятилетия, дает все основания полагать, что сейчас этот второй ресурс, ресурс адаптации человека, уже исчерпан. Техносфера, опирающаяся ныне на сетевые методы управления, достигла, по-видимому, такого уровня сложности и быстродействия, который требует реакций, лежащих за пределами биологии. Они превышают физиологические возможности человека, и никакие профессиональные тренинги, никакие дополнительные регуляторы, никакие меры по безопасности не в силах компенсировать это трагическое отставание.
Изменилось само качество катастроф: ранее они были связаны с несовершенством техники, теперь ведущим является человеческий фактор.
Почему столкнулись самолеты над Боденским озером? Был отключен радар автоматического оповещения, отсутствовал на рабочем месте напарник авиадиспетчера, были отданы неправильные команды. Почему произошла трагедия в Цемесской бухте? Капитан сухогруза решил, что успеет проскочить раньше встречного парохода. Взрыв артиллерийского склада на Украине случился, потому что курили в неположенном месте. Взрыв артиллерийского склада под Биробиджаном – потому что в неположенном месте сливали бензин. В Киншасе (1996 г.) самолет рухнул на рынок, потому что перегрузился и в результате не хватило тяги на взлете. В Мозамбике (1986 г.) самолет врезался в вершину горы, потому что экипаж не обращал внимания на настойчивые, продолжительностью более 30 секунд, сигналы предупреждающей системы «Вектор». Впрочем, о чем можно еще говорить, если выясняется, что вертолет МИ-4 одного из гражданских авиаотрядов на Камчатке упал сразу же после взлета, потому что баки его, оказывается, заправили не бензином, а водопроводной водой (4). Причем, это не диверсия, это – халатность.
По оценкам экспертов, человеческие ошибки обуславливают сейчас 45% экстремальных ситуаций на атомных станциях, 80% авиакатастроф и более 80% катастроф на море. Еще выше этот показатель для автодорожных аварий, в том числе при перевозке опасных грузов (6).
Считается, что для новой техники, то есть техники, условно исправной на 100%, среднее время между двумя поломками в 4 раза больше, чем среднее время между двумя ошибками человека. Иными словами, техника виновата в 4 раза реже, чем человек (7).
Это – глобальный процесс. Согласно данным Брюссельского исследовательского центра по эпидемиологическим катастрофам, если в 1960-х годах от бедствий природного и техногенного характера в среднем за год пострадал 1 человек из 62 проживающих на Земле, то в 1990-х — уже 1 из 29 (6). Повышение, как мы видим, более чем в два раза.
В России же данная ситуация обостряется предельной изношенностью оборудования, которое во многих случаях не обновлялось уже несколько десятилетий. Здесь риск оказаться среди пострадавших намного выше, чем в развитых странах мира. В России число погибших от катаклизмов разного рода ежегодно повышается в среднем на 4%, материальный ущерб возрастает в среднем на 10%. Причем, если количество стихийных бедствий остается примерно на том же уровне, то количество аварий и катастроф только в период с 1991 – 1996 гг. возросло более чем в пять раз (8). Еще немного и они сольются в один технологический катаклизм, непрерывный Армагеддон, затрагивающий всех и каждого. Жить придется в условиях ни на секунду не прекращающейся катастрофы.
Разумеется, одновременно с возрастанием плотности техносферы совершенствовались и методы ее регулирования. Теперь возможные техногенные сбои просчитываются заранее, разрабатываются специальные программы, позволяющие их избегать.
Однако здесь обозначился принципиальный тупик.
В сверхсложных процессах, каковыми стали сейчас процессы индустриального взаимодействия, при той плотности технологических «пересечений», которая уже существует, нельзя предусмотреть каждый шаг. Всегда остается некая «зона неопределенности», некий зазор, который и порождает наибольшее количество рисков.
Говоря иными словами, если вероятность несчастного случая меньше одной миллионной, никому и в голову не придет проводить дорогостоящие превентивные мероприятия. Вместе с тем, если на Земле находится миллион атомных станций и для каждой из них вероятность аварии тоже одна миллионная, то существует очень значительный шанс, что в ближайшие 10 – 15 лет хотя бы одна из них даст катастрофический выброс.
Конечно, миллиона атомных станций у нас пока нет. Однако и имеющихся достаточно, чтобы жить в напряженном состоянии стресса.
Где в следующий раз громыхнет?
Показательна в этом смысле крупнейшая в истории авиации катастрофа в аэропорту Санта-Крус. К ней привел длинный сюжет, изобилующий самыми невероятными «пересечениями». В аэропорту Лас-Пальмас была взорвана бомба, власти его закрыли, и множеству рейсов пришлось использовать маленький аэродром острова Тенерифе. Свою роль сыграли туман, стоявший именно в этот день, плохая связь, отсутствие на полосах светофоров, регулирующих движение, желание экипажей улететь как можно скорее, профсоюзные нормы, ужесточившиеся как раз в это время. Короче – сочетание обстоятельств, каждое из которых имело очень малую вероятность. А в результате столкнулись два самолета, ведомые опытными пилотами, погибли 582 человека.
Это и есть тупик. Мир стал настолько сложен, что катастрофы, им порождаемые, невозможно предотвратить именно по причине их абсолютной невероятности.
Их невозможно даже предположить.
Если военная авиация регулярно проводит тренировочные учения, значит когда-нибудь истребитель столкнется с фуникулером, как это несколько лет назад произошло в Италии. Если в океанах плавают подводные лодки, значит рано или поздно одна их них протаранит рыболовное судно. Обратим внимание на взрыв газопровода в Башкирии: пассажирские поезда, которые «влетели» в скопление газа, что и вызвало взрыв, не только не должны были пересечься между собой, но и вообще находиться здесь в это время; один задержался в пути из-за технических неполадок, второй – из-за того, что пришлось высаживать беременную пассажирку. Сочетание двух-трех не слишком вероятных событий, результат – гибель более пятисот людей.
Видимо, следует признать очевидный факт. Техносфера, достигнув определенных структурных пределов, выходит из-под контроля. Дальнейшее рассогласование ее с человеком чревато катастрофами планетарных масштабов.
Причем, ничего хорошего нас не ждет. Сложность индустриальных взаимодействий будет увеличиваться с каждым годом, будут постоянно нарастать их множественность и быстрота, адаптивные реакции и защита будут все больше опаздывать. Недалек, вероятно, тот час, когда они отстанут настолько, что уже не удастся вывернуться из-под шипов накатывающейся Колесницы.
Недостатки, как известно, это продолжение наших достоинств.
Техногенные достоинства нашей цивилизации ныне непомерно тягостны для нее самой.
В джунглях на ощупь
Впрочем, избыточная сложность техносферы, громоздящая катастрофу на катастрофу, это лишь одна сторона современной реальности. Существует и другая ее сторона, менее эффектная, вероятно, менее бросающаяся в глаза, однако порождающая в перспективе даже большие риски, чем первая.
Это – чрезмерная усложненность социума.
Собственно, однотипность развития техносферы и социосферы стала понятной еще со времен работ Людвига фон Берталанфи, показавшего, что система, то есть целое, не сводимое к механической сумме его частей, представляет собой явление универсальное – общее, как для естественных, так и для гуманитарных наук. Развитие социосферы также осуществляется в русле определенного структурного горизонта, а ее инноватика порождается той же логикой системных закономерностей. В итоге формализованный социум, например государство, обретает свои онтологические интересы, далеко не всегда совпадающие с интересами человека.
Примеров здесь великое множество. Наиболее показательны, на наш взгляд, визы в зарубежные страны. Сейчас трудно себе представить, но всего сто лет назад для поездки за рубеж требовались только деньги. Мир был и в самом деле открыт, ни о каких разрешениях, приглашениях, правилах, которые к тому же постоянно меняются, ни о каких анкетах, заявлениях, декларациях и прочих формальностях тогда слыхом не слыхивали. Размежевание интересов здесь очевидно: государству визы необходимы – они служат регуляторами перемещений, однако собственно человеку визы вовсе не требуются. Человеку не нужны – визы, границы, досмотры, таможни – вся эта «нечеловеческая» структурность, неумолимо наращиваемая социумом. Гуманизация здесь идет по пути упрощения данных структур – процесс сложный, длительный, но, тем не менее, приносящий определенные результаты; можно вспомнить хотя бы «зеленые коридоры» с редуцированной процедурой перехода границы или полностью безвизовое перемещение в «Шенгенской зоне» Европы.
И точно так же идет встречный процесс – процесс непрерывной социализации человека, процесс обучения его внутренней социальной механике, процесс вписывания человека в правила конкретного общества. Этим занимаются семья, школа, различные воспитательные программы.
Невооруженным глазом заметно, что динамического баланса здесь нет: оба процесса не дотягиваются до точки пересечения, между ними наличествует функциональный разрыв, заполняемый уродливыми структурными скрепами. Преодолеть эти джунгли практически невозможно. Опрос, проведенный несколько лет назад интернетовской службой «Моутли фул» в Великобритании, показал, например, что большинству англичан проще отказаться от выгодного предложения своего банка, где размещен их индивидуальный сберегательный счет, чем вникать в суть сложных банковских формулировок. Впрочем, бог с ними, с банками. Трудности вызывает даже инструкция по пользованию обыкновенной стиральной машиной. Требуется незаурядная сообразительность, чтобы понять, чем отличается один режим от другого и почему по окончанию стирки надо сначала перейти на программу «Специальная обработка», если она вовсе не требуется, и лишь затем выключать машину, «нажав на ручку командоаппарата». Однако, как «закрепить шпиндельный язычок в просечке углового тангенц-держателя» (инструкция по подвешиванию шкафчика в ванной), понять уже невозможно.
Картография технико-социальных джунглей поражает бессмысленностью. Она создается не для пользователя, не для человека, а только для обеспечения внутренних функциональных потребностей. И потому авиабилет, особенно в зарубежные страны, где, по идее, должны быть указаны лишь номер рейса, место и время вылета, превращается в целую книжечку, не помещающуюся, кстати, ни в один стандартный карман, которую можно изучать часами. Правда, без малейшей надежды извлечь оттуда что-либо полезное для себя. Никто, вероятно, и не пытается. Точно так же, как никто никогда, если он, конечно, находится в здравом рассудке, не пытается изучать «Правила пользования метрополитеном», отпечатанные мелким шрифтом бог знает на скольких типографских страницах и вывешенные в каждом вагоне метро. А потому никогда не узнает, что в нашем метро, например, запрещено кататься на роликовых коньках, снимать резиновые поручни с эскалатора, проникать в отверстия вентиляционных шахт, ездить на мотоциклах и других транспортных средствах». Это, видимо, очень важное предупреждение, поскольку создано оно министерством и утверждено Комитетом по транспорту администрации города.
Идиотские предупреждения – вообще особая тема. Упаковка снотворного предупреждает, что это лекарство может вызвать сонливость, инструкция к фену для сушки волос рекомендует не включать его во время сна, пакетик с лососем обращает внимание на то, что «этот продукт содержит рыбу», а инструкция на упаковке с арахисом, раздаваемым на некоторых американских авиалиниях, советует предпринять следующие не очевидные действия: «1). Откройте пакетик», 2). Ешьте орехи».
Конечно, многие такие предупреждения делаются не от хорошей жизни. После того, как некая американка, ошпарившаяся горячим кофе из пластмассового стаканчика, выиграла процесс против компании «Макдональд», которая должна была выплатить ей в качестве компенсации за ущерб более двух с половиной миллионов долларов, некоторые компании стали писать на стаканчиках с горячим кофе: «Осторожно, горячий кофе!». А после того, как некий предприимчивый американец, перетаскивавший холодильник и повредивший при этом спину, тоже выиграл процесс против компании-изготовителя, в инструкциях по пользованию холодильниками появилось строгое предостережение: «Носить на спине не рекомендуется!». Дошло до того, что фирмы, производящие утюги, снабжают их напоминанием о том, что не следует гладить одежду прямо на теле, фирмы, занятые выпуском стиральных машин, строго запрещают стирать в них кошек, а на баночках с некоторыми деликатесами теперь красуется надпись: «Не переворачивайте открытую баночку вверх дном!». Правда, помещена эта надпись как раз на дне баночки.
Не будем касаться такого явления как бюрократия. На эту тему написаны тысячи серьезных исследований. Бюрократия стала грозой нашей цивилизации, вероятно, более разорительной, чем ураганы и землетрясения. Исчезает в безвестности гуманитарная помощь, направленная в районы бедствий, растворяются в небытии транши, займы, кредиты, переведенные в отстающие страны. Любой вопрос, даже самый элементарный, ковыляет по административным инстанциям со скоростью муравья, охромевшего сразу на все конечности. Это общеизвестно. Обратим внимание лишь на такой, не самый выдающийся факт: рядовой комитет Конгресса Соединенных Штатов Америки, кстати, вместе с обслуживающим персоналом достигающий численности в 400 человек, производит за год примерно 10 000 страниц отчетной документации. Кто-нибудь может это освоить? Кто-нибудь в состоянии понять смысл этого бюрократического извержения? Неизвестно, сколько бумаг производит за год Государственная Дума России, но, вероятно, достаточно, чтобы загрузить ими небольшой эшелон. Причем, можно с уверенностью утверждать, что 90% этих бумаг никто никогда не читает. Никто к ним даже не прикасается. Тогда зачем их производить?
Вопрос, разумеется, риторический.
Хуже другое. Ни один человек ни в одной стране мира представления не имеет о законах того государства, гражданином которого он является. Кто-нибудь из нас может процитировать Конституцию? Кто-нибудь знает, на что он имеет право хотя бы в том простом случае, если его на улице вдруг задержит милиционер? Кто-либо из пенсионеров способен проверить правильность начисляемой ему пенсии? Кто-либо из молодежи в состоянии оценить договор, подписываемый при поступлении на работу? В идеальном государстве Платона было всего три категории граждан: правители, воины и работники. Великий философ считал, что этого будет вполне достаточно. А теперь, чтобы просто перечислить набор профессий с краткой их расшифровкой, требуется толстенный справочник. Государственно-социальные отношения превратились в такие джунгли, сквозь которые можно продраться только имея опытного проводника.
Как решить проблему? Обратиться к специалисту. Это то, на чем держится современный мир. И вот мы имеем специалиста по уголовному законодательству, по гражданскому законодательству, по бракоразводным процессам, по продаже квартир, по продаже земельных участков, по корпоративным законам, по работе с местными органами администрации, по здравоохранению, по страхованию, по социальному обеспечению. Миллионы людей создают законы и правила, миллионы людей следят за их соблюдением и исполнением, миллионы людей участвуют в коллизии интересов на той или другой стороне. Сюда же следует прибавить громоздкую систему судов, ведущих дорогостоящие, часто очень длительные процессы. Это громадные непроизводительные расходы, которые тяжелым бременем ложатся на цивилизацию. Их может позволить себе только очень богатое государство.
Вот почему, заметим в скобках, развитое гражданское общество в России построено никогда не будет. Соединенные Штаты потребляют сейчас 40 – 45% всех мировых ресурсов. Объединенная Европа – примерно столько же. Два этих колосса могут содержать многочисленные «паразитические сословия». У нас таких денег нет.
Обсуждения Пасынки Средневековья